Кто будет избран – было очевидно. Тут же Иеремия и наречет митрополита Московского патриархом, а архиепископов Новгородского и Ростовского – митрополитами.
Торжественное поставление Иова в патриархи было назначено на 26 января 1589 года. На заседании 19 января Щелкалов в общих чертах познакомил Иеремию с планом предстоящей церемонии, весь ход которой был уже подробно расписан: участники должны были иметь время, чтобы старательно запомнить свои обязанности. Пиршества у царя и патриарха были тщательно распланированы и на следующие дни, вплоть до 30 января, когда Иов должен был рукоположить митрополита Новгородского (митрополит Ростовский был поставлен несколько дней спустя).
Мнением патриарха Иеремии интересовались мало, спрашивали о нем чисто риторически. Так, наречение патриарха и митрополитов Иеремия думал провести в церкви, но оно состоялось в Золотой палате, как пожелали хозяева положения. Номинально занимая первое место, константинопольский патриарх был подавлен и отведенной ему ролью, и невиданной роскошью церемоний, и богатством даров, вручавшихся ему и остальным архиереям.
На приеме в палатах Иова 27 января Иеремия устремился даже первым просить благословения у Иова, заявив, что «во всей подсолнечной один благочестивый царь, а впредь что Бог изволит; здесь (в Москве. – А. Б.) подобает быть вселенскому патриарху, а в старом Цареграде, за наше согрешение, вера христианская изгоняется от неверных турок».
4. Цена политики
Организовав поставление в патриархи Иова, Борис Годунов мог подумать и о последствиях этого шага. Когда Иеремия стал проситься на родину, правитель лично уговорил его задержаться. Только к маю была составлена Уложенная грамота, утверждающая новый статус Русской Православной Церкви (она публикуется в этой книге). К этому времени было решено, что великому господину патриарху Московскому и всея Руси должны подчиняться не два, а четыре митрополита. Ими стали: Александр Новгородский и Великолуцкий, Гермоген Казанский и Астраханский, Варлаам Ростовский и Ярославский, Геласий Сарский и Подонский (Крутицкий).
Величию московского патриарха должны были соответствовать шесть новых архиепископий: Вологодская и Великопермская, Суздальская и Тарусская, Нижегородская, Смоленская и Дорогобужская, Рязанская и Муромская, Тверская и Старицкая. Все они были преобразованы из епископий и к моменту составления грамоты имели своих пастырей (кроме Нижегородской).
Из восьми утвержденных в грамоте епископий семь (за исключением Коломенской) были новообразованными. В шести из них пастыри еще не были поставлены, что не помешало отметить их в Уложенной грамоте в качестве участников Освященного Собора, оставив пробелы для вписывания имен. Впрочем, не все лица, обозначенные в грамоте по именам, реально присутствовали в Москве в то время, когда она обсуждалась и утверждалась, и потому не смогли ее подписать. С этой манерой Иова и Годунова вносить в список участников мероприятия «мертвые души» мы еще встретимся.
Московский патриарх скромно писался в грамоте после Иеремии Константинопольского, но это не значило, что он считал себя вторым во Вселенской Церкви. От имени Иеремии заявлялось, что два Рима – Рим и его преемник Константинополь – пали, и «Великое Российское царствие, Третей Рим, благочестием всех превзыде». Соответственно митрополит Монемвасийский Иерофей был поставлен в списке участников Освященного Собора после трех русских митрополитов, а архиепископа Арсения Елассонского вообще забыли упомянуть (хотя он подписал грамоту последним из архиепископов), греческих архимандритов и игуменов записали также далеко не на первых местах.
Московские духовные и светские власти не удосужились перевести Уложенную грамоту на греческий, прежде чем дать ее подписать константинопольскому патриарху и его приближенным. Иерофей Монемвасийский вздумал было возражать, опасаясь, что московский патриарх признается в грамоте вышестоящим по отношению к грекам: как бы «не разделилась Церковь и не стало в ней другой главы и великой схизмы», – предупреждал он.
Действительно, был слух, что Иеремия передал царю Федору Иоанновичу свое отречение от сана и патриарший посох, а Иов был наречен патриархом «Константинопольским и Сионским со всею властью, принадлежащею сему патриаршему престолу» . Как бы то ни было, под угрозой утопления в реке митрополит Иерофей вынужден был подписать грамоту. Зато после подписания он вместе с другими спутниками Иеремии был щедро одарен.
