— прошептала Синди. — Вы уверены, что вам следует…
— Синди, я не под арестом, он не может мне приказывать, что я должна и чего не должна делать.
— Правильно. Думаю…
Она запнулась. Марк выходил из палаты.
— Ну что, дамы, поехали?
Он зашагал по стерильному коридору, они — за ним.
Подойдя к машине, он распахнул дверцы. Энн забралась на переднее место, Синди — на заднее. Они поехали по направлению к клубу, обмениваясь по дороге впечатлениями о том, как выглядит Грегори и как чувствует себя Джон. Марк остановился у самого входа.
— Синди, идите, я не уеду, пока вы не откроете дверь и не помашете нам рукой, ладно?
— Да, спасибо, Марк.
— Не за что. Идите.
Синди подошла к двери, открыла ее, заглянула внутрь, потом обернулась и помахала им с веселой улыбкой, после чего скрылась в глубине клуба.
Марк тут же повернулся к Энн, наставил на нее указательный палец и сказал:
— А ты держись отсюда подальше.
Она оттолкнула его палец.
— Кончай вести себя как гестаповец.
— Тебе что, жить надоело?
— Я не говорила, что собираюсь идти туда.
— Но и не сказала, что не пойдешь.
— Зато сказала, что ты не имеешь никакого права указывать мне, что делать, а чего не делать.
— Я стараюсь, чтобы тебя не зарезали, не задушили или…
— Или — что?
Он выругался в сердцах и выехал на оживленную улицу. Энн понятия не имела, куда они едут, пока машина не уткнулась во что-то напоминающее каретный сарай. Марк вышел из машины, обошел ее и открыл Энн дверцу. Пока она выбиралась, он достал из багажника несколько пакетов. До Энн донеслись соблазнительные ароматы, и она осознала, что страшно голодна.
— Что это? — спросила она.
— Каджунско-китайская кухня.
Она расхохоталась.
— Клянусь.
Это действительно была «каджунско-китайская» кухня. Через несколько минут они миновали каретный сарай, превращенный в гараж, садик, обнесенный стеной и коваными решетками, фонтан и оказались на широком крыльце, которое вело в красиво отделанный старинный дом: ему было не меньше двухсот лет. Стены гостиной были заняты книжными стеллажами. Напротив камина стояли чудесные кожаные диваны, в углу — музыкальный центр и прочая аудио — и видеотехника.
Место было и красивым, и уютным. Пройдя через гостиную в столовую, Энн услышала, как Марк возится в кухне. Войдя туда, она увидела огромное помещение с разделочным столом размером с небольшой остров, медными кастрюлями и сковородками, развешанными по стенам, и выгороженным для завтраков уголком. Марк разливал чай со льдом по стаканам и расставлял тарелки на столе.
— Это твой дом?
— Да. Садись.
— Это приказ?
— Приглашение.
Она села. Он открывал коробки. В них были цыплята в остром соусе, рис, красные бобы, говядина в апельсиновом соусе, зеленые бобы и брокколи. Настоящий пир ароматов. Название ресторана, откуда прибыла еда, значилось на коробках — «Вонг Сар-тес, каджунско-китайская кухня».
— Вонг мой друг, — сказал Марк. — Он великий повар, вот увидишь. Его отец — уроженец Дельты, каджун, а мама — китаянка.
Энн поняла, что надо улыбнуться.
— Ты знаешь все рестораны в Новом Орлеане?
— Многие.
Он, похоже, тоже умирал от голода. Наложив себе полную тарелку, он уплетал за обе щеки, наблюдая, как она осторожно пробует блюдо за блюдом, а потом начинает есть со все большим аппетитом.
Раз уж я здесь, подумала Энн, нужно извлечь из этого максимум пользы. Загадочная кухня Вонг Сартеса определенно была лучше больничной еды.
— Итак, каковы твои планы? — спросил Марк.
— Относительно чего?
— Относительно сегодняшнего вечера.
— Ты хочешь сказать, что мне будет разрешено уйти? Я думала, что я твоя женщина. Это ведь твой дом, а ты уже привык диктовать мне, что я должна делать.
— А если я скажу тебе остаться, ты останешься?
— Я… я думаю, мне сейчас не следует поддаваться чувствам. Особенно по отношению к тебе.
— Вот как? Значит, если я попрошу тебя остаться, это тоже не возымеет действия?
— Я только сказала…
— А не допускаешь, что я стараюсь быть с тобой для твоего же блага? Я не сказал тебе еще, что Грегори потерял сознание там, в Дельте, не потому, что на него свалилось дерево.
— Но если так много неясного, ты можешь арестовать теперь Джона в любую минуту?
Он отложил вилку, отпил чаю из стакана, потом встал, поднял ее на ноги и поставил лицом к себе.
— Итак, ты не хочешь поддаваться чувствам, — сказал он.
