до приезда Беатрисы он посвящал этим сочинениям субботние вечера. Профессор был его экономическим экспертом, а инженер Сифуэнтес занимался таинственными сооружениями в горах Орьенте (его сообщения иногда подтверждались, а иногда и опровергались кубинским летчиком — опровержения придавали тому, что писал Уормолд, оттенок достоверности). Главный механик сообщал об условиях труда в Сантьяго, Матансасе и Сьенфуэгосе и осведомлял о беспорядках на военных кораблях. Что касается голой танцовщицы, то она поставляла пикантные подробности частной жизни и половых изысков министра обороны и директора почт и телеграфа. Ее сведения были как две капли воды похожи на сплетни из жизни кинозвезд, которые печатались в журнале «Конфиденшл», поскольку воображение Уормолда в этой области было бедновато.
Теперь, когда приехала Беатриса, у Уормолда, помимо субботних литературных упражнений, появилось много новых хлопот. Дело не ограничивалось кратким курсом микрофотографии, который он проходил с Беатрисой по ее настоянию, — надо было выдумывать телеграммы, чтобы как-нибудь занять Руди, а чем больше телеграмм посылал Уормолд, тем больше он их получал в ответ. Не проходило недели, чтобы Лондон не докучал ему запросами о сооружениях в Орьенте, и с каждой неделей Беатриса все настойчивее добивалась передачи ей агентурных связей. По ее словам, резиденту категорически воспрещалось самому встречаться со своими «источниками». Однажды он пригласил ее пообедать в Загородный клуб и, как назло, кто-то вдруг громко вызвал инженера Сифуэнтеса. Из-за соседнего столика поднялся очень высокий, худой человек. На глазу у него было бельмо.
— Это и есть Сифуэнтес? — резко спросила она.
— Да.
— Но вы же мне сказали, что ему шестьдесят пять лет.
— Он очень молодо выглядит.
— И вы говорили, что у него брюшко.
— Вы меня просто не поняли. Я сказал, что у него брошка. Здесь так называют бельмо.
Он чуть было не попался.
Затем она стала интересоваться более возвышенным порождением фантазии Уормолда — кубинским летчиком. Она с увлечением принялась дополнять записи о нем в картотеке и требовала все новых и новых подробностей. Рауля Домингеса, без сомнения, окружал ореол романтики. Жена его погибла во время гражданской войны в Испании, а теперь он разочаровался и в политике и в своих бывших коммунистических друзьях. Чем чаще Беатриса расспрашивала о нем Уормолда, чем больше обогащался характер Рауля, тем сильнее ей хотелось с ним познакомиться. Иногда Уормолд чувствовал укол ревности и пытался очернить летчика в ее глазах.
— Этот пьянчуга выдувает целую бутылку виски в день, — говорил Уормолд.
— Наверно, ищет забвения от одиночества и тоски, — отвечала Беатриса. — А вам разве никогда не хочется забыться?
— Должно быть, иногда нам всем этого хочется.
— Я-то знаю, что такое одиночество, — сказала она с сочувствием. — Он пьет с утра до ночи?
— Нет. Роковое время для него — два часа ночи. Если он к этому времени проспится, его начинают донимать мрачные мысли, и тогда он снова принимается пить.
Уормолда самого удивляло, как быстро он находит ответ на любой вопрос о своих героях; казалось, они живут где-то на пороге его сознания: стоит ему только повернуть выключатель и зажечь свет — они уже тут как тут, и сами начинают действовать. Вскоре после приезда Беатрисы Рауль праздновал день рождения, в она предложила подарить ему ящик шампанского.
— Он к нему и не притронется, — сам не зная почему, возразил Уормолд. — У него повышенная кислотность. Как только он выпьет шампанского, у него появляется сыпь. А вот профессор, наоборот, тот не пьет ничего другого.
— Аристократический вкус.
— Дурной вкус, — не задумываясь, откликнулся Уормолд. — Он предпочитает шампанское испанских марок.
Иногда его даже пугало, как эти люди, без его ведома, вырастали из мрака небытия. Что там делает Тереса у него за спиной? Он боялся об этом подумать. Порой его возмущали ее бесстыдные откровения, когда она рассказывала о своей жизни с двумя любовниками. Но самого неотступного внимания требовал Рауль. Бывали такие минуты, когда Уормолду казалось, что куда проще было бы иметь дело с настоящими агентами.
