Эрик Юханссон, шедший слева от него, выругался, споткнувшись о камень. Над ними с ревом пролетел вертолет и сделал широкий круг над долиной.
И тогда они тоже ходили в горы. Недалеко, всегда так, чтобы не терять из виду отель.
Он, передохнув, двинулся дальше. Надо открыть еще какую-то дверь, подумал он. Необычно жаркий августовский вечер в горах. Где были сестры, он не помнит. Но женщина по имени Вера и его отец сидели на раскладных стульях около бревенчатого дома. Стефану это не понравилось, и он ушел за дом. Там была дверь, и он ее открыл. Он не знал, можно входить или нет. Но тут жила Вера, две крошечные комнатки с низким потолком. На комоде стояло несколько фотографий. Одна из них – свадебная. Вера со своим мужем в военной форме.
Теперь он помнил совершенно ясно. Муж Веры был в немецком мундире, улыбающаяся Вера – в платье, на голове – венок из цветов. Или, может, это была фата. И рядом с этим снимком был еще один, в застекленной рамке. Портрет Гитлера. В этот момент дверь открылась. Это были Вера и его отец. Вера что-то возмущенно ска-зала по-немецки, может, на ломаном шведском, звучавшем совершенно по-немецки. А отец оттащил его от комода и дал ему пощечину.
На этом месте картинка памяти погасла. Пощечина – и все. Он совершенно не помнил обратный путь в Чинну, ни тесноты в машине, ни постоянной тошноты – ничего. Фотография Гитлера, пощечина – и все.
Стефан медленно покрутил головой. Тридцать лет назад отец собрался навестить немецкую женщину, работавшую официанткой в горном отеле, и взял их с собой. Под самой поверхностью, словно на снимке с двойной экспозицией, ощущалось присутствие гитлеровской эпохи. Как правильно сказал Веттерстед: ничто не исчезает насовсем, только принимает новые формы, появляются новые выражения, но мечта о превосходстве белой расы по-прежнему жива. Его отец поехал навестить женщину по имени Вера. И дал ему пощечину, когда он случайно увидел то, чего не должен был видеть.
Что было еще? Он покопался в памяти. Но его отец никогда потом ничего не обсуждал. А память после той пощечины отключилась.
Они шли и шли. Вертолет сделал еще один круг и взял курс на юг. Стефан смотрел на горы, но видел перед собой только две фотографии на комоде в комнате с низким потолком.
Видимость становилась все хуже, и наконец, они очутились в сплошном тумане. Пришлось вернуться назад. К шести часам они добрались до дачи, до того места, откуда вышли. Вновь прилетел вертолет, забрал собак с кинологами, кроме одного, и улетел в Эстерсунд. Пилот оставил им корзину с бутербродами и кофе. Рундстрём, когда не говорил по телефону, пытался связаться с кем-то по рации. Стефан держался в стороне. Джузеппе слушал доклад криминалиста о результатах осмотра дома и что-то записывал. Потом он налил себе кофе и подошел к Стефану.
– Кое-что удалось узнать, – сказал он.
Джузеппе осторожно поставил чашку с кофе на камень и стал листать блокнот.
– Владельца дачи зовут Курт Фростенгрен, он живет в Стокгольме. На даче бывает летом, под Рождество и Новый год, иногда приезжает на недельку в марте – покататься на лыжах. Остальное время года дом пустует. Дом, кажется, достался ему в наследство от родни. Наш приятель, значит, взломал дом и устроил тут свой штаб. Потом исчез. Он знает, что Эльза Берггрен видела его лицо. Он также не может исключить нашей способности складывать два и два – наверняка он считает, что мы догадались, что это он был в ресторане и стащил мою записку. Он хладнокровен, мы не должны его недооценивать. Он знает, что мы его ищем, особенно после того, как он напал на Эльзу и тебя.
– И куда он направляется?
Джузеппе подумал, прежде чем ответить.
– Я бы сформулировал вопрос по-другому, – сказал он. – Почему он все еще здесь?
– Что-то еще не сделано.
– Вопрос только – что? Что еще не сделано?
– Он хочет знать, кто убил Авраама Андерссона.
Джузеппе покачал головой:
– И не только это. Он хочет большего. Он хочет убить того, кто это сделал.
Джузеппе был прав. Другого объяснения не было. У Стефана оставался только один вопрос.
– Почему это так для него важно?
– Если мы это узнаем, мы узнаем все.
Они помолчали, глядя в туман.
– Он прячется. Он очень ловок, этот парень из Буэнос-Айреса.
Стефан посмотрел на него удивленно:
– Откуда ты знаешь, что он из Буэнос-Айреса?
Джузеппе вынул из кармана смятую бумажку. Рваный кусок газеты, приложение к «Афтонбладету» с кроссвордами. На полях было что-то написано и зачеркнуто, но прочитать было можно.
