— Акулы убивают, чтобы выжить. Этот человек убивает, получая болезненное удовольствие, видя, как женщина страдает. Его нужно остановить, и он должен быть наказан.
Данжермон внимательно смотрел на ее позу, выражение лица, оценивал строгость, звучащую в ее голосе, и слегка кивал с видом критика, одобряющего мастерство актера.
— Вы были рождены, чтобы занять место прокурора, — сказал он, потом его взгляд стал более острым, пристальным, как будто он что-то почувствовал в ней. Медленно и изящно он наклонился через стол, пока совсем не приблизился.-Или вас сделали такой? — прошептал он.
Лорел мужественно встретила его взгляд, едва скрывая внутреннее напряжение. Воздух был заряжен сексуальностью Данжермона. Он был так близко, что она чувствовала резкий экзотический запах его одеколона. Неожиданно загремел гром, и на землю, упали первые тяжелые капли дождя. Ветер неистовствовал, сильный дождь обрушился на стеклянные двери.
— Вы восхищаете меня, Лорел, — прошептал он, — для женщины у вас удивительное чувство рыцарства.
Как раз в этот момент Вивиан вернулась к столу, и Лорел была благодарна ей уже за то, что она прервала эту беседу. От этого разговора волосы встали у нее дыбом на затылке. Чем меньше она будет с ним наедине, тем лучше.
Он остался с ними выпить кофе. Вивиан заказала пудинг и наслаждалась им, болтая о политике и о предстоящем обеде лиги женщин-избирательниц. Лорел сидела, изучая свои ногти, и мечтала оказаться где-нибудь в другом месте.
Ее мысли, ничем не сдерживаемые, обратились к Джеку, и, глядя на дождь, она думала, где он сейчас и что чувствует.
В столовой появился судья Монахон с женой, который сразу же привлек внимание Данжермона. Окружной прокурор тут же покинул их ради более выгодной компании.
Пока Вивиан занималась со счетом, Лорел впервые за последние полчаса свободно вздохнула.
Они вышли на веранду вместе и стояли, пока мальчики-служители отправились под дождь, чтобы пригнать их машины.
— Это было великолепно, дорогая, — улыбаясь, проговорила Вивиан.-Я рада, что мы провели этот вечер вместе, после той неприятности с твоей сестрой. Как она себя ведет! Клянусь, что порой я не знаю, как так оказалось, что она моя дочь. — Вивиан на прощание приблизилась и протянула к Лорел руки. — Не говори мне, что тебя интересует Джек Бодро, — сухо заметила она.
Лорел отступила на шаг назад, тем самым отстранившись от руки матери.
— Для тебя имело бы значение, если бы я им интересовалась? Я взрослая женщина, мама, и сама могу выбрать мужчину.
— Да, но ты это делаешь плохо, — резко ответила Вивиан. — Я расспросила Стефана о Джеке Бодро.
— Мама!
— Он сказал мне, что этот человек был лишен адвокатской практики, потому что был в центре скандала, связанного с проблемой сброса химических отходов в Хьюстоне. — Довольная собой, Вивиан продолжала, смакуя свои слова: — Не удивительно, что он пишет такие мрачные книги. Все в Хьюстоне знают, что он убил свою жену.
Если бы мать сказала что-нибудь еще после этих слов, Лорел не услышала бы. Она не слышала, что Вивиан сказала ей на прощание, не почувствовала поцелуй на своей щеке, только как-то отдаленно видела.
Лорел была оглушена. Вивиан продолжала что-то говорить, но дочь не слышала ее.
— Мама, не говори так, — выпалила Лорел, затем смягчила свой приказ: — Пожалуйста.
Чтобы не ссориться, Вивиан продолжала:
— Я так рада, что Стефан мог побыть с нами немного. Его здесь очень ценят и также о нем высокого мнения в Батон-Руже. С его талантом и связями его семьи трудно сказать, как далеко он может пойти.
Подогнали белый «мерседес» Вивиан, но она даже не двинулась к нему и пристально смотрела на дочь.
— Когда я, шла через столовую сегодня, я подумала, что вы были бы прекрасной парой.
Эта фраза достигла сознания Лорел.
— Я ценю твою заботу, мама, — солгала она, — но меня не интересует Стефан Данжермон.
В глазах Вивиан мелькнуло неодобрение. Она протянула руку и поправила прядь волос, выбившихся из прически Лорел, и тем самым заставила ее почувствовать себя десятилетней девочкой. Вивиан села в машину, и сверкающий белый «мерседес» исчез в темноте вечера.
Она стояла на веранде в янтарном свете фонарей, которые когда-то были на экипажах, а сейчас освещали элегантные резные двери «Вистерии». Шел дождь, струйки воды, ломались о спелые яблоки и о блестящую черную мостовую. А ей слышался голос Джека: «На моей совести уже достаточно покойников.»
Джимми Ли в ярости ходил кругами по прокуренному старому бунгало. Дешевенький телевизор, купленный в магазине подержанных вещей в Эрлене, стоял в углу на ящике для вина. Вместо его регулярной программы, которая была бы часом его славы, экран был занят мелькающей фигурой Билли Грэма во время его поездки по Хорватии. У него перед глазами опять всплыла проповедь на старой заправочной станции, которая закончилась провалом.
Телевизор показывал очень плохо, и картинка то пропадала, то появлялась опять. Джимми Ли с треском ударил по крышке, и телевизор загудел, как труба. Ругаясь, он неловко стал крутить ручку и ухитрился сломать ее. Он уже не владел собой. Схватив лампу со стола, он бросил ее в стену, и речь Билли Грэма, обличавшая соблазны современной жизни, потонула в ужасном грохоте.
Чертов Билли Грэм! Джимми Ли отвернулся от телевизора, не обращая внимания на то, что тот захлебывался обличительным гневом искусного телепроповедника. Он был старой калошей и совершенно не знал, что было нужно фанатикам девяностых.
Он, Джимми Ли, будет там, на вершине, на недоступной высокогорной вершине, всеми почитаемый. И он не будет носить ничего, кроме великолепно сшитых белых шелковых костюмов. Шелковым будет даже его белье. Ему нравилось ощущение прохладного белого шелка. У него будут шелковые простыни и шторы, белые шелковые носки и белые шелковые галстуки. Шелк, ощущение денег и секса. Белый цвет, цвет чистоты и ангелов. Он доберется туда, он обещает себе, неважно, что ему придется для этого сделать, неважно, кто встанет на его пути.
Сразу перед глазами встало несколько лиц. Эни Делахаус-Жерар, чья смерть и чей изуродованный труп отодвинул его на второй план. Саванна Чандлер, чей вкус к приключениям отвлекал его от его миссии. Ее сестра Лорел, которая была как моровая язва для него. Суки. Ни нa что не пригодные, кроме удовлетворения мужских потребностей.
Ночь манила, как женщина, горячая, огненная, соблазнительная, он проклинал женщин своим звонким голосом телевизионного проповедника за то, что они вводили его в искушение.
Джек бродил вокруг Л"Амура, слишком уставший и потерявший покой, чтобы запираться в четырех стенах дома. Он не спал… сколько? Два дня. Он потерял счет времени и ощущение всего окружающего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143