Она подошла к книжным полкам. — Вы читаете что-нибудь, кроме медицинских книг, доктор Гассельбахер?
— Очень мало: Гейне, Гете. Все только немцев. А вы читаете по-немецки, миссис Северн?
— Нет. Но у вас есть и английские книги.
— Я получил их от одного пациента вместо гонорара. Но, кажется, даже не открывал. Вот ваш бокал, миссис Северн.
Она отошла от полок и взяла бокал.
— Это ваша родина, доктор Гассельбахер? — она разглядывала цветную литографию конца прошлого века, висевшую рядом с портретом молодого капитана Гассельбахера.
— Там я родился. Да. Это крошечный городок — старые крепостные стены, развалины замка…
— Я была в этом городе, — сказала Беатриса, — перед самой войной. С отцом. Ведь это рядом с Лейпцигом?
— Да, миссис Северн, — сказал Гассельбахер, уныло наблюдая за ней. — Это рядом с Лейпцигом.
— Надеюсь, русские его не тронули?
В передней раздался телефонный звонок. Доктор Гассельбахер неохотно поднялся.
— Извините, миссис Северн, — сказал он.
Выйдя в переднюю, он закрыл за собой дверь.
— В гостях хорошо, а дома лучше, — сказала Беатриса.
— Вы, может, хотите сообщить в Лондон? Но я его знаю пятнадцать лет, а здесь он живет уже больше двадцати. Это старый добряк, мой лучший друг…
Открылась дверь, и вернулся доктор Гассельбахер.
— Простите, — сказал он. — Я что-то неважно себя чувствую. Может быть, вы зайдете послушать музыку в другой раз.
Он тяжело опустился на стул, взял бокал и снова поставил его на место. На лбу его блестели капельки пота, но ведь и ночь была сегодня сырая.
— Неприятные новости? — спросил Уормолд.
— Да.
— Я чем-нибудь могу помочь?
— Вы!.. — сказал доктор Гассельбахер. — Нет. Вы мне помочь не можете. Ни вы, ни миссис Северн.
— Это больной?
Доктор Гассельбахер покачал головой. Он вынул носовой платок и вытер лоб.
— Кто же из нас теперь не больной? — сказал он.
— Мы, пожалуй, пойдем.
— Да, ступайте. Я был прав. Людей надо лечить, чтобы они жили подольше.
— Не понимаю.
— Неужели никогда люди не жили мирно? — спросил доктор Гассельбахер. — Простите меня. Говорят, что доктора привыкают к смерти. Но я, видно, плохой доктор.
— Кто-то умер?
— Несчастный случай. Обыкновенный несчастный случай. Всего-навсего несчастный случай. По дороге на аэродром разбилась машина. Один молодой человек… — И он вдруг закричал в бешенстве: — Ведь всегда происходят несчастные случаи. Повсюду. Вот и это, наверно, тоже несчастный случай. Он слишком любил выпить.
— А его случайно не звали Рауль? — спросила Беатриса.
— Да, — ответил доктор Гассельбахер. — Его звали Рауль.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Уормолд отпер дверь. Уличный фонарь напротив неясно освещал пылесосы, стоявшие вокруг, как могильные памятники. Он двинулся к лестнице. Беатриса прошептала:
— Стойте, стойте… Мне кажется, я слышу…
Это были первые слова, произнесенные после того, как они закрыли за собой дверь квартиры доктора Гассельбахера.
— В чем дело?
Она протянула руку и схватила с прилавка какой-то металлический предмет; держа его, как дубинку, она сказала:
— Я боюсь.
«Наверно, куда меньше, чем я», — подумал он. Оказывается, можно написать о человеке, а он вдруг возьмет и оживет. И как он будет жить? Интересно, узнал Шекспир о смерти Дункана где-нибудь в таверне или сначала кончил «Макбета», а потом услышал стук в дверь своей спальни?.. Уормолд стоял посреди магазина и тихонько напевал, чтобы себя подбодрить:
Они твердят, что круг — это круг,
И мое безрассудство их просто бесит…
— Тише, — сказала Беатриса. — Наверху кто-то ходит.
Ему казалось, что он боится только своих вымышленных героев, а не живого человека, у которого скрипят под ногами половицы. Он взбежал наверх, но дорогу ему преградила какая-то тень. Ему хотелось закричать и покончить со всеми своими выдуманными агентами разом — и с Тересой, и с механиком, и с профессором, и с инженером.
— Почему ты так поздно? — послышался голос Милли. Это была всего-навсего Милли; она стояла в коридоре, между своей комнатой и уборной.
— Мы гуляли.
— Ты опять ее привел? — спросила Милли. — Зачем?
Беатриса, крадучись, поднялась по лестнице, держа импровизированную дубинку наготове.
— Руди спит?
— По-моему, нет.
Беатриса сказала:
— Если есть какие-нибудь новости, он вас ждет.
Ну, раз выдуманные люди были настолько живыми, что могли умереть, их уж во всяком случае хватит на то, чтобы послать радиограмму! Он открыл дверь в кабинет. Руди зашевелился.
— Есть новости, Руди?
— Нет.
