Этой ночью там соберется весь свет.
Анна была одета в новый наряд, приводивший ее в восторг: яблочно-зеленое платье с корсажем, вышитым золотом. Книзу собранное, оно приоткрывало палево-зеленую нижнюю юбку на обручах.
Она безоговорочно отказалась обрезать и туго завить волосы по последней моде, но они были завиты сзади и на висках и припудрены. Она никогда не пудрила их раньше.
Маленькая круглая шляпка у нее на макушке была из того же кружева, что и оборки, выглядывавшие из-под рукавов платья. Такие же кружевные ленты были прикреплены сзади к ее шляпке.
Ее светло-зеленые с золотым шитьем туфельки были на высоких каблучках – еще одно новшество, на которое она решилась. Она носила их, не снимая, два дня подряд, чтобы быть уверенной в своей походке. Анна не воспользовалась ни мушками, ни косметикой, хотя крестная предупреждала ее, что она будет скорее исключением, чем правилом.
Но мысли, теснившиеся у нее в голове, пока они ждали прибытия экипажа, были совсем не о ней самой. И не собственная внешность и не надежды относительно себя заставили сиять ее глаза, а щеки – гореть. Она следила за своей сестрой, которая вошла в комнату, где ее ждали Анна и леди Стерн. Анна не могла поверить, что это – та самая девушка, которая только вчера еще была ребенком.
– Агнес, – сказала она, прижимая руки к груди, – ах, Агнес, ты просто красавица!
Не может быть, чтобы Агнес не завоевала поклонников на этом балу. Анна была уверена, что уже этой ночью Агнес сможет сама выбирать себе кавалеров.
– Да, – согласилась леди Стерн. – Слово даю, так оно и будет, детка. Мы были правы: голубой тебе очень к лицу.
Но Агнес, скромная во всем, что касалось ее самой, смотрела только на сестру.
– Анна, – сказала она, протягивая к ней руки, – ты всегда казалась мне самой красивой девушкой из всех, кого я знала. Но сегодня... У меня просто нет слов. Разве она не прекрасна, тетя Маджори?
– Верно, детка. Боюсь, мне придется прихватить с собой толстую палку, чтобы отбиваться от толпы мужчин, которые будут окружать вас обеих. Но я слышу, кто-то приехал. Это, должно быть, Теодор с экипажем. Может, он взял с собой трость, и наверняка его шпага при нем. Клянусь, она ему сегодня понадобится.
Сестры рассмеялись и восторженно посмотрели друг на друга. У обеих перехватило дух от охватившего их волнения.
Правда, они были дочерьми покойного графа Ройского, их принимали в высшем обществе, и они танцевали на местных балах и ассамблеях. Но Лондон был для них другим миром. Они чувствовали себя неуверенно, даже после того, как лорд Куинн, взяв их под руки, заявил, что не видал таких красавиц уже черт знает сколько времени, и усадил их и леди Стерн в свой экипаж, и даже после того, как он посетовал, что до рассвета ему успеют навязать с дюжину дуэлей за то, что он посмел завладеть тремя самыми красивыми женщинами на балу.
Что, если их манеры слишком просты для городского общества? Если их речи покажутся скучными? И если танцы, к которым они привыкли, здесь танцуют иначе? И что делать, если никто не пригласит Агнес танцевать? Анне это казалось просто невозможным. Не говоря о том, что Агнес была обворожительна, Анна была уверена, что леди Стерн позаботится о том, чтобы сестра не испытывала недостатка в партнерах. И все равно она ужасно волновалась. У нее засосало под ложечкой, когда экипаж замедлил ход и в окне показался великолепный особняк, залитый светом. Двери его были распахнуты, и можно было увидеть зал, по которому прогуливались прекрасно одетые мужчины и женщины. Ковровая дорожка лежала на ступеньках и тротуаре, чтобы выходящим из экипажа гостям не пришлось ступать на мостовую.
Глаза Агнес расширились от изумления.
– Бог мой, – говорил лорд Куинн, помогая им выйти из экипажа, – давно мне уже так не завидовали, как сегодня. Хотел бы я, чтобы у меня было три руки, но Господь даровал мне только две. Ты не будешь против, если пойдешь рядом с нами, Мадж?
Анна познакомилась с лордом Куинном за день до бала и была представлена ему как близкий друг леди Стерн. Он сразу понравился ей. Среднего роста, он обладал склонностью к полноте. У него была приятная наружность и добрые глаза. Лорд Куинн был примерно в том же возрасте, что... и он. Но во всем остальном ни в чем не походил на него. И еще, он так хорошо умел успокаивать. В тот момент, когда он взял их с Агнес под руки, она подумала, что не может представить кого-либо другого, с кем она отважилась бы впервые приехать на бал в Лондоне.
– Ты волнуешься, моя дорогая? – спрашивал он в это время Агнес.