Долгая осада константинопольского патриарха и поведение монемвасийского митрополита свидетельствовали, что при утверждении новой патриархии православным Востоком может возникнуть серьезное сопротивление. В такой ситуации позиция Иеремии становилась особенно важной. Когда патриарх, покидая Россию, пересек границу, его нагнал царский посланник с дополнительным денежным пожалованием, грамотами от царя и Годунова, обещавшими дальнейшие милостыни. Особая грамота была направлена турецкому султану. Царь Федор Иоаннович просил его, во имя дружбы между государствами, «держать патриарха Иеремию в бережении, по старине, во всем». Московское правительство не желало, чтобы Иеремия был свергнут прежде, чем соборно утвердит учреждение нового патриаршества.
Грамоту восточных иерархов, утверждающую поставление первого московского патриарха, привез в Москву митрополит Тырновский Дионисий только в июне 1591 года. Константинопольская Уложенная грамота о русском патриаршестве была подписана Иеремией, антиохийским патриархом Иоакимом, иерусалимским патриархом Софронием, 42 митрополитами, 19 архиепископами и 20 епископами в мае 1590 года. Она сильно отличалась от московской грамоты, прежде всего тем, что восточные архиереи отводили московскому патриарху последнее, пятое место после патриарха Иерусалимского.
Об этом прямо говорилось в грамоте царю Федору Иоанновичу: «…признаем и утверждаем поставление… патриарха Иова, да почитается и именуется он впредь с нами, патриархами, и будет чин ему в молитвах после Иерусалимскаго». В грамоте к Иову восточные патриархи с Освященным Собором писали: «Имеем тебя всегда нашим братом и сослужебником, пятым патриархом, под Иерусалимским» – и предлагали признавать константинопольского патриарха «начальным» себе.
Особую грамоту патриархи и Собор адресовали Годунову, осыпая его благодарностями. Тот же Дионисий Тырновский привез и личные послания Иеремии царю, царице, Иову и Годунову, каждое из которых содержало просьбы о денежных пособиях, обещанных ему за выполнение поручения.
В Москве, однако, с беспокойством заметили, что поручение выполнено не до конца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Торжественное поставление Иова в патриархи было назначено на 26 января 1589 года. На заседании 19 января Щелкалов в общих чертах познакомил Иеремию с планом предстоящей церемонии, весь ход которой был уже подробно расписан: участники должны были иметь время, чтобы старательно запомнить свои обязанности. Пиршества у царя и патриарха были тщательно распланированы и на следующие дни, вплоть до 30 января, когда Иов должен был рукоположить митрополита Новгородского (митрополит Ростовский был поставлен несколько дней спустя).
Мнением патриарха Иеремии интересовались мало, спрашивали о нем чисто риторически. Так, наречение патриарха и митрополитов Иеремия думал провести в церкви, но оно состоялось в Золотой палате, как пожелали хозяева положения. Номинально занимая первое место, константинопольский патриарх был подавлен и отведенной ему ролью, и невиданной роскошью церемоний, и богатством даров, вручавшихся ему и остальным архиереям.
На приеме в палатах Иова 27 января Иеремия устремился даже первым просить благословения у Иова, заявив, что «во всей подсолнечной один благочестивый царь, а впредь что Бог изволит; здесь (в Москве. – А. Б.) подобает быть вселенскому патриарху, а в старом Цареграде, за наше согрешение, вера христианская изгоняется от неверных турок».
4. Цена политики
Организовав поставление в патриархи Иова, Борис Годунов мог подумать и о последствиях этого шага. Когда Иеремия стал проситься на родину, правитель лично уговорил его задержаться. Только к маю была составлена Уложенная грамота, утверждающая новый статус Русской Православной Церкви (она публикуется в этой книге). К этому времени было решено, что великому господину патриарху Московскому и всея Руси должны подчиняться не два, а четыре митрополита. Ими стали: Александр Новгородский и Великолуцкий, Гермоген Казанский и Астраханский, Варлаам Ростовский и Ярославский, Геласий Сарский и Подонский (Крутицкий).
