Скибан, конечно, любил пить, но делал он это всегда умело. Шоферы, работавшие с ним, рассказывали, что он способен проглотить в один прием литр водки и после этого как ни в чем не бывало вести машину по горной дороге. Нет никаких сомнений в том, что гибель Скибана организована. Надо искать того, кто это сделал.
Зубавин выбился из сил, спускаясь по крутому скалистому откосу ущелья. Он присел на камень, тяжело дыша и вытирая залитое потом лицо. Отдохнув, закурил и, разгоняя дым рукой, озабоченно посмотрел вверх, на дорогу и мост, стараясь представить себе, как была инсценирована авария. Очевидно, тот, кто сидел в кабине рядом со Скибаном, на подходах к мосту попросил водителя остановиться и затем оглушил его ударом по голове или даже сразу убил. Что сделал убийца Скибана потом, овладев машиной? Перейдя на левое крыло, он круто повернул руль в сторону пропасти, выдернул до отказа рычажок ручного газа, переключил рычаг скоростей на первую передачу и, отпустив выжатую педаль сцепления, направил грузовик на мост, а сам соскочил на землю… Сбив перила моста, машина с мертвым водителем рухнула в пропасть. Пока долетела до воды, она, наверно, раз пять перевернулась в воздухе.
Зубавин бросил недокуренную папиросу и продолжал спуск. Через несколько минут он стоял по колено в ледяной воде перед грудой смятого, искореженного железа и, хмурясь, кусая губы, смотрел на мертвого водителя, зажатого между расщепленной передней стенкой кузова и пружинной спинкой шоферского сиденья. Большая, голая, с проломом на затылке голова. Седые брови над выпуклыми остекленевшими глазами…
Убит был не шофер Скибан, а председатель правления яворской артели по производству мебели Стефан Янович Дзюба, которого хорошо знал Зубавин. Шофера Скибана не оказалось под обломками грузовика. Не были обнаружены его следы и на берегу речушки, на снежной целине. Отпечатки его сапог были найдены наверху, на дороге. Собака, пущенная по следу, привела к автостраде и дальше оказалась бессильной…
Кларк поселился на южной окраине Явора, на Степной. Эта тихая, малолюдная улица, по ночам не освещаемая, без мостовой и тротуаров, имела одну особенность: все ее старинные одноэтажные домики до самых труб скрывались в зелени виноградных лоз, черешен и яблонь, тополей и лип, цветущей сирени и вишен.
Прежде чем попасть в любой дом Степной улицы, надо обязательно пройти через сад, виноградник или палисадник.
…Кларк поздним вечером возвращался домой. Вся Степная из конца в конец была погружена во мрак. Ни одного освещенного окна. В молодых листьях лип и тополей шуршал мелкий, тихий, обычный для Закарпатья дождик. В темноте скупо блестели свежие лужи.
Кларк медленно с непокрытой головой, жадно вдыхая ночной весенний воздух, шел вдоль живой изгороди. Кисти сирени и ветви японских вишен, тяжелые от воды, ласково хлестали его по щекам, путались в волосах, освежали своей прохладой. Кларк отдыхал. Ах, какое это блаженство – не озираться в поисках подозрительного взгляда, не напрягать до предела нервы, не изощряться перед всеми и каждым, исполняя тяжкую роль веселого, довольного жизнью, заслуженного человека, хорошо знающего себе цену фронтовика и в то же время простого и скромного русского парня Ивана Белограя…
Подойдя к своему дому, Кларк открыл калитку и, перешагнув порог, остановился. Нет, он не пойдет в эту душную, с одним окном, с одним стулом, с твердой и узкой кроватью комнату, похожую на келью или тюремную камеру. Всю ночь, до соловьиных песен, проведет он в весеннем саду.
Он ощупью нашел в темноте скамейку, сел и, опираясь спиной о ствол липы, поднял лицо к небу, закрыл глаза и улыбнулся. Хорошо!
Глуховатый осторожный голос неожиданно прервал блаженство Кларка:
– Добрый вечер, товарищ Белограй!
– Кто… кто там? – Только огромным усилием воли Кларк заставил себя не вскочить со скамейки.
– Это я, Скибан. Шофер… Не бойтесь. Живой Скибан, а не привидение.
Из-за куста сирени вышел сутулый человек в непромокаемом пальто и шляпе. Он сел на скамейку рядом с Кларком. От него разило водкой.
– Извиняюсь, конечно, за беспокойство, пан Белограй, но у меня есть большая нужда в разговоре с вами.
Говорил он вполголоса, почти шопотом, спокойно перекидывая с ладони на ладонь раскрытый нож, длинный и узкий, режущий Кларку глаза своим нестерпимым блеском.
– Я рад, дорогой друг, что ты пришел. Как дела? – спросил Кларк, делая вид, что не удивлен появлением Скибана, и будто не замечая опасной игрушки в его руках.