– 5411, – сказал Джузеппе. – 54 – это Аргентина, а 11 – Буэнос-Айрес. Газета от двенадцатого июня, когда Фростенгрен был тут. Он откладывал старые газеты для растопки. Но цифры написал кто-то другой. Наверняка Фернандо Херейра. Газета в машине испанская, не аргентинская, но язык тот же. Думаю, в Швеции не так-то легко купить аргентинские газеты. Но испанские – запросто.
– А его номера в Буэнос-Айресе у нас нет?
– Нет.
Стефан задумался:
– То есть ты хочешь сказать, что он звонил отсюда в Аргентину? А нельзя ли узнать куда?
– Сейчас этим занимаются. Но у Фростенгрена обычный телефон, ничего не надо заказывать, просто набираешь номер – и все. Если бы он использовал мобильник, было бы проще.
Джузеппе нагнулся, поднял чашку с кофе и поднес ее к губам.
– Я все забываю, что мы ловим не одного, а как минимум двоих хладнокровных убийц. Хладнокровных и жестоких. О Фернандо Херейре у нас уже есть какое-то представление, мы можем примерно представить рисунок поведения. А второй? Тот, кто убил Андерссона?
Вопрос повис в тумане. Джузеппе пошел поговорить с Рундстрёмом и оставшимся кинологом. Стефан посмотрел на овчарку – она была совершенно вымотана. Лежала, положив голову на влажную землю. Интересно, испытывают ли они чувство вины, подумал Стефан, если им не удалось ничего найти.
Через полчаса Джузеппе и Стефан решили вернуться в Свег. Остальные во главе с Рундстрёмом остались в Фюнесдалене. Они ехали по лесной дороге в полном молчании. На этот раз за рулем был Джузеппе. Стефан видел, что он очень устал.
Незадолго до Свега Джузеппе вдруг резко затормозил и свернул на обочину.
– Не понимаю, – сказал он. – Кто убил Авраама Андерссона? Мы скользим по поверхности и даже не представляем себе, что за всем этим стоит. Аргентинец, вместо того, чтобы как можно быстрее удрать, уходит в горы. Он не бежит, он уходит, он прячется, чтобы вернуться.
– Есть еще одна возможность, – сказал Стефан, – мы ее еще не рассматривали. А именно, что человек, называющий себя Фернандо Херейра, знает гораздо больше, чем мы.
Джузеппе с сомнением покачал головой:
– Тогда бы он не делал капюшон с прорезями из шерстяной шапочки и не врывался к Эльзе со своими вопросами.
Они уставились друг на друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
И тогда они тоже ходили в горы. Недалеко, всегда так, чтобы не терять из виду отель.
Он, передохнув, двинулся дальше. Надо открыть еще какую-то дверь, подумал он. Необычно жаркий августовский вечер в горах. Где были сестры, он не помнит. Но женщина по имени Вера и его отец сидели на раскладных стульях около бревенчатого дома. Стефану это не понравилось, и он ушел за дом. Там была дверь, и он ее открыл. Он не знал, можно входить или нет. Но тут жила Вера, две крошечные комнатки с низким потолком. На комоде стояло несколько фотографий. Одна из них – свадебная. Вера со своим мужем в военной форме.
Теперь он помнил совершенно ясно. Муж Веры был в немецком мундире, улыбающаяся Вера – в платье, на голове – венок из цветов. Или, может, это была фата. И рядом с этим снимком был еще один, в застекленной рамке. Портрет Гитлера. В этот момент дверь открылась. Это были Вера и его отец. Вера что-то возмущенно ска-зала по-немецки, может, на ломаном шведском, звучавшем совершенно по-немецки. А отец оттащил его от комода и дал ему пощечину.
На этом месте картинка памяти погасла. Пощечина – и все. Он совершенно не помнил обратный путь в Чинну, ни тесноты в машине, ни постоянной тошноты – ничего. Фотография Гитлера, пощечина – и все.
Стефан медленно покрутил головой. Тридцать лет назад отец собрался навестить немецкую женщину, работавшую официанткой в горном отеле, и взял их с собой. Под самой поверхностью, словно на снимке с двойной экспозицией, ощущалось присутствие гитлеровской эпохи. Как правильно сказал Веттерстед: ничто не исчезает насовсем, только принимает новые формы, появляются новые выражения, но мечта о превосходстве белой расы по-прежнему жива. Его отец поехал навестить женщину по имени Вера. И дал ему пощечину, когда он случайно увидел то, чего не должен был видеть.
Что было еще? Он покопался в памяти. Но его отец никогда потом ничего не обсуждал. А память после той пощечины отключилась.
Они шли и шли. Вертолет сделал еще один круг и взял курс на юг. Стефан смотрел на горы, но видел перед собой только две фотографии на комоде в комнате с низким потолком.