Величию московского патриарха должны были соответствовать шесть новых архиепископий: Вологодская и Великопермская, Суздальская и Тарусская, Нижегородская, Смоленская и Дорогобужская, Рязанская и Муромская, Тверская и Старицкая. Все они были преобразованы из епископий и к моменту составления грамоты имели своих пастырей (кроме Нижегородской).
Из восьми утвержденных в грамоте епископий семь (за исключением Коломенской) были новообразованными. В шести из них пастыри еще не были поставлены, что не помешало отметить их в Уложенной грамоте в качестве участников Освященного Собора, оставив пробелы для вписывания имен. Впрочем, не все лица, обозначенные в грамоте по именам, реально присутствовали в Москве в то время, когда она обсуждалась и утверждалась, и потому не смогли ее подписать. С этой манерой Иова и Годунова вносить в список участников мероприятия «мертвые души» мы еще встретимся.
Московский патриарх скромно писался в грамоте после Иеремии Константинопольского, но это не значило, что он считал себя вторым во Вселенской Церкви. От имени Иеремии заявлялось, что два Рима – Рим и его преемник Константинополь – пали, и «Великое Российское царствие, Третей Рим, благочестием всех превзыде». Соответственно митрополит Монемвасийский Иерофей был поставлен в списке участников Освященного Собора после трех русских митрополитов, а архиепископа Арсения Елассонского вообще забыли упомянуть (хотя он подписал грамоту последним из архиепископов), греческих архимандритов и игуменов записали также далеко не на первых местах.
Московские духовные и светские власти не удосужились перевести Уложенную грамоту на греческий, прежде чем дать ее подписать константинопольскому патриарху и его приближенным. Иерофей Монемвасийский вздумал было возражать, опасаясь, что московский патриарх признается в грамоте вышестоящим по отношению к грекам: как бы «не разделилась Церковь и не стало в ней другой главы и великой схизмы», – предупреждал он.
Действительно, был слух, что Иеремия передал царю Федору Иоанновичу свое отречение от сана и патриарший посох, а Иов был наречен патриархом «Константинопольским и Сионским со всею властью, принадлежащею сему патриаршему престолу» . Как бы то ни было, под угрозой утопления в реке митрополит Иерофей вынужден был подписать грамоту. Зато после подписания он вместе с другими спутниками Иеремии был щедро одарен.
Долгая осада константинопольского патриарха и поведение монемвасийского митрополита свидетельствовали, что при утверждении новой патриархии православным Востоком может возникнуть серьезное сопротивление. В такой ситуации позиция Иеремии становилась особенно важной. Когда патриарх, покидая Россию, пересек границу, его нагнал царский посланник с дополнительным денежным пожалованием, грамотами от царя и Годунова, обещавшими дальнейшие милостыни. Особая грамота была направлена турецкому султану. Царь Федор Иоаннович просил его, во имя дружбы между государствами, «держать патриарха Иеремию в бережении, по старине, во всем». Московское правительство не желало, чтобы Иеремия был свергнут прежде, чем соборно утвердит учреждение нового патриаршества.
Грамоту восточных иерархов, утверждающую поставление первого московского патриарха, привез в Москву митрополит Тырновский Дионисий только в июне 1591 года. Константинопольская Уложенная грамота о русском патриаршестве была подписана Иеремией, антиохийским патриархом Иоакимом, иерусалимским патриархом Софронием, 42 митрополитами, 19 архиепископами и 20 епископами в мае 1590 года. Она сильно отличалась от московской грамоты, прежде всего тем, что восточные архиереи отводили московскому патриарху последнее, пятое место после патриарха Иерусалимского.
Об этом прямо говорилось в грамоте царю Федору Иоанновичу: «…признаем и утверждаем поставление… патриарха Иова, да почитается и именуется он впредь с нами, патриархами, и будет чин ему в молитвах после Иерусалимскаго». В грамоте к Иову восточные патриархи с Освященным Собором писали: «Имеем тебя всегда нашим братом и сослужебником, пятым патриархом, под Иерусалимским» – и предлагали признавать константинопольского патриарха «начальным» себе.
Особую грамоту патриархи и Собор адресовали Годунову, осыпая его благодарностями. Тот же Дионисий Тырновский привез и личные послания Иеремии царю, царице, Иову и Годунову, каждое из которых содержало просьбы о денежных пособиях, обещанных ему за выполнение поручения.
В Москве, однако, с беспокойством заметили, что поручение выполнено не до конца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97