– Рады вы или не рады, а я вот взял да и пришел. И не уйду, пока обо всем не договоримся.
– Случилось что-нибудь? – забеспокоился Кларк.
– Не притворяйтесь, пан Белограй. Со мной это лишнее. – Он придвинулся и толкнул Кларка локтем. – Не рой, как говорится, другому яму, сам в нее попадешь. Подумайте, это быдло Дзюба, царство ему небесное, хотел меня на тот свет отправить. Не на такого напал! – Он усмехнулся и еще раз толкнул Кларка. – Вам теперь ясно, пан Белограй, с кем имеете дело? – И, не дожидаясь ответа, уже трезво и деловито, тоном приказа сказал: – Слушайте меня внимательно. Послезавтра в свой первый заграничный рейс отправляется комсомольский паровоз Василя Гойды. Ночью, поближе к утру, я заберусь под этот самый паровоз. У меня будет двойной асбестовый мешок, в который вы меня упакуете и замаскируете под колосниковой решеткой паровозной топки, в поддувале. – Скибан помолчал, пробуя лезвие ножа ногтем и блестящими глазами глядя на Кларка. – Вопросы будут?
Кларк сказал:
– Все ясно. Я снабжу вас долларами и явкой.
– Вот и хорошо, договорились! Люблю догадливых людей. Спокойной ночи! – Скибан поднялся, протянул Кларку руку и стиснул его пальцы так, что они захрустели. – Не просчитайтесь еще раз, пан Белограй!
– Выиграл!… Выиграл!…
С такими словами слесарь Белограй выскочил в обеденный перерыв из красного уголка паровозного депо. Он размахивал над головой брошюрой в белой обложке.
– Сколько? – с завистью спросил слесарь Степняк, у которого Белограй работал подручным.
Белограй схватился за голову:
– Ой, столько, брат, что и говорить страшно!
– Тысячу?
– Больше.
– Две?
Белограй блаженно прижмурился:
– Хватай выше!
– Пять?
– Еще выше.
– Десять?
– Еще столько прибавь – и то не угадаешь.
– Больше двадцати? – с изумлением спросил Степняк.
Иван Белограй виновато улыбнулся:
– Да, брат, что поделаешь, подвезло. Четвертная. Понимаешь, два-дцать пять!
На молодого слесаря со всех сторон замахали руками:
– Хвастаешь!
– Не верите? Вот чудаки! Посмотрите в таблицу. – Он совал всем в руки брошюру. – Не в этом тираже смотрите, а в прошлогоднем. На десятой странице. Третья строчка. Нашли? Это моя серия и мой номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Зубавин выбился из сил, спускаясь по крутому скалистому откосу ущелья. Он присел на камень, тяжело дыша и вытирая залитое потом лицо. Отдохнув, закурил и, разгоняя дым рукой, озабоченно посмотрел вверх, на дорогу и мост, стараясь представить себе, как была инсценирована авария. Очевидно, тот, кто сидел в кабине рядом со Скибаном, на подходах к мосту попросил водителя остановиться и затем оглушил его ударом по голове или даже сразу убил. Что сделал убийца Скибана потом, овладев машиной? Перейдя на левое крыло, он круто повернул руль в сторону пропасти, выдернул до отказа рычажок ручного газа, переключил рычаг скоростей на первую передачу и, отпустив выжатую педаль сцепления, направил грузовик на мост, а сам соскочил на землю… Сбив перила моста, машина с мертвым водителем рухнула в пропасть. Пока долетела до воды, она, наверно, раз пять перевернулась в воздухе.
Зубавин бросил недокуренную папиросу и продолжал спуск. Через несколько минут он стоял по колено в ледяной воде перед грудой смятого, искореженного железа и, хмурясь, кусая губы, смотрел на мертвого водителя, зажатого между расщепленной передней стенкой кузова и пружинной спинкой шоферского сиденья. Большая, голая, с проломом на затылке голова. Седые брови над выпуклыми остекленевшими глазами…
Убит был не шофер Скибан, а председатель правления яворской артели по производству мебели Стефан Янович Дзюба, которого хорошо знал Зубавин. Шофера Скибана не оказалось под обломками грузовика. Не были обнаружены его следы и на берегу речушки, на снежной целине. Отпечатки его сапог были найдены наверху, на дороге. Собака, пущенная по следу, привела к автостраде и дальше оказалась бессильной…
Кларк поселился на южной окраине Явора, на Степной. Эта тихая, малолюдная улица, по ночам не освещаемая, без мостовой и тротуаров, имела одну особенность: все ее старинные одноэтажные домики до самых труб скрывались в зелени виноградных лоз, черешен и яблонь, тополей и лип, цветущей сирени и вишен.
Прежде чем попасть в любой дом Степной улицы, надо обязательно пройти через сад, виноградник или палисадник.