— Ты делаешь мне больно…
О Господи, да, он делал ей больно. Он так прижимал ее к себе, что, казалось, ткань ее одежды вот-вот прожжет огонь, исходивший от его мощного тела. Она почувствовала, как восстает его плоть. Запустив пальцы ей в волосы, он откинул ее голову назад, его губы были в дюйме от ее рта.
— Не поддавайся чувствам, пусть это будет только секс, — сказал он.
— Я не хочу…
Его рот! Он приник к ее губам. Открытый, сильный, язык проник внутрь, он двигался там, и его руки…
Вдруг она почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Марк стремительно нес ее через дом. Ее бедра обвились вокруг его талии. А потом она упала в какое-то уютное гнездо. Его кровать. Бедра стали гибкими, как змеи. Она смотрела ему прямо в лицо. Юбка задралась до самой талии, она слышала, как позвякивает пряжка — он расстегивал пояс на брюках.
В следующий момент он бросился на нее, срывая с нее шелковые трусики.
Она услышала, как они треснули.
Открыла рот, чтобы закричать.
Но зачем?
Не было сил ждать. Горячая, как расплавленный металл, волна прокатилась по ее бедрам, застыла внизу живота, горя и пульсируя.
Когда он прикоснулся к ее интимной плоти и проник в нее большим и указательным пальцами, она задохнулась. А потом резким движением он вошел в нее. Ощущение было таким невыносимо эротичным, что у нее вырвался крик изнеможения, она Обхватила его плечи, впилась в них ногтями, извиваясь, ловя каждый бешеный толчок его тела, а он погружался в нее снова и снова, и темп этих толчков бешено возрастал. Ее желание было таким же ненасытным, как и у него, огонь страсти, сжигавшей ее, казался всепожирающим. Она выгибалась, прижимаясь к нему еще ближе, сливалась с ним, стремясь к высшей точке, когда он наполнит ее собою и придет сладостное облегчение.
Когда наступила кульминация, она закричала, словно переполнявшее ее чувство вырвалось наружу, задрожала и только тут поняла, что они даже не раздеты. Он овладел ею, фактически изнасиловал, за несколько секунд.
Где уж тут было подумать о том, как должны складываться их отношения, обсудить их. Обсудить и ее позицию.
Ее позиция состояла в том, что…
Ее позиция уязвима.
Боже, как она уязвима!
То, что он сейчас сделал, было похоже на землетрясение. И она все еще словно бы летела откуда-то с высоты. Его ничто не могло остановить. Она ощущала на себе его руки, его губы, его поцелуи на своей разверстой плоти, влажной, открытой, откликающейся на каждое его прикосновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Синди, я не под арестом, он не может мне приказывать, что я должна и чего не должна делать.
— Правильно. Думаю…
Она запнулась. Марк выходил из палаты.
— Ну что, дамы, поехали?
Он зашагал по стерильному коридору, они — за ним.
Подойдя к машине, он распахнул дверцы. Энн забралась на переднее место, Синди — на заднее. Они поехали по направлению к клубу, обмениваясь по дороге впечатлениями о том, как выглядит Грегори и как чувствует себя Джон. Марк остановился у самого входа.
— Синди, идите, я не уеду, пока вы не откроете дверь и не помашете нам рукой, ладно?
— Да, спасибо, Марк.
— Не за что. Идите.
Синди подошла к двери, открыла ее, заглянула внутрь, потом обернулась и помахала им с веселой улыбкой, после чего скрылась в глубине клуба.
Марк тут же повернулся к Энн, наставил на нее указательный палец и сказал:
— А ты держись отсюда подальше.
Она оттолкнула его палец.
— Кончай вести себя как гестаповец.
— Тебе что, жить надоело?
— Я не говорила, что собираюсь идти туда.
— Но и не сказала, что не пойдешь.
— Зато сказала, что ты не имеешь никакого права указывать мне, что делать, а чего не делать.
— Я стараюсь, чтобы тебя не зарезали, не задушили или…
— Или — что?
Он выругался в сердцах и выехал на оживленную улицу. Энн понятия не имела, куда они едут, пока машина не уткнулась во что-то напоминающее каретный сарай. Марк вышел из машины, обошел ее и открыл Энн дверцу. Пока она выбиралась, он достал из багажника несколько пакетов. До Энн донеслись соблазнительные ароматы, и она осознала, что страшно голодна.
— Что это? — спросила она.
— Каджунско-китайская кухня.
Она расхохоталась.
— Клянусь.
Это действительно была «каджунско-китайская» кухня. Через несколько минут они миновали каретный сарай, превращенный в гараж, садик, обнесенный стеной и коваными решетками, фонтан и оказались на широком крыльце, которое вело в красиво отделанный старинный дом: ему было не меньше двухсот лет. Стены гостиной были заняты книжными стеллажами. Напротив камина стояли чудесные кожаные диваны, в углу — музыкальный центр и прочая аудио — и видеотехника.
