Тем самым он снял с себя все обязательства перед музыкантами – что можно получить с фирмы, которая не существует?
Нат верил, что в конце концов он сумеет основать новую фирму с новой продукцией и станет вести все дела совершенно честно. Ему не хотелось, чтобы его когда-либо еще назвали вором и пиратом. Загвоздка заключалась в том, что в голову ему никак не приходило ничего дельного и стоящего.
Блестящая мысль, которая легла в основу «Альфы рекордс», осенила его, когда он впервые изменил Эвелин.
Она была дочерью Джека Сондерса от первого брака. Ее звали Пэм, она только что окончила университет Миссури и теперь королевой возвратилась домой. Ей вздумалось поработать в грамзаписи, но ни в коем случае не в фирме-гиганте. Она хотела всему научиться, а для этого нет лучше способа, чем стать для начала секретаршей патрона в небольшой фирме. Поэтому Джек позвонил Нату и спросил, не может ли тот помочь.
– Почему бы и нет, если у нее большая грудь и красивые ноги?
– Полегче! – сказал Джек, наполовину гордый, наполовину оскорбленный. – Она моя единственная дочь.
Встречу назначили на четыре часа, и когда Пэм Сондерс вошла в кабинет Ната, он поразился. Высокая невозмутимая блондинка, очень хорошенькая, с голубыми глазами и пушистыми волосами возбуждала его одним своим видом.
– Вы заработаете миллион долларов в год, если станете моделью, – сказал он. – Зачем вы хотите похоронить себя в офисе?
– Этого хочет отец, – пожала она плечами. – Кроме того, мне нужны деньги, все свои отец потратил на своих жен. Нужно же мне на что-то жить.
– Жить на сорок пять долларов в неделю? – Она выглядела девушкой, которая знает себе цену, так же как и ее отец выглядел знающим себе цену мужчиной.
– Вы можете заработать сорок пять долларов в час, позируя для обложек журналов.
– Послушайте, – хмыкнула Пэм, – вы хотите нанять меня секретаршей или снимать полуголой для обложек?
– И то, и другое, – наконец обрел он дар речи. – Так я, по крайней мере, предпочитаю.
– Пообедаем вместе? – спросила она.
Ее прямота смутила Ната. Он не привык к таким откровенным женщинам и уже забыл, насколько приятно пофлиртовать. Ему вспомнилось, что в свое время он пользовался успехом у женщин.
– Пообедаем.
Пэм уселась в кресло, а Нат тут же, при ней, позвонил Эвелин и предупредил, что у него деловой обед и что он останется на ночь в городе. Пока он произносил заученные слова, ему пришло в голову, что он уже много лет подготавливал почву. Всякий раз, когда он раньше оставался ночевать в городе, на то у него всегда были причины, к тому же отнюдь не вымышленные – его ждали деловой обед, ночной клуб и одинокая постель в отеле «Астор». Проститутки, которыми в таких случаях пробавлялись его знакомые, были не для него. Он любил настоящих женщин, к тому же еще в семнадцать лет дал себе клятву, что никогда не будет платить за секс. Прежние вечера в городе он проводил скучно и однообразно – с деловыми партнерами и избитыми пошлыми шуточками, – но скука и однообразие, выраженные в долларах и центах, стоили того, чтобы их терпеть. Теперь же Нат решил, что настало время перемен.
Обед закончился в апартаментах Пэм, небольшой двухкомнатной квартире на верхнем этаже кирпичного дома на Перри-стрит. Мебель выглядела подлинным антиквариатом, и Нат поклялся бы, что она в течение поколений принадлежала семье, а не была куплена на распродаже – на ней лежала печать долгих лет надлежащего ухода, на который способны только вышколенные слуги. Такой вид вещам могут дать только переходящие по наследству состояния. А Нат всегда преклонялся перед такого рода деньгами.
Едва за ними закрылась дверь, как Пэм принялась срывать с себя одежду, и Нат решил, что если она может обойтись без предварительных игр, то и ему они ни к чему. Они оба уже были нагишом, когда достигли узкой постели в спальне. Нат ловко взобрался на Пэм и готовился войти в нее – лобковые волосы щекотали головку его члена, и он как-то отстраненно подумал, что впервые изменяет Эвелин. Он почувствовал гордость, но не за измену, а за то, что шесть лет хранил верность.
Это было намного больше, чем большинство мужчин могут сказать о себе, не покривив душой.
Проснувшись на следующее утро в чужой постели, он ощутил странное волнение.
– Твой отец знает, что ты спишь с мужчинами? – спросил Нат.
– Кто тебе сказал, что я сплю с мужчинами?
