ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Порфир, — улыбнулась Энджи, — ты выглядишь прямо как муфтий. Надо бы нам устроить шоу-выход в Нью-Йорке.
— Камеры там установлены в твою честь, не в мою.
— Да уж, — протянула она, — в честь моего «нового включения».
— Порфир будет держаться на заднем плане.
— Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться о том, что можешь вдруг кого-то затмить.
Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы — фантазия зубного врача-авангардиста на тему, каковы они могли бы быть у разновидности более быстрых, более элегантных существ. — С нами полетит Даниэлла Старк. — До Энджи донесся звук снижающегося вертолета. — Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса.
— Мы ее придушим, — ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи палантин из голубой лисы, выбранный для этого случая Келли. — Если мы пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже решит нам подыграть...
— Ты ужасен.
— Это Даниэлла — ужас во плоти, мисси.
— Уж кто бы говорил.
— А? — парикмахер сузил глаза. — Но зато у меня душа младенца.
Вертолет пошел на посадку.
* * *
О Даниэлле Старк, сотруднице стим-версий журналов «Вог-Ниппон» и «Вог-Европа», повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно, подумала Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки, когда они втроем поднимались по трапу в «Лир», то в том, что касается пластической хирургии и косметологии, Даниэлла Порфиру вполне подстать. На первый взгляд журналистке было чуть больше тридцати, и единственным заметным свидетельством, что она имела-таки дело с хирургами, была пара бледно-голубых «цейсовских» имплантантов. Один юный репортер из французского журнала мод как-то назвал их «модно устаревшими». Как поговаривали злые языки в «Сенснете», этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу.
Энджи знала, что при первой же возможности Даниэлла заведет с ней разговор о наркотиках, о «наркотиках знаменитости», будет смотреть на нее в упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы заснять все на пленку.
Под грозным взором Порфира Даниэлла некоторое время пыталась сдерживаться — пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой.
— Я надеялась, — начала журналистка, — что кто-то поднимет этот вопрос до меня...
— Даниэлла, — остановила ее Энджи, — прими мои извинения. Как это невнимательно с моей стороны.
Она дотронулась до обшитой шпоном панели походной кухни «хосака». Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копченой уткой цвета чая, устрицами на тостах под черным перцем, за пирогом с лангустами последовали кунжутные блинчики... Порфир, уловив намек Энджи, извлек бутылку охлажденного «шабли» — любимого вина Даниэллы, насколько помнила Энджи. Кто-то — уж не Свифт ли? — это помнил тоже.
— Наркотики, — сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку.
— Не беспокойтесь, — заверил ее Порфир. — Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там будет все, что пожелаете.
Даниэлла улыбнулась.
— Вы так забавны. А вам известно, что у меня есть копия вашего свидетельства о рождении? Я знаю ваше настоящее имя. — Все еще улыбаясь, она бросила на него многозначительный взгляд.
— Какая мне разница, — сказал он, наполняя ее бокал.
— Интересное замечание, учитывая врожденные дефекты. — Она пригубила вино.
— Врожденные, приобретенные... В наше время кто только себя не изменяет, не правда ли? И еще как! Кто укладывает вам волосы, дорогая? — парикмахер подался вперед. — Вас, Даниэлла, спасает лишь то, что на вашем фоне прочие представители вашего вида и на людей-то не похожи.
Даниэлла улыбнулась.
* * *
Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была достаточно опытна, чтобы не переступить в своих маневрах тот болевой порог, за которым могла бы столкнуться с серьезным сопротивлением со стороны жертвы. Но когда она провела кончиком пальца по виску, нажимая на подкожную клавишу, которая выключила ее записывающее оборудование, Энджи напряглась в ожидании настоящей атаки.
— Спасибо, — сказала Даниэлла. — Остаток полета, конечно, не для эфира.
— А почему бы вам просто не выпить еще бутылку-другую и не вздремнуть? — спросил Порфир.
— Чего я действительно не понимаю, дорогая, — сказала Даниэлла, не обращая на него внимания, — так это почему вы так разволновались...
— Разволновалась, Даниэлла?
— Зачем вы вообще ложились в эту пресловутую клинику? Вы ведь говорили, что наркотики никак не влияют на вашу работу. Вы также говорили, что от них нет никаких «глюков» в обычном понимании этого слова. — Она хихикнула. — Однако вы продолжаете настаивать на том, что это было вещество, вызывающее исключительно тяжелую зависимость. Так почему вы решили соскочить?
— Это было ужасно дорого...
— В вашем случае, конечно, вопрос чисто академический.
«Верно, — подумала Энджи, — хотя неделя на этой дряни мне стоила твоего годового оклада».
— Наверное, мне опротивело платить за то, чтобы чувствовать себя нормальной. Или за слабое приближение к нормальности.
— У вас развился иммунитет?
— Нет.
— Как странно.
— Не так уж и странно. Моделисты конструируют вещества, с которыми, как предполагается, можно избежать традиционной ломки.
— Ага. Но как насчет новой ломки, я хочу сказать: теперешней ломки? — Даниэлла налила себе еще вина. — Естественно, я слышала и другую версию произошедшего.
— Правда?
— Конечно. Что это было, кто это сделал, почему вы перестали.
— И?
— Что это был предотвращающий психозы препарат, производимый в собственных лабораториях «Сенснета». Вы перестали его принимать, потому что предпочли остаться сумасшедшей.
Веки Даниэллы затрепетали, затуманивая сверкание голубых глаз. Порфир осторожно вынул из руки журналистки стакан.
— Спи спокойно, детка, — сказал он.
Глаза Даниэллы закрылись, и она начала мягко посапывать.
— Порфир, что...
— Я подмешал ей в вино снотворное, — ответил парикмахер. — Она ничего не почувствовала, мисси. И потом не сможет вспомнить ничего, кроме того, что есть у нее в записи... — он расплылся в улыбке. — Тебе ведь не хочется выслушивать треп этой суки всю дорогу до Нью-Йорка, правда?
— Но она же поймет, Порфир!
— Ничего она не поймет. Мы ей скажем, что она в одиночку уговорила три бутылки и напакостила в ванной. А чувствовать она себя будет соответственно. — Он плотоядно усмехнулся.
* * *
Час спустя Даниэлла Старк еще похрапывала — теперь уже довольно громко — на одной из двух откидных коек в хвостовой части кабины.
— Порфир, — сказала Энджи, — как, по-твоему, может она быть права?
Парикмахер уставился на нее своими невероятно красивыми, нечеловеческими глазами.
— И ты бы не знала?
— Я не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77