Мысль его лучше всего работала в ванне. Однажды утром, когда он был погружен в свои размышления, до него донесся какой-то шум — возмущенные возгласы, стук кулаком в дверь, сердитый топот на лестнице, — но захваченный творческим порывом, он был равнодушен к миру, который скрывало от него облако пара… Кубинская авиакомпания уволила Рауля за пьянство. Он был в отчаянии: работы нет, у него произошло неприятное объяснение с капитаном Сегурой, тот ему угрожал…
— С вами ничего не случилось? — донесся снаружи голос Беатрисы. — Вы не утонули? Может быть, взломать дверь?
Он задрапировался полотенцем и вышел в спальню, которая служила ему теперь и кабинетом.
— Милли ушла в бешенстве, — сообщила Беатриса. — Ей так и не удалось принять ванну.
— Настал исторический момент, — сказал Уормолд. — Где Руди?
— Вы же сами отпустили его на субботу и воскресенье.
— Ничего. Пошлем телеграмму через консульство. Достаньте шифровальную книгу.
— Она в сейфе. Напомните, мне секрет. Когда ваш день рождения? Ведь, кажется, мы остановились на дне рождения? 6 декабря?
— Я все переменил.
— Свой день рождения?
— Да нет же. Я говорю о секрете. — Он добавил назидательно: — Чем меньше людей его знают, тем лучше для всех нас. Достаточно, если его знаем Руди и я. Самое важное — это действовать по всем правилам. — Он пошел в комнату Руди и принялся крутить ручку — четыре раза налево, три раза направо. Полотенце упрямо сползало с бедер. — Кроме того, каждый может узнать мой день рождения, он ведь указан в бланке для прописки. Крайне опасно! Это как раз та цифра, о которой они подумают прежде всего.
— Еще один поворот, — сказала Беатриса.
— Этот секрет не разгадает никто. Надежнее быть не может.
— Ну как, готово?
— Я, кажется, ошибся. Придется начать сначала.
— Да, секрет и в самом деле разгадать трудно.
— Пожалуйста, не смотрите и не говорите мне под руку. Меня это нервирует.
Беатриса отошла и повернулась лицом к стене.
— Скажите, когда можно будет смотреть, — попросила она.
— Странная история. Должно быть, эта проклятая штука сломалась. Позвоните Руди по телефону.
— Не могу. Куда я ему позвоню? Он уехал на пляж Варадеро.
— Ах, черт!
— Может быть, вы мне скажете, как вы придумали эту цифру, если только вы можете вспомнить…
— Это телефон сестры моей бабушки.
— Вы помните ее адрес?
— Оксфорд, Вудсток-роуд, 96.
— Но почему именно сестры вашей бабушки?
— А почему бы и нет?
— Пожалуй, можно запросить справочную Оксфорда.
— Сомневаюсь, чтобы она нам помогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Теперь, когда приехала Беатриса, у Уормолда, помимо субботних литературных упражнений, появилось много новых хлопот. Дело не ограничивалось кратким курсом микрофотографии, который он проходил с Беатрисой по ее настоянию, — надо было выдумывать телеграммы, чтобы как-нибудь занять Руди, а чем больше телеграмм посылал Уормолд, тем больше он их получал в ответ. Не проходило недели, чтобы Лондон не докучал ему запросами о сооружениях в Орьенте, и с каждой неделей Беатриса все настойчивее добивалась передачи ей агентурных связей. По ее словам, резиденту категорически воспрещалось самому встречаться со своими «источниками». Однажды он пригласил ее пообедать в Загородный клуб и, как назло, кто-то вдруг громко вызвал инженера Сифуэнтеса. Из-за соседнего столика поднялся очень высокий, худой человек. На глазу у него было бельмо.
— Это и есть Сифуэнтес? — резко спросила она.
— Да.
— Но вы же мне сказали, что ему шестьдесят пять лет.
— Он очень молодо выглядит.
— И вы говорили, что у него брюшко.
— Вы меня просто не поняли. Я сказал, что у него брошка. Здесь так называют бельмо.
Он чуть было не попался.
Затем она стала интересоваться более возвышенным порождением фантазии Уормолда — кубинским летчиком. Она с увлечением принялась дополнять записи о нем в картотеке и требовала все новых и новых подробностей. Рауля Домингеса, без сомнения, окружал ореол романтики. Жена его погибла во время гражданской войны в Испании, а теперь он разочаровался и в политике и в своих бывших коммунистических друзьях. Чем чаще Беатриса расспрашивала о нем Уормолда, чем больше обогащался характер Рауля, тем сильнее ей хотелось с ним познакомиться. Иногда Уормолд чувствовал укол ревности и пытался очернить летчика в ее глазах.