– Немножко, милорд. – ответила ее сестра.
– Один из молодых людей пригласит тебя на первый минуэт, и через пять минут – если ты еще будешь помнить о том, что когда-то волновалась, – ты будешь сама себе удивляться. А ты, дорогая моя? – повернулся он к Анне.
– Нет, милорд, – солгала она. – Мне будет приятно увидеть, как танцуют на лондонских балах, и услышать музыку. Я приехала сюда смотреть и слушать, и у меня нет причин волноваться.
Он усмехнулся, но леди Стерн уже подхватила сестер под руки и увлекла их за собой в дамские комнаты, чтобы они могли оправить наряды и прически перед зеркалами, хотя на улице не было ни ветерка, чтобы растрепать их.
И вот, наконец, настала минута, когда они впервые в жизни вошли в лондонскую большую залу. Она была вся украшена цветами и благоухала, как цветущий сад в жаркий летний день. Но цветов было слишком много, решила Анна, оглядывая зал. Здесь были собраны все самые роскошные шелка, кружева и драгоценности. Трудно было сказать, кто выглядит более нарядно и пышно: мужчины или женщины. Возможно, на женщинах были более дорогие ткани и, наверное, их было больше; но мужчины были так элегантны в своих камзолах с широкими полами и длинных жилетах, украшенных искусной вышивкой.
Разглядывая наряды лондонского света, Анна вспомнила о старомодных платьях, которые носили дамы у них дома.
– Ну, детка? – улыбнулась ей крестная.
– О! Это новый мир! Я думала, что могу представить себе это, но на самом деле...
– Все это можно увидеть на твоем лице, Анна. Надеюсь, теперь ты не жалеешь, что я привезла тебя сюда.
– Нет, тетя, – ответила Анна.
Прошедшая жизнь представлялась ей калейдоскопом цветов, а последние два года – скорее отсутствием цвета. Серый и черный – эти цвета сопровождали ее два года подряд. Они сняли траур всего два месяца назад. Два года горя: сначала затянувшаяся мамина болезнь и ее смерть, а потом – скоропостижная кончина отца. Но не только траур лишил ее жизнь красок. За эти два года было все: попытки сохранить семью, несмотря на несчастья, и спасти отца от долговой тюрьмы, а сестер и брата – от нищеты, а еще тщетные попытки рассчитаться со всеми долгами. И самая страшная чернота – чувствовать, как вокруг тебя плетется паутина, проникая даже внутрь и заключая тебя в пожизненное рабство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Анна была одета в новый наряд, приводивший ее в восторг: яблочно-зеленое платье с корсажем, вышитым золотом. Книзу собранное, оно приоткрывало палево-зеленую нижнюю юбку на обручах.
Она безоговорочно отказалась обрезать и туго завить волосы по последней моде, но они были завиты сзади и на висках и припудрены. Она никогда не пудрила их раньше.
Маленькая круглая шляпка у нее на макушке была из того же кружева, что и оборки, выглядывавшие из-под рукавов платья. Такие же кружевные ленты были прикреплены сзади к ее шляпке.
Ее светло-зеленые с золотым шитьем туфельки были на высоких каблучках – еще одно новшество, на которое она решилась. Она носила их, не снимая, два дня подряд, чтобы быть уверенной в своей походке. Анна не воспользовалась ни мушками, ни косметикой, хотя крестная предупреждала ее, что она будет скорее исключением, чем правилом.
Но мысли, теснившиеся у нее в голове, пока они ждали прибытия экипажа, были совсем не о ней самой. И не собственная внешность и не надежды относительно себя заставили сиять ее глаза, а щеки – гореть. Она следила за своей сестрой, которая вошла в комнату, где ее ждали Анна и леди Стерн. Анна не могла поверить, что это – та самая девушка, которая только вчера еще была ребенком.
– Агнес, – сказала она, прижимая руки к груди, – ах, Агнес, ты просто красавица!
Не может быть, чтобы Агнес не завоевала поклонников на этом балу. Анна была уверена, что уже этой ночью Агнес сможет сама выбирать себе кавалеров.
– Да, – согласилась леди Стерн. – Слово даю, так оно и будет, детка. Мы были правы: голубой тебе очень к лицу.
Но Агнес, скромная во всем, что касалось ее самой, смотрела только на сестру.
– Анна, – сказала она, протягивая к ней руки, – ты всегда казалась мне самой красивой девушкой из всех, кого я знала. Но сегодня... У меня просто нет слов. Разве она не прекрасна, тетя Маджори?
– Верно, детка. Боюсь, мне придется прихватить с собой толстую палку, чтобы отбиваться от толпы мужчин, которые будут окружать вас обеих. Но я слышу, кто-то приехал. Это, должно быть, Теодор с экипажем. Может, он взял с собой трость, и наверняка его шпага при нем. Клянусь, она ему сегодня понадобится.
