Я очень рад, что ошибался. Желаю вам и вашему отцу всего самого наилучшего. – Он выпрямился и, не поднимая глаз, на негнущихся ногах вышел из комнаты, чтобы проинформировать о находке шефа.
Пока мистер Фишер пожимал Филиппе руку и поздравлял ее с благополучным завершением этой запутанной истории, Филиппа не отрываясь смотрела в спину уходившему Джеймсу.
Она не знала, чего она ожидала. Может быть, рассчитывала, что он обнимет ее, радуясь, что наконец-то они смогут быть вместе?
К сожалению, такой исход был маловероятен, особенно если учесть, что стояло между ними. Она вздохнула и улыбнулась мистеру Фишеру. Конечно, она была счастлива, что ее отеи оправдан, но даже эта радость не могла залечить кровоточащую рану, которую Джеймс оставил в ее сердце.
«Ты меня даже не знаешь».
Филиппа осталась на месте, все еще ощущая его внутри себя, чувствуя вкус его губ на своих губах.
«Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. И люблю тебя».
– Флип, у меня болит голова. – Тоненький голосок разбудил Филиппу, которая спала как убитая. – А Джейми снится что-то плохое.
Робби. Филиппа открыла глаза, уставившись в мерцающий сумрак. Разве она не погасила свечу? Надо проснуться. Она нужна Робби.
И тут Филиппа все вспомнила и резко села в постели.
– Робби?
Он стоял перед ней в слишком большой для него взрослой ночной сорочке, зажав в дрожащей руке огарок свечи.
– Мне плохо, Флип. Можно я лягу с тобой? Джейми спит беспокойно, и у меня от этого болит голова.
Ей хотелось буквально задушить мальчика в объятиях, но, сдержавшись, она откинула покрывало, чтобы он мог залезть в постель.
– Отличная идея. Я замерзла. Согреешь меня.
Поставив подсвечник на ночной столик, Робби забрался в кровать, бережно поддерживая руку с наложенной шиной.
– Кажется, я сломал ее, да? – Он устроился поудобнее.
– Да, милый, сломал. Тебе очень больно?
– Очень. Думаю, мне бы помог бисквит со сливками.
Она хихикнула, сморгнув слезы облегчения.
– Это можно устроить.
Робби прижался к ней.
– Ты почему в клубе? Тебя поймали?
– Поймали.
– Они собираются тебя убить? – Голосок у Робби был совсем сонный.
– Нет, милый. Ни меня, ни моего отца. Его невиновность доказана, а значит, и моя.
– Хорошо. – Он зевнул. – Теперь ты можешь… выйти замуж… за Джейми. – Он погрузился в сон, в здоровый, тихий сон без сновидений. Несколько секунд Филиппа лежала, умиротворенно наслаждаясь присутствием его маленького угловатого тельца.
Потом она вспомнила, почему Робби пришел к ней, Джеймсу, наверное, снятся кошмары. Может, разбудить его? Он, вероятно, не станет ее благодарить. И все же кошмары – отвратительная вещь, и если она правильно поняла намеки Агаты, сны Джеймса будят демонов.
Филиппа была в старой ночной рубашке, которую привезла из дома и прятала в своем тайнике. Поэтому она захватила покрывало с кровати, В комнате было тепло, и она могла не волноваться за Робби – он не замерзнет и под легким шерстяным одеялом. Завернувшись в покрывало, Филиппа взяла свечу, которую принес с собой Робби. Должно быть, эта свеча всю ночь горела у его кровати и почти догорела.
В коридоре было прохладно, но в комнате Робби – жарко. Свет свечи почти не рассеивал темноту. Она услышала Джеймса прежде, чем увидела его.
Он лежал, раскинувшись на кровати возле постели Робби, без рубашки, но в брюках. Когда она подошла ближе, слабый свет упал на его покрытую бисеринками пота грудь. Джеймс спал, постанывая и беспокойно мотая головой. Филиппа склонилась над ним, чтобы откинуть с его лба прядь влажных волос.
– Джеймс, очнись, – тихо произнесла она. – Это всего лишь сон.
Джеймс был в ловушке. Связанный и беспомощный, голодный, он чувствовал, как его силы тают и растет охвативший его страх. Жаркие волны накатывали на него, оставляя на его теле липкую грязь. Камера, где он лежал связанный, была крохотной. Стены грозили его раздавить.
Открылась дверь, которой прежде не было, и Джеймс понял, что это означает. Сердце учащенно билось, словно он долго бежал.
Страдание.
Существовали только черные глубины боли и отвратительное осознание собственной беспомощности. Он восставал против этой уязвимости и безуспешно боролся с ней.
Пришла она. Обвила его, как змея, ее острый длинный язык выполз изо рта и коснулся его губ, его груди, его естества.
– Ты мой, – шипела она. – Ты всегда будешь моей марионеткой, а я всегда буду твоей любовни-т-тс-се-ей.
Тошнота отвратительным горьким комком подступила к горлу, выворачивая внутренности. Из окружающего мрака возникали знакомые липа. Уэдерби. Апкерк. Рен Портер. Его товарищи с мрачным осуждением наблюдали за тем, как она ласкает его.
«Нет! Я не ее любовник! Я не сдавал вас ей! Я этого не делал!» Он хотел крикнуть, но не мог издать ни звука. Друзья, отвернувшись от него, исчезали во мраке, лишая Джеймса даже своего презрения. Он остался один.
Наедине с ней.
Прохладные руки коснулись его лица. Она расправилась с его путами – они исчезли.
В чистом мерцании свечи виднелось лишь озабоченное лицо Филиппы.
Он, должно быть, напугал ее, поскольку она резко отшатнулась.
– Ты проснулся, Джеймс?
Джеймс кивнул, тяжело вдохнув. Стиснув зубы, он со свистом выдохнул, стараясь вместе с воздухом избавиться от остатков ночного кошмара. Химера окончательно растворилась в полумраке комнаты, и он сумел выдавить слабое подобие улыбки.
– Это… это было очень любезно с твоей стороны, спасибо.
Он сел на кровати, спустив ноги на пол. Филиппа опустилась, на корточки и чуть подняла свечу, чтобы видеть его лицо. Он взял у нее подсвечник и поставил его на пол между своей кроватью и постелью Робби.
Слабый свет осветил лишь скомканные простыни и подушку, на которой остался только след от головы мальчика. Постель была пуста.
– Робби!
Филиппа положила ладонь на его обнаженную руку.
– Ш-ш. Он в моей комнате и спокойно спит. Разве это не замечательно? – Она улыбнулась. – Ты его разбудил.
Это было больше чем замечательно. Ради этого стоило пережить тысячу кошмаров.
– Он… пришел в себя?
Своей широкой ладонью он накрыл ее руку и сжал, делясь своим ликованием, пожалуй, с единственным человеком в мире, который мог не только понять это ликование, но и разделить его. Не проронив ни слова, она ответила несмелым пожатием. Так они сидели, на какой-то миг забыв обо всех своих разногласиях.
Наконец Филиппа заговорила:
– Твой сон… он, вероятно, был ужасен. Ты никак не мог проснуться.
Джеймс посмотрел ей в глаза.
– Боюсь, это был не сон. Скорее воспоминания.
Она высвободила руку, но мгновение спустя их пальцы снова сплелись.
– Агата рассказала мне, что ты много месяцев провел в плену.
– Это так.
Она продолжала серьезно и сочувственно смотреть на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85