Ребята побрели из кабинета к своим вращающимся креслам, которые не полировались с самого утра. Когда Дафи двинулся к двери, Хозяин сказал:
– Постой, Крошка, есть разговор.
Крошка вернулся. Я тоже собрался уходить, но Хозяин меня окликнул.
– И ты послушай, – сказал он.
Я сел в одно из кресел у стены. Крошка разместился в зеленом кожаном кресле сбоку от стола, закинул ногу на ногу – с большой угрозой для ткани, обтягивавшей его ягодицы, – вставил в свой длинный мундштук сигарету, зажег ее и выразил внимание.
Хозяин не торопился. Он раздумывал не меньше минуты, прежде чем поднял глаза на Крошку Дафи. Но дальше все пошло быстро.
– Контракта с Ларсоном не будет, – сказал он.
Когда дыхание вернулось. Крошка выдавил:
– Хозяин… Хозяин… вы не можете, Хозяин.
– Нет, могу, – ответил Хозяин, не повышая голоса.
– Как же это, Хозяин? Все уже устроено.
– Еще не поздно все расстроить, – сказал Хозяин. – Еще не поздно.
– Хозяин… Хозяин… – причитал Крошка, и пепел сигареты сыпался на его белую крахмальную грудь, – вы не можете отказаться от своего слова. Ларсон хороший человек, как же вы откажетесь? Вы же не будете обманывать, Хозяин.
– Я могу отказаться от своего слова, – сказал Хозяин.
– Вы не можете… вы не можете от всего отказаться. Теперь поздно. Теперь нельзя отказываться.
Хозяин резко поднялся с кресла. Он пристально посмотрел на Крошку и сказал:
– Я могу отказаться от чертовой уймы вещей.
В наступившей тишине Хозяин обошел вокруг стола.
– Разговор окончен, – произнес он тихо и хрипло. – Можешь передать Ларсону, пусть хоть на голове ходит.
Крошка встал. Несколько раз он открыл рот и облизнул губы, так что казалось, он заговорит, но каждый раз посеревшее лицо опять наползало на золотые протезы.
Хозяин подошел к нему.
– Скажи это Ларсону. Ларсон – твой приятель, ты и скажи ему. – Твердым указательным пальцем он ткнул Крошку в грудь и повторил; – Ларсон – твой приятель, и, когда будешь говорить с ним, можешь положить ему руку на плечо.
Хозяин улыбнулся. Я не ожидал этой улыбки. Но улыбка была холодная, недобрая. Она печатью скрепляла все, что было сказано.
Крошка покинул кабинет. Он не потрудился закрыть за собой дверь и продолжал идти без остановки по длинному зеленому ковру, постепенно уменьшаясь вдали. Наконец он скрылся.
Хозяин не наблюдал за его уходом. Он хмуро смотрел на голую крышку стола. Через минуту он сказал мне: «Закрой дверь». Я встал и закрыл ее.
Я не сел, а остался стоять между столом и дверью, дожидаясь, когда он скажет то, что собирался сказать. Но он не сказал. Он только посмотрел на меня, посмотрел открыто и вопросительно, и произнес:
– Ну?
Не знаю, что он хотел – или ожидал – от меня услышать. Позже я не раз об этом задумывался. Тут-то и было самое время сказать то, что я должен был бы сказать Вилли Старку, который был дядей Вилли из деревни и стал Хозяином. Но я не сказал этого. Я пожал плечами и сказал:
– Что ж, от лишнего пинка Крошка не умрет. Он для этого создан. Но Ларсон не тот мальчик.
Хозяин продолжал смотреть на меня, и опять казалось, что он хочет заговорить, но вопросительное выражение постепенно стерлось с его лица. Наконец он произнес:
– Надо же когда-то начать.
– Что начать?
Он еще раз внимательно на меня посмотрел и ответил:
– Неважно.
Я пошел к себе. Так начался этот день. Я занялся итоговым обзором для законопроекта о налогах. Суинтон, который проводил его через сенат, хотел получить материалы в субботу, но я не сделал урока. Мы должны были встретиться с Хозяином и Суинтоном в субботу вечером, но у нас не получилось. Позже утром я наткнулся на какую-то путаницу в цифрах. Я вышел в приемную и направился к кабинету Хозяина. Машинистка сказала мне, что он в кабинете Сэди Берк. Ее дверь была закрыта. Я постоял в приемной несколько минут, дожидаясь Хозяина, но он все не выходил. Один раз за дверью послышался громкий голос, но быстро затих.
Звонок телефона в моем кабинете заставил меня вернуться. Это был Суинтон, он спрашивал, какого черта я не несу материалы. Тогда я собрал бумаги и понес Суинтону. Я провел с ним минут сорок. Когда я вернулся к себе, Хозяина уже не было.
– Он поехал в больницу, – сказала машинистка. – Будет во второй половине дня.
Я оглянулся на дверь Сэди, подумав, что, может быть, она разрешит наши с Суинтоном затруднения. Машинистка перехватила мой взгляд.
– Мисс Берк тоже ушла, – сказала она.