Это значило, что его совершенно не касается то, что она делает. Нат понял намек и благоразумно умолк. Пока Пэм варила кофе в кухоньке, которую хозяин дома устроил в бывшем чулане, Нат лежал в постели и курил. На ночном столике он заметил англо-французский разговорник и взял его в руки.
Она появилась с двумя чашечками кофе и поставила их на ночной столик.
– Может быть, я поеду в Париж, если не найду работу, – пояснила она. – Вот и подумала, что неплохо бы подучить французский.
– Разве вас не учили французскому в университете Миссури?
– Учили, да только я его не учила.
Они рассмеялись. Она, Пэм, была хорошенькой, и красота давала ей массу преимуществ, как, например, возможность сдать обязательный курс французского языка, не открывая книгу. Красота была пропуском к свободе, она значила больше, чем деньги. Нат подумал, что красивые женщины – счастливейшие существа на свете. Им все удается, им не нужно прилагать усилий, не нужно просить, они не знают, что такое неуверенность.
Нат бросил книгу на ночной столик. Выпив кофе, они снова занялись любовью.
– Мне нравится секс по утрам, – сказал Нат, подумав при этом, что по утрам они с Эвелин никогда и не пытались заняться сексом. Он вечно спешил встать, одеться, проглотить обжигающий кофе и поскорее добраться до чертова Лонг-Айленда.
– Утром, днем, вечером и ночью, – ответила Пэм.
Она была чувственной и горячей, молодой и нежной, требовательной и совершенной. Нату хотелось снова увидеться с Пэм и провести с ней не одну ночь в постели. Но он сознавал, что в ней кроется опасность. Было в ней что-то порочное и возбуждающее, что притягивало его, заставляло чувствовать себя неловким и ущербным. Хотя Нат Баум теперь одевался у братьев Брукс и давно оставил костюмы с узкими брюками и удлиненными пиджаками и рубашки с остроконечными воротничками, еврейское происхождение продолжало тяготить его, и он испытывал неуверенность, когда сталкивался со спокойными до идиотизма протестантами англосаксонских кровей. Сексуальные и независимые девушки вроде Пэм было чем-то большим, чем то, на что он мог рассчитывать. Они привлекали его, но он боялся их, и страх всегда брал над ним верх.
Кроме того, ему не хотелось причинять боль Эвелин. Он любил ее, он обожал Джой, так зачем раскачивать лодку? С другой стороны, ему едва исполнилось тридцать два года, и он не собирался до конца своих дней укладываться между ног одной только женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Нат верил, что в конце концов он сумеет основать новую фирму с новой продукцией и станет вести все дела совершенно честно. Ему не хотелось, чтобы его когда-либо еще назвали вором и пиратом. Загвоздка заключалась в том, что в голову ему никак не приходило ничего дельного и стоящего.
Блестящая мысль, которая легла в основу «Альфы рекордс», осенила его, когда он впервые изменил Эвелин.
Она была дочерью Джека Сондерса от первого брака. Ее звали Пэм, она только что окончила университет Миссури и теперь королевой возвратилась домой. Ей вздумалось поработать в грамзаписи, но ни в коем случае не в фирме-гиганте. Она хотела всему научиться, а для этого нет лучше способа, чем стать для начала секретаршей патрона в небольшой фирме. Поэтому Джек позвонил Нату и спросил, не может ли тот помочь.
– Почему бы и нет, если у нее большая грудь и красивые ноги?
– Полегче! – сказал Джек, наполовину гордый, наполовину оскорбленный. – Она моя единственная дочь.
Встречу назначили на четыре часа, и когда Пэм Сондерс вошла в кабинет Ната, он поразился. Высокая невозмутимая блондинка, очень хорошенькая, с голубыми глазами и пушистыми волосами возбуждала его одним своим видом.
– Вы заработаете миллион долларов в год, если станете моделью, – сказал он. – Зачем вы хотите похоронить себя в офисе?
– Этого хочет отец, – пожала она плечами. – Кроме того, мне нужны деньги, все свои отец потратил на своих жен. Нужно же мне на что-то жить.
– Жить на сорок пять долларов в неделю? – Она выглядела девушкой, которая знает себе цену, так же как и ее отец выглядел знающим себе цену мужчиной.
– Вы можете заработать сорок пять долларов в час, позируя для обложек журналов.
– Послушайте, – хмыкнула Пэм, – вы хотите нанять меня секретаршей или снимать полуголой для обложек?
– И то, и другое, – наконец обрел он дар речи. – Так я, по крайней мере, предпочитаю.
– Пообедаем вместе? – спросила она.
Ее прямота смутила Ната. Он не привык к таким откровенным женщинам и уже забыл, насколько приятно пофлиртовать. Ему вспомнилось, что в свое время он пользовался успехом у женщин.
– Пообедаем.