Видимость становилась все хуже, и наконец, они очутились в сплошном тумане. Пришлось вернуться назад. К шести часам они добрались до дачи, до того места, откуда вышли. Вновь прилетел вертолет, забрал собак с кинологами, кроме одного, и улетел в Эстерсунд. Пилот оставил им корзину с бутербродами и кофе. Рундстрём, когда не говорил по телефону, пытался связаться с кем-то по рации. Стефан держался в стороне. Джузеппе слушал доклад криминалиста о результатах осмотра дома и что-то записывал. Потом он налил себе кофе и подошел к Стефану.
– Кое-что удалось узнать, – сказал он.
Джузеппе осторожно поставил чашку с кофе на камень и стал листать блокнот.
– Владельца дачи зовут Курт Фростенгрен, он живет в Стокгольме. На даче бывает летом, под Рождество и Новый год, иногда приезжает на недельку в марте – покататься на лыжах. Остальное время года дом пустует. Дом, кажется, достался ему в наследство от родни. Наш приятель, значит, взломал дом и устроил тут свой штаб. Потом исчез. Он знает, что Эльза Берггрен видела его лицо. Он также не может исключить нашей способности складывать два и два – наверняка он считает, что мы догадались, что это он был в ресторане и стащил мою записку. Он хладнокровен, мы не должны его недооценивать. Он знает, что мы его ищем, особенно после того, как он напал на Эльзу и тебя.
– И куда он направляется?
Джузеппе подумал, прежде чем ответить.
– Я бы сформулировал вопрос по-другому, – сказал он. – Почему он все еще здесь?
– Что-то еще не сделано.
– Вопрос только – что? Что еще не сделано?
– Он хочет знать, кто убил Авраама Андерссона.
Джузеппе покачал головой:
– И не только это. Он хочет большего. Он хочет убить того, кто это сделал.
Джузеппе был прав. Другого объяснения не было. У Стефана оставался только один вопрос.
– Почему это так для него важно?
– Если мы это узнаем, мы узнаем все.
Они помолчали, глядя в туман.
– Он прячется. Он очень ловок, этот парень из Буэнос-Айреса.
Стефан посмотрел на него удивленно:
– Откуда ты знаешь, что он из Буэнос-Айреса?
Джузеппе вынул из кармана смятую бумажку. Рваный кусок газеты, приложение к «Афтонбладету» с кроссвордами. На полях было что-то написано и зачеркнуто, но прочитать было можно.
– 5411, – сказал Джузеппе. – 54 – это Аргентина, а 11 – Буэнос-Айрес. Газета от двенадцатого июня, когда Фростенгрен был тут. Он откладывал старые газеты для растопки. Но цифры написал кто-то другой. Наверняка Фернандо Херейра. Газета в машине испанская, не аргентинская, но язык тот же. Думаю, в Швеции не так-то легко купить аргентинские газеты. Но испанские – запросто.
– А его номера в Буэнос-Айресе у нас нет?
– Нет.
Стефан задумался:
– То есть ты хочешь сказать, что он звонил отсюда в Аргентину? А нельзя ли узнать куда?
– Сейчас этим занимаются. Но у Фростенгрена обычный телефон, ничего не надо заказывать, просто набираешь номер – и все. Если бы он использовал мобильник, было бы проще.
Джузеппе нагнулся, поднял чашку с кофе и поднес ее к губам.
– Я все забываю, что мы ловим не одного, а как минимум двоих хладнокровных убийц. Хладнокровных и жестоких. О Фернандо Херейре у нас уже есть какое-то представление, мы можем примерно представить рисунок поведения. А второй? Тот, кто убил Андерссона?
Вопрос повис в тумане. Джузеппе пошел поговорить с Рундстрёмом и оставшимся кинологом. Стефан посмотрел на овчарку – она была совершенно вымотана. Лежала, положив голову на влажную землю. Интересно, испытывают ли они чувство вины, подумал Стефан, если им не удалось ничего найти.
Через полчаса Джузеппе и Стефан решили вернуться в Свег. Остальные во главе с Рундстрёмом остались в Фюнесдалене. Они ехали по лесной дороге в полном молчании. На этот раз за рулем был Джузеппе. Стефан видел, что он очень устал.
Незадолго до Свега Джузеппе вдруг резко затормозил и свернул на обочину.
– Не понимаю, – сказал он. – Кто убил Авраама Андерссона? Мы скользим по поверхности и даже не представляем себе, что за всем этим стоит. Аргентинец, вместо того, чтобы как можно быстрее удрать, уходит в горы. Он не бежит, он уходит, он прячется, чтобы вернуться.
– Есть еще одна возможность, – сказал Стефан, – мы ее еще не рассматривали. А именно, что человек, называющий себя Фернандо Херейра, знает гораздо больше, чем мы.
Джузеппе с сомнением покачал головой:
– Тогда бы он не делал капюшон с прорезями из шерстяной шапочки и не врывался к Эльзе со своими вопросами.
Они уставились друг на друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108