– Куда ушла?
– Не знаю, – ответила она, – но могу сказать одно, мистер Берден: куда бы она ни ушла, она уже на месте, судя по тому, как она отсюда выскочила. – Она улыбнулась многозначительной нахальной улыбочкой, которой прислуга намекает вам, что знает куда больше, чем говорит. Она подняла круглую белую ручку с малиновыми ногтями, чтобы пригладить на затылке прядь действительно прекрасных золотистых волос. Поправив прическу жестом, приподнявшим ее грудь на обозрение мистеру Бердену, она добавила: – Не знаю, куда она пошла, но, если судить по выражению ее лица, вряд ли ей там обрадуются. – При этих словах она нежно улыбнулась, показывая, как счастливы были бы там, если бы вместо Сэди пришла она.
Я вернулся в кабинет и до второго завтрака написал несколько писем. Я съел бутерброд в полуподвальной закусочной Капитолия, где завтракать было все равно что в веселой, чистенькой, отделанной мрамором мертвецкой. Я столкнулся с Суинтоном и, поболтав с ним, отправился по его предложению в сенат, который снова собрался после завтрака. Часа в четыре ко мне подошел служитель и вручил листок бумаги. Это была записка сверху: «Звонила мисс Стентон и просила вас немедленно приехать к ней на квартиру. Срочное дело».
Я скомкал записку, бросил на пол и поднялся к себе за пальто и шляпой. В приемной я попросил позвонить мисс Стентон, что я выехал. Выйдя на улицу, я обнаружил, что начался дождь. Солнце, такое чистое и бледное утром, спряталось.
Анна открыла на мой стук так быстро, как будто дожидалась за дверью. Но когда дверь распахнулась, я, наверно, не узнал бы ее лица, если не был уверен, что это Анна Стентон. Лицо было белое, измученное, полное отчаяния, но глаза – сухие, хотя она явно плакала. И можно было догадаться, как она плакала – редкими, трудными слезами и очень недолго.
Она схватилась за мою руку обеими руками, словно боясь упасть.
– Джек! – воскликнула она. – Джек!
– Да что такое? – спросил я и толчком захлопнул за собой дверь.
– Ты должен найти его… найти его… найти и объяснить… – Она дрожала, точно в ознобе.
– Кого найти?
– Объяснить ему, как это было… ведь это было не так… не так, как они сказали…
– Бога ради, кто сказал, что сказал?
– …сказали, что это из-за меня… из-за того, что я с ним… из-за…
– Кто сказал?
– …найди его, Джек… найди и объясни… приведи его ко мне…
Я крепко схватил ее за плечи и встряхнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
– Постой, Крошка, есть разговор.
Крошка вернулся. Я тоже собрался уходить, но Хозяин меня окликнул.
– И ты послушай, – сказал он.
Я сел в одно из кресел у стены. Крошка разместился в зеленом кожаном кресле сбоку от стола, закинул ногу на ногу – с большой угрозой для ткани, обтягивавшей его ягодицы, – вставил в свой длинный мундштук сигарету, зажег ее и выразил внимание.
Хозяин не торопился. Он раздумывал не меньше минуты, прежде чем поднял глаза на Крошку Дафи. Но дальше все пошло быстро.
– Контракта с Ларсоном не будет, – сказал он.
Когда дыхание вернулось. Крошка выдавил:
– Хозяин… Хозяин… вы не можете, Хозяин.
– Нет, могу, – ответил Хозяин, не повышая голоса.
– Как же это, Хозяин? Все уже устроено.
– Еще не поздно все расстроить, – сказал Хозяин. – Еще не поздно.
– Хозяин… Хозяин… – причитал Крошка, и пепел сигареты сыпался на его белую крахмальную грудь, – вы не можете отказаться от своего слова. Ларсон хороший человек, как же вы откажетесь? Вы же не будете обманывать, Хозяин.
– Я могу отказаться от своего слова, – сказал Хозяин.
– Вы не можете… вы не можете от всего отказаться. Теперь поздно. Теперь нельзя отказываться.
Хозяин резко поднялся с кресла. Он пристально посмотрел на Крошку и сказал:
– Я могу отказаться от чертовой уймы вещей.
В наступившей тишине Хозяин обошел вокруг стола.
– Разговор окончен, – произнес он тихо и хрипло. – Можешь передать Ларсону, пусть хоть на голове ходит.
Крошка встал. Несколько раз он открыл рот и облизнул губы, так что казалось, он заговорит, но каждый раз посеревшее лицо опять наползало на золотые протезы.
Хозяин подошел к нему.
– Скажи это Ларсону. Ларсон – твой приятель, ты и скажи ему. – Твердым указательным пальцем он ткнул Крошку в грудь и повторил; – Ларсон – твой приятель, и, когда будешь говорить с ним, можешь положить ему руку на плечо.
Хозяин улыбнулся. Я не ожидал этой улыбки. Но улыбка была холодная, недобрая. Она печатью скрепляла все, что было сказано.
