Она не пыталась остановить их, или скрыть, или сделать вид, что ничего не происходит.
– Не плачь, – попросила Джой.
Никакого ответа. Она протянула ей салфетку, но мать не взяла. Слезы попали на стерильное больничное белье, превратившись в темные пятнышки. Тогда Джой стала сама промокать ей лицо. Кожа была горячей, сухой и ужасно тонкой. Впервые за много лет она прикоснулась к матери. В последний раз это произошло, когда девочке было лет двенадцать. Пока Джой пыталась как следует вытереть ей слезы, Эвелин слегка пошевелилась. С огромным усилием она приподняла голову, отворачиваясь от дочери.
Джой в растерянности застыла с салфеткой в руках, не зная ни что сказать, ни что сделать. Тихо отворилась дверь, и в комнату заглянула сестра. Так же тихо она предупредила Джой, что пора уходить.
– Мамочка, я завтра обязательно приду. До завтра, ладно?
Эвелин пошевелила губами. Она что-то произнесла, но Джой не расслышала. Тогда она наклонилась совсем близко к матери, и та из последних сил повторила:
– Не утруждайся. Это не имеет больше никакого значения.
Джой захотелось броситься к матери, обнять ее и доказать, что нет, имеет значение, что она очень переживает, что будет о ней заботиться, но сестра неумолимо вела ее к двери.
– Пошли, пошли, милая, мама очень устала. Завтра ты снова сможешь ее увидеть.
Уставившись в пространство, Эвелин, казалось, и не заметила, что Джой уже уходит Джой ничего не оставалось, как следовать за сестрой.
Внизу, в холле, она подумала, что отец, должно быть, приехал, и спросила о нем.
– Разве ты не знаешь? – ответила сестра.
– Что?
– Твоя мать отказывается его видеть.
Джой поймала такси напротив клиники и назвала шоферу адрес родителей. Когда она появилась дома, отец стоял перед баром, наливая в бокал ликер.
– Она умерла, – сказал он не оборачиваясь. – Только что звонили из «Вурхиза».
– О-о, черт! – только и смогла произнести Джой. – Черт возьми!
Нат пил, а Джой курила свою «травку». Они сидели молча, пытаясь найти хоть какие-то слова. Лидию отпустили домой, а похоронами заниматься было еще рано, так как тело им могли передать только после вскрытия. Было абсолютно нечего делать.
В девять они решили, что проголодались, позвонили в фирму «Обеды на дом» и заказали два стандартных набора. Но когда их доставили, выяснилось, что есть не хочется, и они отказались. В одиннадцать Нат набрался храбрости и сказал то, что давно уже собирался:
– Слушай, ты не будешь возражать, если я уйду? Мне что-то очень трудно быть сейчас одному.
– Да, конечно, – машинально ответила Джой. – Я понимаю.
Он надел пальто и вышел. И только тут до Джой дошел смысл его слов. Она-то ведь с ним не чувствовала себя одинокой, считала, что они вдвоем. А для него ее присутствие ничего не значило. Быть с ней или одному – для него все равно. Джой вдруг осознала, что в тот же день, когда она потеряла мать, она потеряла и отца.
К счастью, Иви и Дик были дома. Джой добралась к ним на такси. Ее тепло встретили и окружили заботой. Они втроем разместились на огромных матрасах, лежавших прямо на полу, курили «травку», пили вино и рассуждали о смерти, о том, почему люди так легкомысленно избегают разговоров на эту тему, почему страдания и скорбь могут исцелить душу, и о многом-многом другом. В конце концов они накурились и выпили достаточно, чтобы договориться, что отныне будут жить втроем, любить тоже втроем и делиться друг с другом всеми мыслями, которыми захотят поделиться. Джой почувствовала себя легче, – наверное, расслабилась.
В четыре часа утра она вдруг вспомнила, что обещала позвонить Тэрри. Он снял трубку после первого же гудка.
– Привет, Тэрри, – сказала Джой, лежа совершенно голой между своей лучшей подругой и ее мужем. – Ну-ка, догадайся, где я нахожусь?
В семьдесят третьем году, на День святого Валентина, Барбара Розер и Нат Баум заключили брачный договор в Верховном суде штата Нью-Йорк. Обстоятельства были таковы, что бракосочетание прошло тихо и незаметно. Молодожены провели медовый месяц в Антигуа, а затем переехали в новые апартаменты в 736-м доме на Парк-авеню, предварительно продав свои прежние квартиры.
Как-то сентябрьским вечером Нат Баум притормозил у «Максвелл-бара», чтобы промочить горло по пути из офиса домой. Там он совершенно неожиданно подцепил блондинистую хорошенькую шлюшку, оказался у нее на квартире на Первой авеню и даже успел домой к ужину – к половине восьмого.