Место было и красивым, и уютным. Пройдя через гостиную в столовую, Энн услышала, как Марк возится в кухне. Войдя туда, она увидела огромное помещение с разделочным столом размером с небольшой остров, медными кастрюлями и сковородками, развешанными по стенам, и выгороженным для завтраков уголком. Марк разливал чай со льдом по стаканам и расставлял тарелки на столе.
— Это твой дом?
— Да. Садись.
— Это приказ?
— Приглашение.
Она села. Он открывал коробки. В них были цыплята в остром соусе, рис, красные бобы, говядина в апельсиновом соусе, зеленые бобы и брокколи. Настоящий пир ароматов. Название ресторана, откуда прибыла еда, значилось на коробках — «Вонг Сар-тес, каджунско-китайская кухня».
— Вонг мой друг, — сказал Марк. — Он великий повар, вот увидишь. Его отец — уроженец Дельты, каджун, а мама — китаянка.
Энн поняла, что надо улыбнуться.
— Ты знаешь все рестораны в Новом Орлеане?
— Многие.
Он, похоже, тоже умирал от голода. Наложив себе полную тарелку, он уплетал за обе щеки, наблюдая, как она осторожно пробует блюдо за блюдом, а потом начинает есть со все большим аппетитом.
Раз уж я здесь, подумала Энн, нужно извлечь из этого максимум пользы. Загадочная кухня Вонг Сартеса определенно была лучше больничной еды.
— Итак, каковы твои планы? — спросил Марк.
— Относительно чего?
— Относительно сегодняшнего вечера.
— Ты хочешь сказать, что мне будет разрешено уйти? Я думала, что я твоя женщина. Это ведь твой дом, а ты уже привык диктовать мне, что я должна делать.
— А если я скажу тебе остаться, ты останешься?
— Я… я думаю, мне сейчас не следует поддаваться чувствам. Особенно по отношению к тебе.
— Вот как? Значит, если я попрошу тебя остаться, это тоже не возымеет действия?
— Я только сказала…
— А не допускаешь, что я стараюсь быть с тобой для твоего же блага? Я не сказал тебе еще, что Грегори потерял сознание там, в Дельте, не потому, что на него свалилось дерево.
— Но если так много неясного, ты можешь арестовать теперь Джона в любую минуту?
Он отложил вилку, отпил чаю из стакана, потом встал, поднял ее на ноги и поставил лицом к себе.
— Итак, ты не хочешь поддаваться чувствам, — сказал он.
— Ты делаешь мне больно…
О Господи, да, он делал ей больно. Он так прижимал ее к себе, что, казалось, ткань ее одежды вот-вот прожжет огонь, исходивший от его мощного тела. Она почувствовала, как восстает его плоть. Запустив пальцы ей в волосы, он откинул ее голову назад, его губы были в дюйме от ее рта.
— Не поддавайся чувствам, пусть это будет только секс, — сказал он.
— Я не хочу…
Его рот! Он приник к ее губам. Открытый, сильный, язык проник внутрь, он двигался там, и его руки…
Вдруг она почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Марк стремительно нес ее через дом. Ее бедра обвились вокруг его талии. А потом она упала в какое-то уютное гнездо. Его кровать. Бедра стали гибкими, как змеи. Она смотрела ему прямо в лицо. Юбка задралась до самой талии, она слышала, как позвякивает пряжка — он расстегивал пояс на брюках.
В следующий момент он бросился на нее, срывая с нее шелковые трусики.
Она услышала, как они треснули.
Открыла рот, чтобы закричать.
Но зачем?
Не было сил ждать. Горячая, как расплавленный металл, волна прокатилась по ее бедрам, застыла внизу живота, горя и пульсируя.
Когда он прикоснулся к ее интимной плоти и проник в нее большим и указательным пальцами, она задохнулась. А потом резким движением он вошел в нее. Ощущение было таким невыносимо эротичным, что у нее вырвался крик изнеможения, она Обхватила его плечи, впилась в них ногтями, извиваясь, ловя каждый бешеный толчок его тела, а он погружался в нее снова и снова, и темп этих толчков бешено возрастал. Ее желание было таким же ненасытным, как и у него, огонь страсти, сжигавшей ее, казался всепожирающим. Она выгибалась, прижимаясь к нему еще ближе, сливалась с ним, стремясь к высшей точке, когда он наполнит ее собою и придет сладостное облегчение.
Когда наступила кульминация, она закричала, словно переполнявшее ее чувство вырвалось наружу, задрожала и только тут поняла, что они даже не раздеты. Он овладел ею, фактически изнасиловал, за несколько секунд.
Где уж тут было подумать о том, как должны складываться их отношения, обсудить их. Обсудить и ее позицию.
Ее позиция состояла в том, что…
Ее позиция уязвима.
Боже, как она уязвима!
То, что он сейчас сделал, было похоже на землетрясение. И она все еще словно бы летела откуда-то с высоты. Его ничто не могло остановить. Она ощущала на себе его руки, его губы, его поцелуи на своей разверстой плоти, влажной, открытой, откликающейся на каждое его прикосновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72