Сестры рассмеялись и восторженно посмотрели друг на друга. У обеих перехватило дух от охватившего их волнения.
Правда, они были дочерьми покойного графа Ройского, их принимали в высшем обществе, и они танцевали на местных балах и ассамблеях. Но Лондон был для них другим миром. Они чувствовали себя неуверенно, даже после того, как лорд Куинн, взяв их под руки, заявил, что не видал таких красавиц уже черт знает сколько времени, и усадил их и леди Стерн в свой экипаж, и даже после того, как он посетовал, что до рассвета ему успеют навязать с дюжину дуэлей за то, что он посмел завладеть тремя самыми красивыми женщинами на балу.
Что, если их манеры слишком просты для городского общества? Если их речи покажутся скучными? И если танцы, к которым они привыкли, здесь танцуют иначе? И что делать, если никто не пригласит Агнес танцевать? Анне это казалось просто невозможным. Не говоря о том, что Агнес была обворожительна, Анна была уверена, что леди Стерн позаботится о том, чтобы сестра не испытывала недостатка в партнерах. И все равно она ужасно волновалась. У нее засосало под ложечкой, когда экипаж замедлил ход и в окне показался великолепный особняк, залитый светом. Двери его были распахнуты, и можно было увидеть зал, по которому прогуливались прекрасно одетые мужчины и женщины. Ковровая дорожка лежала на ступеньках и тротуаре, чтобы выходящим из экипажа гостям не пришлось ступать на мостовую.
Глаза Агнес расширились от изумления.
– Бог мой, – говорил лорд Куинн, помогая им выйти из экипажа, – давно мне уже так не завидовали, как сегодня. Хотел бы я, чтобы у меня было три руки, но Господь даровал мне только две. Ты не будешь против, если пойдешь рядом с нами, Мадж?
Анна познакомилась с лордом Куинном за день до бала и была представлена ему как близкий друг леди Стерн. Он сразу понравился ей. Среднего роста, он обладал склонностью к полноте. У него была приятная наружность и добрые глаза. Лорд Куинн был примерно в том же возрасте, что... и он. Но во всем остальном ни в чем не походил на него. И еще, он так хорошо умел успокаивать. В тот момент, когда он взял их с Агнес под руки, она подумала, что не может представить кого-либо другого, с кем она отважилась бы впервые приехать на бал в Лондоне.
– Ты волнуешься, моя дорогая? – спрашивал он в это время Агнес.
– Немножко, милорд. – ответила ее сестра.
– Один из молодых людей пригласит тебя на первый минуэт, и через пять минут – если ты еще будешь помнить о том, что когда-то волновалась, – ты будешь сама себе удивляться. А ты, дорогая моя? – повернулся он к Анне.
– Нет, милорд, – солгала она. – Мне будет приятно увидеть, как танцуют на лондонских балах, и услышать музыку. Я приехала сюда смотреть и слушать, и у меня нет причин волноваться.
Он усмехнулся, но леди Стерн уже подхватила сестер под руки и увлекла их за собой в дамские комнаты, чтобы они могли оправить наряды и прически перед зеркалами, хотя на улице не было ни ветерка, чтобы растрепать их.
И вот, наконец, настала минута, когда они впервые в жизни вошли в лондонскую большую залу. Она была вся украшена цветами и благоухала, как цветущий сад в жаркий летний день. Но цветов было слишком много, решила Анна, оглядывая зал. Здесь были собраны все самые роскошные шелка, кружева и драгоценности. Трудно было сказать, кто выглядит более нарядно и пышно: мужчины или женщины. Возможно, на женщинах были более дорогие ткани и, наверное, их было больше; но мужчины были так элегантны в своих камзолах с широкими полами и длинных жилетах, украшенных искусной вышивкой.
Разглядывая наряды лондонского света, Анна вспомнила о старомодных платьях, которые носили дамы у них дома.
– Ну, детка? – улыбнулась ей крестная.
– О! Это новый мир! Я думала, что могу представить себе это, но на самом деле...
– Все это можно увидеть на твоем лице, Анна. Надеюсь, теперь ты не жалеешь, что я привезла тебя сюда.
– Нет, тетя, – ответила Анна.
Прошедшая жизнь представлялась ей калейдоскопом цветов, а последние два года – скорее отсутствием цвета. Серый и черный – эти цвета сопровождали ее два года подряд. Они сняли траур всего два месяца назад. Два года горя: сначала затянувшаяся мамина болезнь и ее смерть, а потом – скоропостижная кончина отца. Но не только траур лишил ее жизнь красок. За эти два года было все: попытки сохранить семью, несмотря на несчастья, и спасти отца от долговой тюрьмы, а сестер и брата – от нищеты, а еще тщетные попытки рассчитаться со всеми долгами. И самая страшная чернота – чувствовать, как вокруг тебя плетется паутина, проникая даже внутрь и заключая тебя в пожизненное рабство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96