А через два дня вечером, попивая с Джой коктейль в «Плазе», он, сам не зная почему, вдруг рассказал ей о своем приключении. По выражению лица дочери он понял, что сглупил, но его это мало затронуло. А на лице Джой было ясно написано, что он просто грязный старикан. Нату стукнуло пятьдесят три, и ему хотелось доказать дочери, что он все еще в превосходной форме.
Офис у Барбары был впечатляющий: просторный кабинет, прекрасно обставленный, с великолепным видом из окна. С такой высоты можно было любоваться сразу двумя реками, окружающими Манхэттен. Да и сама Барбара произвела на Джой сильное впечатление. На ней был очень тонкий кашмирский свитер табачного цвета от Хэлстона и плиссированная юбка в коричневато-черных тонах. Волосы блестели, со вкусом уложенные, макияж – изысканный и неброский. Она быстро принимала решения и давала указания спокойно и деловито. Наблюдая за ней, можно было с уверенностью сказать, что Барбара – профессионал, знает свое дело досконально и любит его. Джой подумала, что Барбаре пришлось дорого заплатить за свой успех. Странно, Джой восхищалась ею, но почему-то не завидовала. Ей не хотелось стать такой же.
Поговорить не удавалось, их все время прерывали: то кто-то заходил с очередным вопросом, то кому-то надо было что-то согласовать, телефоны звонили, не умолкая. Наконец Джой попросила Барбару запереть ненадолго дверь и снять телефонные трубки. Она хотела побеседовать с ней с глазу на глаз.
– Не знаю, правильно ли я поступаю, – начала Джой и пересказала всю историю со шлюшкой из «Максвелл-бара», услышанную от отца.
Барбара слушала молча, не перебивая, предоставив Джой возможность закончить свою взволнованную речь.
– Ты не должна была мне это рассказывать, – сказала она потом. – Мне бы хотелось, чтобы этого разговора не было.
– Извините, наверное, я виновата. Но я все время думала, что же мне делать. Хотелось поступить правильно. Скорее всего, я зря все это затеяла. Еще раз извините.
До того как Джой позвонила Барбаре и договорилась о встрече, она долго размышляла и сомневалась. И все-таки в конце концов решила, что той лучше все знать. Может, и мать-то была бы сейчас жива, найдись кто-то, кто вовремя сообщил бы ей обо всем, дал возможность что-то предпринять, побороться за себя, заставить Ната обратить на жену внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Не плачь, – попросила Джой.
Никакого ответа. Она протянула ей салфетку, но мать не взяла. Слезы попали на стерильное больничное белье, превратившись в темные пятнышки. Тогда Джой стала сама промокать ей лицо. Кожа была горячей, сухой и ужасно тонкой. Впервые за много лет она прикоснулась к матери. В последний раз это произошло, когда девочке было лет двенадцать. Пока Джой пыталась как следует вытереть ей слезы, Эвелин слегка пошевелилась. С огромным усилием она приподняла голову, отворачиваясь от дочери.
Джой в растерянности застыла с салфеткой в руках, не зная ни что сказать, ни что сделать. Тихо отворилась дверь, и в комнату заглянула сестра. Так же тихо она предупредила Джой, что пора уходить.
– Мамочка, я завтра обязательно приду. До завтра, ладно?
Эвелин пошевелила губами. Она что-то произнесла, но Джой не расслышала. Тогда она наклонилась совсем близко к матери, и та из последних сил повторила:
– Не утруждайся. Это не имеет больше никакого значения.
Джой захотелось броситься к матери, обнять ее и доказать, что нет, имеет значение, что она очень переживает, что будет о ней заботиться, но сестра неумолимо вела ее к двери.
– Пошли, пошли, милая, мама очень устала. Завтра ты снова сможешь ее увидеть.
Уставившись в пространство, Эвелин, казалось, и не заметила, что Джой уже уходит Джой ничего не оставалось, как следовать за сестрой.
Внизу, в холле, она подумала, что отец, должно быть, приехал, и спросила о нем.
– Разве ты не знаешь? – ответила сестра.
– Что?
– Твоя мать отказывается его видеть.
Джой поймала такси напротив клиники и назвала шоферу адрес родителей. Когда она появилась дома, отец стоял перед баром, наливая в бокал ликер.
– Она умерла, – сказал он не оборачиваясь. – Только что звонили из «Вурхиза».
– О-о, черт! – только и смогла произнести Джой. – Черт возьми!
Нат пил, а Джой курила свою «травку». Они сидели молча, пытаясь найти хоть какие-то слова. Лидию отпустили домой, а похоронами заниматься было еще рано, так как тело им могли передать только после вскрытия. Было абсолютно нечего делать.
