Джеймс одернул жилет и завязал галстук.
– Джеймс, я… я хочу, чтобы вы знали… я сожалею о том, что произошло этой ночью, принимая во внимание ваши чувства.
Джеймс с удивлением посмотрел на Филиппа.
– Ты не можешь сожалеть об этом больше, чем я, Флип. На сей раз пострадала только моя честь.
Первым ощущением Рена была боль. Глухая, отражающаяся боль, подобная доносящемуся откуда-то издалека стуку кузнечного молота. То ничто, в котором он бездумно плавал до этого момента, не имело ни ощущений, ни звуков, ни смысла, поэтому боль он воспринял как проявление жизни.
Прошли минуты, возможно, часы. Это не имело значения. В этом сером мире время не существовало. Ни света, ни темноты. Не было ничего, кроме нарастающих ударов отдаленной боли. Вначале каждый удар был не сильнее булавочного укола, и после стольких недель, проведенных в пустоте, эти уколы были даже приятны.
Собрав просыпающуюся вместе с чувствами волю, Рен заставил себя пойти навстречу боли. Уколы стали ощутимее, кроме того, в том месте, которое когда-то было его животом, он почувствовал нечто смутно знакомое. Голод? Он уже забыл, что это такое.
Он бездумно плыл к открывающейся двери сознания. Боль нарастала пульсирующими толчками, в животе появилась неприятное жжение, глаза, так давно не видевшие света, вдруг стали наполняться отвратительной раздирающей резью, теперь уже все его члены кто-то невидимый колол тупыми раскаленными иглами.
Нет.
«Я хочу вернуться обратно».
Уже поздно. Он зашел слишком далеко. Его затянуло в водоворот боли, как опавший лист затягивает в бурные воды. Страдание захватило его, немилосердно стегая невыносимой болью.
Болело все. Кожа пылала от соприкосновения с раскаленным постельным бельем. Яркий пронзительный свет пробивался сквозь закрытые веки, терзая глаза. От голоса, скрежетавшего, словно ржавая пила, болели уши.
– …ортер? Мистер Портер? Рен, вы меня слышите?
Рен захрипел, и голова взорвалась болью.
– Св… свет! Уберите… свет.
Мучительный яркий свет стал слабее. Он услышал шаги, грохот которых отдавался в его голове. Вновь царапающий, скрежещущий звук шепота.
– Свяжитесь с мистером Каннингтоном! Рен Портер пришел в себя!
«Рен Портер. Меня зовут Рен Портер, и я пришел в себя».
Страдания разрывали каждую клеточку его тела. Только болью мозг реагировал на возникающий из небытия мир. От этой мучительной боли дрожь сотрясла его тело, и каждое сотрясение вызывало еще больше страданий, терзая его плоть.
Рен Портер пришел, в себя.
«Лучше бы я умер».
Филиппа опустилась на нижнюю ступеньку ведущей на второй этаж клуба лестницы и опустила лицо в ладони. Джеймс, так искренне осудивший коварство женщин, даже не подозревал, что разрывает сердце своего юного друга.
«Вот как себя чувствуешь, когда твое сердце разбито».
Самое ужасное то, что все это она сделала сама. Джеймс не причинил ей такой боли, какую она причинила ему. Она все погубила. Узнав о его тайной мечте, она по собственной глупости совершила непоправимое. Попыталась манипулировать им, и этого он ей не простит. Никогда еще она так сильно не любила Джеймса, но после того, что произошло, он ее не полюбит. Скорее возненавидит.
Забыв на мгновение о своем мужском обличье, о том, где она находится, Филиппа не сдержала слез. Она действительно потеряла Джеймса.
Слишком поздно Филиппа услышала мягкий щелчок замка и резко вскинула голову. Дверь.
Кто-то вошел с улицы. Скорее всего член этого странного клуба. Он наверняка удивится, что Филипп Уолтерс, гувернер мистера Каннингтона, плачет, сидя в темноте на ступеньках лестницы. Филиппа метнулась на второй этаж, чтобы укрыться в верхнем холле, и в этот самый момент в клуб вошел Коллиз Тремейн, за которым следовал Стаббс.
Филиппа вжалась в стену, моля Бога, чтобы ее не увидели. Как только они пройдут в гостиную, она проскользнет к парадной двери.
Мистер Тремейн отдал Стаббсу свою шляпу и перчатки.
– Джеймс здесь?
– Да, я здесь, Коллиз. – Поправляя кружевные манжеты, Джеймс вошел в вестибюль. Филиппе он показался восхитительным, но очень далеким.
Коллиз Тремейн усмехнулся:
– У меня есть для тебя новости, касающиеся некоей тициановской леди с медно-золотистыми волосами.
Филиппа похолодела. Неужели он говорит о ней? Коллиз бросил многозначительный взгляд в сторону Стаббса.
– Прошу нас извинить, Стаббс. – Джеймс кивнул в сторону лестницы. – Может, обсудим это здесь, Коллиз?
– Не буду вам мешать, господа, – сказал Стаббс. Дородный швейцар вернулся на свой пост.
Только тогда Джеймс дал волю своим чувствам. Едва за Стаббсрм закрылась дверь, он схватил Коллиза за плечо.
– Ты нашел ее?
– Не стоит так волноваться, сэр, К сожалению, успехи не столь велики. – Коллиз одернул сюртук. – Видишь ли, столь приметные локоны девушка должна прятать, но при нынешней моде невозможно постоянно ходить в капоре. Вероятно, она постаралась от них избавиться. В пабах Чипсайда я пустил слух, будто собираюсь купить длинные рыжие волосы для парика. И вчера вечером один изготовитель париков сообщил мне, что у него есть волосы, которые некая молодая леди продала ему неделю назад.
Ох, черт побери. Филиппа обомлела.
– Неделю назад? В тот самый день, когда она съехала с квартиры? – Джеймс потер подбородок.
– Она знала, что за ней следят, и решила изменить прическу.
– Есть еще кое-что, Джеймс. Она не просто остригла волосы, она их продала изготовителю париков.
Джеймс удивленно вскинув брови.
– Странно.
Филиппа сжалась, увидев недобрый блеск в глазах Джеймса. Ей не следовало продавать волосы, надо было выбросить их, на худой конец – спрятать. А Филиппа вместо этого оставила след, по которому ее можно найти.
Вот Джеймс ее и найдет.
Коллиз встретился с этим изготовителем париков. Тот запомнил девушку. Она остриглась почти наголо, что бывает достаточно редко, и выглядела просто ужасно, как отощавший мальчишка.
Коллиз задумался.
– Может, сейчас она сама носит парик, как ты считаешь?
Джеймс некоторое время метался по вестибюлю, потом резко повернулся.
– Неделю назад? Это точно?
– Да, А в чем дело?
Джеймс побелел от ярости, на скулах заходили тяжелые желваки, Филиппа поняла, что он ее вычислил.
– Поднимайся наверх и захвати Фишера, – бросил Джеймс. – А я найду экипаж.
– Куда мы едем?
Джеймс уже был возле парадной двери.
– Ко мне домой.
Филиппа побежала изо всей мочи. Только бежать было некуда. Длинный коридор и всего несколько выходящих в него дверей, ни одна из них не открылась, когда беглянка изо всех сил нажимала на ручки.
Она добежала до конца коридора. В этот момент на лестнице показалась темноволосая макушка Коллиза. В отчаянии она тщетно попыталась вытереть залитые слезами глаза и привалилась спиной к стене, обшитой деревянными панелями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85