— Этот пьянчуга выдувает целую бутылку виски в день, — говорил Уормолд.
— Наверно, ищет забвения от одиночества и тоски, — отвечала Беатриса. — А вам разве никогда не хочется забыться?
— Должно быть, иногда нам всем этого хочется.
— Я-то знаю, что такое одиночество, — сказала она с сочувствием. — Он пьет с утра до ночи?
— Нет. Роковое время для него — два часа ночи. Если он к этому времени проспится, его начинают донимать мрачные мысли, и тогда он снова принимается пить.
Уормолда самого удивляло, как быстро он находит ответ на любой вопрос о своих героях; казалось, они живут где-то на пороге его сознания: стоит ему только повернуть выключатель и зажечь свет — они уже тут как тут, и сами начинают действовать. Вскоре после приезда Беатрисы Рауль праздновал день рождения, в она предложила подарить ему ящик шампанского.
— Он к нему и не притронется, — сам не зная почему, возразил Уормолд. — У него повышенная кислотность. Как только он выпьет шампанского, у него появляется сыпь. А вот профессор, наоборот, тот не пьет ничего другого.
— Аристократический вкус.
— Дурной вкус, — не задумываясь, откликнулся Уормолд. — Он предпочитает шампанское испанских марок.
Иногда его даже пугало, как эти люди, без его ведома, вырастали из мрака небытия. Что там делает Тереса у него за спиной? Он боялся об этом подумать. Порой его возмущали ее бесстыдные откровения, когда она рассказывала о своей жизни с двумя любовниками. Но самого неотступного внимания требовал Рауль. Бывали такие минуты, когда Уормолду казалось, что куда проще было бы иметь дело с настоящими агентами.
Мысль его лучше всего работала в ванне. Однажды утром, когда он был погружен в свои размышления, до него донесся какой-то шум — возмущенные возгласы, стук кулаком в дверь, сердитый топот на лестнице, — но захваченный творческим порывом, он был равнодушен к миру, который скрывало от него облако пара… Кубинская авиакомпания уволила Рауля за пьянство. Он был в отчаянии: работы нет, у него произошло неприятное объяснение с капитаном Сегурой, тот ему угрожал…
— С вами ничего не случилось? — донесся снаружи голос Беатрисы. — Вы не утонули? Может быть, взломать дверь?
Он задрапировался полотенцем и вышел в спальню, которая служила ему теперь и кабинетом.
— Милли ушла в бешенстве, — сообщила Беатриса. — Ей так и не удалось принять ванну.
— Настал исторический момент, — сказал Уормолд. — Где Руди?
— Вы же сами отпустили его на субботу и воскресенье.
— Ничего. Пошлем телеграмму через консульство. Достаньте шифровальную книгу.
— Она в сейфе. Напомните, мне секрет. Когда ваш день рождения? Ведь, кажется, мы остановились на дне рождения? 6 декабря?
— Я все переменил.
— Свой день рождения?
— Да нет же. Я говорю о секрете. — Он добавил назидательно: — Чем меньше людей его знают, тем лучше для всех нас. Достаточно, если его знаем Руди и я. Самое важное — это действовать по всем правилам. — Он пошел в комнату Руди и принялся крутить ручку — четыре раза налево, три раза направо. Полотенце упрямо сползало с бедер. — Кроме того, каждый может узнать мой день рождения, он ведь указан в бланке для прописки. Крайне опасно! Это как раз та цифра, о которой они подумают прежде всего.
— Еще один поворот, — сказала Беатриса.
— Этот секрет не разгадает никто. Надежнее быть не может.
— Ну как, готово?
— Я, кажется, ошибся. Придется начать сначала.
— Да, секрет и в самом деле разгадать трудно.
— Пожалуйста, не смотрите и не говорите мне под руку. Меня это нервирует.
Беатриса отошла и повернулась лицом к стене.
— Скажите, когда можно будет смотреть, — попросила она.
— Странная история. Должно быть, эта проклятая штука сломалась. Позвоните Руди по телефону.
— Не могу. Куда я ему позвоню? Он уехал на пляж Варадеро.
— Ах, черт!
— Может быть, вы мне скажете, как вы придумали эту цифру, если только вы можете вспомнить…
— Это телефон сестры моей бабушки.
— Вы помните ее адрес?
— Оксфорд, Вудсток-роуд, 96.
— Но почему именно сестры вашей бабушки?
— А почему бы и нет?
— Пожалуй, можно запросить справочную Оксфорда.
— Сомневаюсь, чтобы она нам помогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54