Пэм уселась в кресло, а Нат тут же, при ней, позвонил Эвелин и предупредил, что у него деловой обед и что он останется на ночь в городе. Пока он произносил заученные слова, ему пришло в голову, что он уже много лет подготавливал почву. Всякий раз, когда он раньше оставался ночевать в городе, на то у него всегда были причины, к тому же отнюдь не вымышленные – его ждали деловой обед, ночной клуб и одинокая постель в отеле «Астор». Проститутки, которыми в таких случаях пробавлялись его знакомые, были не для него. Он любил настоящих женщин, к тому же еще в семнадцать лет дал себе клятву, что никогда не будет платить за секс. Прежние вечера в городе он проводил скучно и однообразно – с деловыми партнерами и избитыми пошлыми шуточками, – но скука и однообразие, выраженные в долларах и центах, стоили того, чтобы их терпеть. Теперь же Нат решил, что настало время перемен.
Обед закончился в апартаментах Пэм, небольшой двухкомнатной квартире на верхнем этаже кирпичного дома на Перри-стрит. Мебель выглядела подлинным антиквариатом, и Нат поклялся бы, что она в течение поколений принадлежала семье, а не была куплена на распродаже – на ней лежала печать долгих лет надлежащего ухода, на который способны только вышколенные слуги. Такой вид вещам могут дать только переходящие по наследству состояния. А Нат всегда преклонялся перед такого рода деньгами.
Едва за ними закрылась дверь, как Пэм принялась срывать с себя одежду, и Нат решил, что если она может обойтись без предварительных игр, то и ему они ни к чему. Они оба уже были нагишом, когда достигли узкой постели в спальне. Нат ловко взобрался на Пэм и готовился войти в нее – лобковые волосы щекотали головку его члена, и он как-то отстраненно подумал, что впервые изменяет Эвелин. Он почувствовал гордость, но не за измену, а за то, что шесть лет хранил верность.
Это было намного больше, чем большинство мужчин могут сказать о себе, не покривив душой.
Проснувшись на следующее утро в чужой постели, он ощутил странное волнение.
– Твой отец знает, что ты спишь с мужчинами? – спросил Нат.
– Кто тебе сказал, что я сплю с мужчинами?
Это значило, что его совершенно не касается то, что она делает. Нат понял намек и благоразумно умолк. Пока Пэм варила кофе в кухоньке, которую хозяин дома устроил в бывшем чулане, Нат лежал в постели и курил. На ночном столике он заметил англо-французский разговорник и взял его в руки.
Она появилась с двумя чашечками кофе и поставила их на ночной столик.
– Может быть, я поеду в Париж, если не найду работу, – пояснила она. – Вот и подумала, что неплохо бы подучить французский.
– Разве вас не учили французскому в университете Миссури?
– Учили, да только я его не учила.
Они рассмеялись. Она, Пэм, была хорошенькой, и красота давала ей массу преимуществ, как, например, возможность сдать обязательный курс французского языка, не открывая книгу. Красота была пропуском к свободе, она значила больше, чем деньги. Нат подумал, что красивые женщины – счастливейшие существа на свете. Им все удается, им не нужно прилагать усилий, не нужно просить, они не знают, что такое неуверенность.
Нат бросил книгу на ночной столик. Выпив кофе, они снова занялись любовью.
– Мне нравится секс по утрам, – сказал Нат, подумав при этом, что по утрам они с Эвелин никогда и не пытались заняться сексом. Он вечно спешил встать, одеться, проглотить обжигающий кофе и поскорее добраться до чертова Лонг-Айленда.
– Утром, днем, вечером и ночью, – ответила Пэм.
Она была чувственной и горячей, молодой и нежной, требовательной и совершенной. Нату хотелось снова увидеться с Пэм и провести с ней не одну ночь в постели. Но он сознавал, что в ней кроется опасность. Было в ней что-то порочное и возбуждающее, что притягивало его, заставляло чувствовать себя неловким и ущербным. Хотя Нат Баум теперь одевался у братьев Брукс и давно оставил костюмы с узкими брюками и удлиненными пиджаками и рубашки с остроконечными воротничками, еврейское происхождение продолжало тяготить его, и он испытывал неуверенность, когда сталкивался со спокойными до идиотизма протестантами англосаксонских кровей. Сексуальные и независимые девушки вроде Пэм было чем-то большим, чем то, на что он мог рассчитывать. Они привлекали его, но он боялся их, и страх всегда брал над ним верх.
Кроме того, ему не хотелось причинять боль Эвелин. Он любил ее, он обожал Джой, так зачем раскачивать лодку? С другой стороны, ему едва исполнилось тридцать два года, и он не собирался до конца своих дней укладываться между ног одной только женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80