Милли сказала:
— Вы прозевали самое интересное.
— Интересное?
— Полиция носилась, как оглашенная. Вы бы послушали, как ревела сирена. Я думала, что это революция, и позвонила капитану Сегуре.
— Ну и что он сказал?
— Кто-то хотел кого-то убить, когда тот выходил из министерства внутренних дел. Наверно, думал, что это министр, но это был совсем не министр. Выстрелил из окна машины и был таков.
— А кто это был?
— Его еще не поймали.
— Да нет, кто был тот… в кого стреляли?
— Какой-то тип. Но он похож на министра. Где ты ужинал?
— В «Виктории».
— Фаршированного омара ел?
— Да.
— Я ужасно рада, что ты не похож на президента. Капитан Сегура говорит, что бедный господин Сифуэнтес так перепугался, что намочил в штаны, а потом напился в Загородном клубе.
— Сифуэнтес?
— Да ты его знаешь — инженер.
— В него стреляли?
— Ну да, по ошибке.
— Давайте сядем, — сказала Беатриса. Она говорила за них обоих.
Он предложил:
— В столовой?..
— Я не хочу сидеть на жестком стуле. Мне надо что-нибудь мягкое. Может, мне захочется поплакать.
— Ну что ж, если вас не смущает, что это спальня… — предложил он неуверенно, поглядывая на Милли.
— Вы знакомы с господином Сифуэнтесом? — сочувственно спросила Милли у Беатрисы.
— Нет. Я только знаю, что у него брошка.
— Брошка? Какая брошка?
— Ваш отец говорил, что здесь так называют бельмо на глазу.
— Это он вам сказал? Бедный папа. Он всегда все путает.
— Послушай, Милли, а не лечь ли тебе спать?. Нам с Беатрисой надо еще поработать.
— Поработать?
— Ну да, поработать.
— Но сейчас уже поздно работать.
— Он платит мне сверхурочные, — сказала Беатриса.
— А что вы делаете? Учите все насчет пылесосов? — спросила Милли. — То, что вы держите в руке, называется пульверизатором.
— Да? Я схватила его на тот случай, если бы мне пришлось кого-нибудь стукнуть.
— Не подойдет, — сказала Милли. — У него выдвижная труба.
— Ну и что из этого?.
— Она может выдвинуться не туда, куда надо.
— Прошу тебя, Милли… — сказал Уормолд. — Уже скоро два.
— Не волнуйся. Я иду. И помолюсь за господина Сифуэнтеса. Это совсем не шутка, когда в тебя стреляют. Пуля пробила насквозь кирпичную стену. Подумай, что она могла бы сделать с бедным господином Сифуэнтесом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Очень мало: Гейне, Гете. Все только немцев. А вы читаете по-немецки, миссис Северн?
— Нет. Но у вас есть и английские книги.
— Я получил их от одного пациента вместо гонорара. Но, кажется, даже не открывал. Вот ваш бокал, миссис Северн.
Она отошла от полок и взяла бокал.
— Это ваша родина, доктор Гассельбахер? — она разглядывала цветную литографию конца прошлого века, висевшую рядом с портретом молодого капитана Гассельбахера.
— Там я родился. Да. Это крошечный городок — старые крепостные стены, развалины замка…
— Я была в этом городе, — сказала Беатриса, — перед самой войной. С отцом. Ведь это рядом с Лейпцигом?
— Да, миссис Северн, — сказал Гассельбахер, уныло наблюдая за ней. — Это рядом с Лейпцигом.
— Надеюсь, русские его не тронули?
В передней раздался телефонный звонок. Доктор Гассельбахер неохотно поднялся.
— Извините, миссис Северн, — сказал он.
Выйдя в переднюю, он закрыл за собой дверь.
— В гостях хорошо, а дома лучше, — сказала Беатриса.
— Вы, может, хотите сообщить в Лондон? Но я его знаю пятнадцать лет, а здесь он живет уже больше двадцати. Это старый добряк, мой лучший друг…
Открылась дверь, и вернулся доктор Гассельбахер.
— Простите, — сказал он. — Я что-то неважно себя чувствую. Может быть, вы зайдете послушать музыку в другой раз.
Он тяжело опустился на стул, взял бокал и снова поставил его на место. На лбу его блестели капельки пота, но ведь и ночь была сегодня сырая.
— Неприятные новости? — спросил Уормолд.
— Да.
— Я чем-нибудь могу помочь?
— Вы!.. — сказал доктор Гассельбахер. — Нет. Вы мне помочь не можете. Ни вы, ни миссис Северн.
— Это больной?
Доктор Гассельбахер покачал головой. Он вынул носовой платок и вытер лоб.
— Кто же из нас теперь не больной? — сказал он.
— Мы, пожалуй, пойдем.
— Да, ступайте. Я был прав. Людей надо лечить, чтобы они жили подольше.
— Не понимаю.
— Неужели никогда люди не жили мирно? — спросил доктор Гассельбахер. — Простите меня. Говорят, что доктора привыкают к смерти. Но я, видно, плохой доктор.
— Кто-то умер?