…Кларк поздним вечером возвращался домой. Вся Степная из конца в конец была погружена во мрак. Ни одного освещенного окна. В молодых листьях лип и тополей шуршал мелкий, тихий, обычный для Закарпатья дождик. В темноте скупо блестели свежие лужи.
Кларк медленно с непокрытой головой, жадно вдыхая ночной весенний воздух, шел вдоль живой изгороди. Кисти сирени и ветви японских вишен, тяжелые от воды, ласково хлестали его по щекам, путались в волосах, освежали своей прохладой. Кларк отдыхал. Ах, какое это блаженство – не озираться в поисках подозрительного взгляда, не напрягать до предела нервы, не изощряться перед всеми и каждым, исполняя тяжкую роль веселого, довольного жизнью, заслуженного человека, хорошо знающего себе цену фронтовика и в то же время простого и скромного русского парня Ивана Белограя…
Подойдя к своему дому, Кларк открыл калитку и, перешагнув порог, остановился. Нет, он не пойдет в эту душную, с одним окном, с одним стулом, с твердой и узкой кроватью комнату, похожую на келью или тюремную камеру. Всю ночь, до соловьиных песен, проведет он в весеннем саду.
Он ощупью нашел в темноте скамейку, сел и, опираясь спиной о ствол липы, поднял лицо к небу, закрыл глаза и улыбнулся. Хорошо!
Глуховатый осторожный голос неожиданно прервал блаженство Кларка:
– Добрый вечер, товарищ Белограй!
– Кто… кто там? – Только огромным усилием воли Кларк заставил себя не вскочить со скамейки.
– Это я, Скибан. Шофер… Не бойтесь. Живой Скибан, а не привидение.
Из-за куста сирени вышел сутулый человек в непромокаемом пальто и шляпе. Он сел на скамейку рядом с Кларком. От него разило водкой.
– Извиняюсь, конечно, за беспокойство, пан Белограй, но у меня есть большая нужда в разговоре с вами.
Говорил он вполголоса, почти шопотом, спокойно перекидывая с ладони на ладонь раскрытый нож, длинный и узкий, режущий Кларку глаза своим нестерпимым блеском.
– Я рад, дорогой друг, что ты пришел. Как дела? – спросил Кларк, делая вид, что не удивлен появлением Скибана, и будто не замечая опасной игрушки в его руках.
– Рады вы или не рады, а я вот взял да и пришел. И не уйду, пока обо всем не договоримся.
– Случилось что-нибудь? – забеспокоился Кларк.
– Не притворяйтесь, пан Белограй. Со мной это лишнее. – Он придвинулся и толкнул Кларка локтем. – Не рой, как говорится, другому яму, сам в нее попадешь. Подумайте, это быдло Дзюба, царство ему небесное, хотел меня на тот свет отправить. Не на такого напал! – Он усмехнулся и еще раз толкнул Кларка. – Вам теперь ясно, пан Белограй, с кем имеете дело? – И, не дожидаясь ответа, уже трезво и деловито, тоном приказа сказал: – Слушайте меня внимательно. Послезавтра в свой первый заграничный рейс отправляется комсомольский паровоз Василя Гойды. Ночью, поближе к утру, я заберусь под этот самый паровоз. У меня будет двойной асбестовый мешок, в который вы меня упакуете и замаскируете под колосниковой решеткой паровозной топки, в поддувале. – Скибан помолчал, пробуя лезвие ножа ногтем и блестящими глазами глядя на Кларка. – Вопросы будут?
Кларк сказал:
– Все ясно. Я снабжу вас долларами и явкой.
– Вот и хорошо, договорились! Люблю догадливых людей. Спокойной ночи! – Скибан поднялся, протянул Кларку руку и стиснул его пальцы так, что они захрустели. – Не просчитайтесь еще раз, пан Белограй!
– Выиграл!… Выиграл!…
С такими словами слесарь Белограй выскочил в обеденный перерыв из красного уголка паровозного депо. Он размахивал над головой брошюрой в белой обложке.
– Сколько? – с завистью спросил слесарь Степняк, у которого Белограй работал подручным.
Белограй схватился за голову:
– Ой, столько, брат, что и говорить страшно!
– Тысячу?
– Больше.
– Две?
Белограй блаженно прижмурился:
– Хватай выше!
– Пять?
– Еще выше.
– Десять?
– Еще столько прибавь – и то не угадаешь.
– Больше двадцати? – с изумлением спросил Степняк.
Иван Белограй виновато улыбнулся:
– Да, брат, что поделаешь, подвезло. Четвертная. Понимаешь, два-дцать пять!
На молодого слесаря со всех сторон замахали руками:
– Хвастаешь!
– Не верите? Вот чудаки! Посмотрите в таблицу. – Он совал всем в руки брошюру. – Не в этом тираже смотрите, а в прошлогоднем. На десятой странице. Третья строчка. Нашли? Это моя серия и мой номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52