Крошка покинул кабинет. Он не потрудился закрыть за собой дверь и продолжал идти без остановки по длинному зеленому ковру, постепенно уменьшаясь вдали. Наконец он скрылся.
Хозяин не наблюдал за его уходом. Он хмуро смотрел на голую крышку стола. Через минуту он сказал мне: «Закрой дверь». Я встал и закрыл ее.
Я не сел, а остался стоять между столом и дверью, дожидаясь, когда он скажет то, что собирался сказать. Но он не сказал. Он только посмотрел на меня, посмотрел открыто и вопросительно, и произнес:
– Ну?
Не знаю, что он хотел – или ожидал – от меня услышать. Позже я не раз об этом задумывался. Тут-то и было самое время сказать то, что я должен был бы сказать Вилли Старку, который был дядей Вилли из деревни и стал Хозяином. Но я не сказал этого. Я пожал плечами и сказал:
– Что ж, от лишнего пинка Крошка не умрет. Он для этого создан. Но Ларсон не тот мальчик.
Хозяин продолжал смотреть на меня, и опять казалось, что он хочет заговорить, но вопросительное выражение постепенно стерлось с его лица. Наконец он произнес:
– Надо же когда-то начать.
– Что начать?
Он еще раз внимательно на меня посмотрел и ответил:
– Неважно.
Я пошел к себе. Так начался этот день. Я занялся итоговым обзором для законопроекта о налогах. Суинтон, который проводил его через сенат, хотел получить материалы в субботу, но я не сделал урока. Мы должны были встретиться с Хозяином и Суинтоном в субботу вечером, но у нас не получилось. Позже утром я наткнулся на какую-то путаницу в цифрах. Я вышел в приемную и направился к кабинету Хозяина. Машинистка сказала мне, что он в кабинете Сэди Берк. Ее дверь была закрыта. Я постоял в приемной несколько минут, дожидаясь Хозяина, но он все не выходил. Один раз за дверью послышался громкий голос, но быстро затих.
Звонок телефона в моем кабинете заставил меня вернуться. Это был Суинтон, он спрашивал, какого черта я не несу материалы. Тогда я собрал бумаги и понес Суинтону. Я провел с ним минут сорок. Когда я вернулся к себе, Хозяина уже не было.
– Он поехал в больницу, – сказала машинистка. – Будет во второй половине дня.
Я оглянулся на дверь Сэди, подумав, что, может быть, она разрешит наши с Суинтоном затруднения. Машинистка перехватила мой взгляд.
– Мисс Берк тоже ушла, – сказала она.
– Куда ушла?
– Не знаю, – ответила она, – но могу сказать одно, мистер Берден: куда бы она ни ушла, она уже на месте, судя по тому, как она отсюда выскочила. – Она улыбнулась многозначительной нахальной улыбочкой, которой прислуга намекает вам, что знает куда больше, чем говорит. Она подняла круглую белую ручку с малиновыми ногтями, чтобы пригладить на затылке прядь действительно прекрасных золотистых волос. Поправив прическу жестом, приподнявшим ее грудь на обозрение мистеру Бердену, она добавила: – Не знаю, куда она пошла, но, если судить по выражению ее лица, вряд ли ей там обрадуются. – При этих словах она нежно улыбнулась, показывая, как счастливы были бы там, если бы вместо Сэди пришла она.
Я вернулся в кабинет и до второго завтрака написал несколько писем. Я съел бутерброд в полуподвальной закусочной Капитолия, где завтракать было все равно что в веселой, чистенькой, отделанной мрамором мертвецкой. Я столкнулся с Суинтоном и, поболтав с ним, отправился по его предложению в сенат, который снова собрался после завтрака. Часа в четыре ко мне подошел служитель и вручил листок бумаги. Это была записка сверху: «Звонила мисс Стентон и просила вас немедленно приехать к ней на квартиру. Срочное дело».
Я скомкал записку, бросил на пол и поднялся к себе за пальто и шляпой. В приемной я попросил позвонить мисс Стентон, что я выехал. Выйдя на улицу, я обнаружил, что начался дождь. Солнце, такое чистое и бледное утром, спряталось.
Анна открыла на мой стук так быстро, как будто дожидалась за дверью. Но когда дверь распахнулась, я, наверно, не узнал бы ее лица, если не был уверен, что это Анна Стентон. Лицо было белое, измученное, полное отчаяния, но глаза – сухие, хотя она явно плакала. И можно было догадаться, как она плакала – редкими, трудными слезами и очень недолго.
Она схватилась за мою руку обеими руками, словно боясь упасть.
– Джек! – воскликнула она. – Джек!
– Да что такое? – спросил я и толчком захлопнул за собой дверь.
– Ты должен найти его… найти его… найти и объяснить… – Она дрожала, точно в ознобе.
– Кого найти?
– Объяснить ему, как это было… ведь это было не так… не так, как они сказали…
– Бога ради, кто сказал, что сказал?
– …сказали, что это из-за меня… из-за того, что я с ним… из-за…
– Кто сказал?
– …найди его, Джек… найди и объясни… приведи его ко мне…
Я крепко схватил ее за плечи и встряхнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152