В девять они решили, что проголодались, позвонили в фирму «Обеды на дом» и заказали два стандартных набора. Но когда их доставили, выяснилось, что есть не хочется, и они отказались. В одиннадцать Нат набрался храбрости и сказал то, что давно уже собирался:
– Слушай, ты не будешь возражать, если я уйду? Мне что-то очень трудно быть сейчас одному.
– Да, конечно, – машинально ответила Джой. – Я понимаю.
Он надел пальто и вышел. И только тут до Джой дошел смысл его слов. Она-то ведь с ним не чувствовала себя одинокой, считала, что они вдвоем. А для него ее присутствие ничего не значило. Быть с ней или одному – для него все равно. Джой вдруг осознала, что в тот же день, когда она потеряла мать, она потеряла и отца.
К счастью, Иви и Дик были дома. Джой добралась к ним на такси. Ее тепло встретили и окружили заботой. Они втроем разместились на огромных матрасах, лежавших прямо на полу, курили «травку», пили вино и рассуждали о смерти, о том, почему люди так легкомысленно избегают разговоров на эту тему, почему страдания и скорбь могут исцелить душу, и о многом-многом другом. В конце концов они накурились и выпили достаточно, чтобы договориться, что отныне будут жить втроем, любить тоже втроем и делиться друг с другом всеми мыслями, которыми захотят поделиться. Джой почувствовала себя легче, – наверное, расслабилась.
В четыре часа утра она вдруг вспомнила, что обещала позвонить Тэрри. Он снял трубку после первого же гудка.
– Привет, Тэрри, – сказала Джой, лежа совершенно голой между своей лучшей подругой и ее мужем. – Ну-ка, догадайся, где я нахожусь?
В семьдесят третьем году, на День святого Валентина, Барбара Розер и Нат Баум заключили брачный договор в Верховном суде штата Нью-Йорк. Обстоятельства были таковы, что бракосочетание прошло тихо и незаметно. Молодожены провели медовый месяц в Антигуа, а затем переехали в новые апартаменты в 736-м доме на Парк-авеню, предварительно продав свои прежние квартиры.
Как-то сентябрьским вечером Нат Баум притормозил у «Максвелл-бара», чтобы промочить горло по пути из офиса домой. Там он совершенно неожиданно подцепил блондинистую хорошенькую шлюшку, оказался у нее на квартире на Первой авеню и даже успел домой к ужину – к половине восьмого.
А через два дня вечером, попивая с Джой коктейль в «Плазе», он, сам не зная почему, вдруг рассказал ей о своем приключении. По выражению лица дочери он понял, что сглупил, но его это мало затронуло. А на лице Джой было ясно написано, что он просто грязный старикан. Нату стукнуло пятьдесят три, и ему хотелось доказать дочери, что он все еще в превосходной форме.
Офис у Барбары был впечатляющий: просторный кабинет, прекрасно обставленный, с великолепным видом из окна. С такой высоты можно было любоваться сразу двумя реками, окружающими Манхэттен. Да и сама Барбара произвела на Джой сильное впечатление. На ней был очень тонкий кашмирский свитер табачного цвета от Хэлстона и плиссированная юбка в коричневато-черных тонах. Волосы блестели, со вкусом уложенные, макияж – изысканный и неброский. Она быстро принимала решения и давала указания спокойно и деловито. Наблюдая за ней, можно было с уверенностью сказать, что Барбара – профессионал, знает свое дело досконально и любит его. Джой подумала, что Барбаре пришлось дорого заплатить за свой успех. Странно, Джой восхищалась ею, но почему-то не завидовала. Ей не хотелось стать такой же.
Поговорить не удавалось, их все время прерывали: то кто-то заходил с очередным вопросом, то кому-то надо было что-то согласовать, телефоны звонили, не умолкая. Наконец Джой попросила Барбару запереть ненадолго дверь и снять телефонные трубки. Она хотела побеседовать с ней с глазу на глаз.
– Не знаю, правильно ли я поступаю, – начала Джой и пересказала всю историю со шлюшкой из «Максвелл-бара», услышанную от отца.
Барбара слушала молча, не перебивая, предоставив Джой возможность закончить свою взволнованную речь.
– Ты не должна была мне это рассказывать, – сказала она потом. – Мне бы хотелось, чтобы этого разговора не было.
– Извините, наверное, я виновата. Но я все время думала, что же мне делать. Хотелось поступить правильно. Скорее всего, я зря все это затеяла. Еще раз извините.
До того как Джой позвонила Барбаре и договорилась о встрече, она долго размышляла и сомневалась. И все-таки в конце концов решила, что той лучше все знать. Может, и мать-то была бы сейчас жива, найдись кто-то, кто вовремя сообщил бы ей обо всем, дал возможность что-то предпринять, побороться за себя, заставить Ната обратить на жену внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80