— Несчастный случай. Обыкновенный несчастный случай. Всего-навсего несчастный случай. По дороге на аэродром разбилась машина. Один молодой человек… — И он вдруг закричал в бешенстве: — Ведь всегда происходят несчастные случаи. Повсюду. Вот и это, наверно, тоже несчастный случай. Он слишком любил выпить.
— А его случайно не звали Рауль? — спросила Беатриса.
— Да, — ответил доктор Гассельбахер. — Его звали Рауль.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Уормолд отпер дверь. Уличный фонарь напротив неясно освещал пылесосы, стоявшие вокруг, как могильные памятники. Он двинулся к лестнице. Беатриса прошептала:
— Стойте, стойте… Мне кажется, я слышу…
Это были первые слова, произнесенные после того, как они закрыли за собой дверь квартиры доктора Гассельбахера.
— В чем дело?
Она протянула руку и схватила с прилавка какой-то металлический предмет; держа его, как дубинку, она сказала:
— Я боюсь.
«Наверно, куда меньше, чем я», — подумал он. Оказывается, можно написать о человеке, а он вдруг возьмет и оживет. И как он будет жить? Интересно, узнал Шекспир о смерти Дункана где-нибудь в таверне или сначала кончил «Макбета», а потом услышал стук в дверь своей спальни?.. Уормолд стоял посреди магазина и тихонько напевал, чтобы себя подбодрить:
Они твердят, что круг — это круг,
И мое безрассудство их просто бесит…
— Тише, — сказала Беатриса. — Наверху кто-то ходит.
Ему казалось, что он боится только своих вымышленных героев, а не живого человека, у которого скрипят под ногами половицы. Он взбежал наверх, но дорогу ему преградила какая-то тень. Ему хотелось закричать и покончить со всеми своими выдуманными агентами разом — и с Тересой, и с механиком, и с профессором, и с инженером.
— Почему ты так поздно? — послышался голос Милли. Это была всего-навсего Милли; она стояла в коридоре, между своей комнатой и уборной.
— Мы гуляли.
— Ты опять ее привел? — спросила Милли. — Зачем?
Беатриса, крадучись, поднялась по лестнице, держа импровизированную дубинку наготове.
— Руди спит?
— По-моему, нет.
Беатриса сказала:
— Если есть какие-нибудь новости, он вас ждет.
Ну, раз выдуманные люди были настолько живыми, что могли умереть, их уж во всяком случае хватит на то, чтобы послать радиограмму! Он открыл дверь в кабинет. Руди зашевелился.
— Есть новости, Руди?
— Нет.
Милли сказала:
— Вы прозевали самое интересное.
— Интересное?
— Полиция носилась, как оглашенная. Вы бы послушали, как ревела сирена. Я думала, что это революция, и позвонила капитану Сегуре.
— Ну и что он сказал?
— Кто-то хотел кого-то убить, когда тот выходил из министерства внутренних дел. Наверно, думал, что это министр, но это был совсем не министр. Выстрелил из окна машины и был таков.
— А кто это был?
— Его еще не поймали.
— Да нет, кто был тот… в кого стреляли?
— Какой-то тип. Но он похож на министра. Где ты ужинал?
— В «Виктории».
— Фаршированного омара ел?
— Да.
— Я ужасно рада, что ты не похож на президента. Капитан Сегура говорит, что бедный господин Сифуэнтес так перепугался, что намочил в штаны, а потом напился в Загородном клубе.
— Сифуэнтес?
— Да ты его знаешь — инженер.
— В него стреляли?
— Ну да, по ошибке.
— Давайте сядем, — сказала Беатриса. Она говорила за них обоих.
Он предложил:
— В столовой?..
— Я не хочу сидеть на жестком стуле. Мне надо что-нибудь мягкое. Может, мне захочется поплакать.
— Ну что ж, если вас не смущает, что это спальня… — предложил он неуверенно, поглядывая на Милли.
— Вы знакомы с господином Сифуэнтесом? — сочувственно спросила Милли у Беатрисы.
— Нет. Я только знаю, что у него брошка.
— Брошка? Какая брошка?
— Ваш отец говорил, что здесь так называют бельмо на глазу.
— Это он вам сказал? Бедный папа. Он всегда все путает.
— Послушай, Милли, а не лечь ли тебе спать?. Нам с Беатрисой надо еще поработать.
— Поработать?
— Ну да, поработать.
— Но сейчас уже поздно работать.
— Он платит мне сверхурочные, — сказала Беатриса.
— А что вы делаете? Учите все насчет пылесосов? — спросила Милли. — То, что вы держите в руке, называется пульверизатором.
— Да? Я схватила его на тот случай, если бы мне пришлось кого-нибудь стукнуть.
— Не подойдет, — сказала Милли. — У него выдвижная труба.
— Ну и что из этого?.
— Она может выдвинуться не туда, куда надо.
— Прошу тебя, Милли… — сказал Уормолд. — Уже скоро два.
— Не волнуйся. Я иду. И помолюсь за господина Сифуэнтеса. Это совсем не шутка, когда в тебя стреляют. Пуля пробила насквозь кирпичную стену. Подумай, что она могла бы сделать с бедным господином Сифуэнтесом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54