— Жалкий лепет, — вымолвил Резолют. — За такие слова тебя следовало бы убить.
— Не делай этого, если ты хочешь освободить Воркеллин. — Воркэльф обтер рот и размазал при этом кровь по щеке. — Пусть отныне и до самой смерти меня зовут Ничтожным, если ты этого хочешь. Это не важно. Главное — возьми Свойн. Убей Маларкекс. Как только она умрет, я скажу тебе все, что знаю. Ты будешь доволен.
— Может, объяснишь как следует? Воркэльф плюнул кровью.
— После падения Окраннела меня взяли домой, в Воркеллин. Я видел, как Кайтрин создавала одного из сулланкири. Мне известно, что еще она хотела сделать и почему у нее это не вышло. Я не знаю, как ее остановить, но знаю, как можно поправить многое из того, что она сделала.
Он постучал тонким пальцем по голове
— Это все здесь. Если ты убьешь меня, то Воркеллин будет потерян навсегда.
ГЛАВА 52
Керриган решил завести дневник: если он сразу не сойдет с ума, то сможет запечатлеть там некоторые здравые мысли. На идею эту его натолкнуло случайное замечание Резолюта, высказавшегося по поводу рифмовок Уилла:
— Если это лучшее, что ты можешь придумать, менестрели ни разу не вспомнят о твоих подвигах.
Адепт даже самому себе не признался, что слова Резолюта страшно его тогда возмутили: то есть как это? Об Уилле будут слагать песни, а о нем позабудут? В ту же минуту Керриган вспомнил великую «Историю Вильвана», уделявшую внимание знаменитым магам. Историки просто обязаны написать большую главу, посвященную его приключениям. Как-никак ему удалось избежать участи невинно убиенных детей; к тому же он придумал новый метод лечения, с помощью которого спас панка; он посетил Гирвиргул. Только этих событий хватило бы на небольшой приключенческий роман, а ведь впереди у него еще новые славные дела: осада Свойна, спасение заложников — поистине, история получится героическая.
Пусть Уилл сочиняет свои стишки и песенки, а он, Керриган, будет работать над собственным жизнеописанием. Не подумайте, что адепт не умел сочинять стихи. Просто он полагал, что песни менестрелей — удовольствие для безграмотных людей. Цивилизованные же люди способны писать, а письменное свидетельство не подвержено изменениям, его не надо механически заучивать и приспосабливать к вкусам публики.
Песни Уилла будут развлечением; я же создам историю.
Трудность состояла в том, что для отображения истории требовались как минимум карандаш и бумага. Это тебе не песенки сочинять! Еды и вооружения Адроганс припас вволю, а на канцелярские товары не расщедрился и расход их строго контролировал. У генерала, как считал Керриган, была едва ли не мания: он все боялся, что с помощью магии кто-нибудь заколдует весь запас бумаги. Адроганс полагал, что враги смогут прочесть его приказы и переписку с королевой Лакаслина. Из-за этой его параноидальных наклонностей вся бумага хранилась под замком.
Отсутствие бумаги приводило Керригана в отчаяние, из-за этого он стал даже плохо спать. Как-то ночью, бродя во время бессонницы по лагерю, он наткнулся на трех королевских гвардейцев из Джераны. Один из них держал в руке лист бумаги и силился прочесть, что там было написано, но, судя по тому как он крутил туда-сюда бумагу, было ясно, что задача эта для него непосильная.
Высокий гвардеец хлопнул грамотея по плечу:
— Ты уверен в том, что моя Флора родила ребенка от булочника?
Грамотей пожал плечами:
— Да тут вроде так написано, Фоссиус.
Керриган застенчиво улыбнулся:
— Если хотите, я вам прочту.
Троица подозрительно на него уставилась, а потом Фоссиус подтолкнул грамотея в спину.
— Пусть прочитает.
Адепт взял листок и начал читать, хотя рукописный шрифт совершенно не был похож на тот, которым писали на Вильване, и разобрать его было не так-то просто.
— Ага, все понятно, Фоссиус, твоя Флора кормит грудью сына булочника. Жена булочника родила двойню; и тут написано, что она — маленькая хрупкая женщина.
Фоссиус гордо улыбнулся:
— Все верно, жена булочника — пигалица, ну а моя Флора ей поможет, ведь нашу девчонку пора отнимать от груди. Так что, Пириус, напрасно ты меня расстроил.
Керриган закончил читать. Письмо написано было соседом, кроме местных сплетен в нем содержались также новости для каждого из троих гвардейцев. Все они очень хотели ответить на письмо, и Керриган согласился им помочь при условии, что они дадут ему чистой бумаги. По лагерю быстро разошлась молва, и солдаты стали приносить ему клочки бумаги, или кожи, или даже материи, на которой можно было писать.
Несмотря на то что лагерь готовился в поход и укладывал вещи, дело Керригана процветало. Когда Уилл заметил, что он бы на его месте брал за работу серебро, а не бумагу, Керриган уверился в том, что поступает правильно. «Неспроста, — размышлял он, — Уиллу хочется, чтобы я брал деньги: он же сам их и украдет». Адепт складывал все свои бумажные клочки в кожаную папку, которую подарил ему офицер из Хелурки за то, что Керриган написал ему историю его Стального легиона. Папку эту маг отдал на хранение Ломбо.
Керриган даже и не подозревал, как много он сделал, пока однажды за ним не явились два конногвардейца из Джераны. Они взяли его под руки и быстро отвели к казарме Адроганса. Отворили дверь, оставили адепта на пороге и ушли, а юный маг остался стоять, глядя на Адроганса и Орлу, увлеченно обсуждавших что-то перед большой картой Окраннела.
Орла кивнула, и Адроганс повернулся и прищурил глаза. Сильный его голос заполнил помещение.
— Неужели это правда, адепт Риз, что ты хочешь создать для меня дополнительные трудности?
— Нет, сэр, что вы.
— Однако это уже произошло. — Адроганс медленно покачал головой. — Ты написал столько корреспонденции, что гиркиму будет ее не донести.
— Я не… я хочу сказать…
Генерал поднял руку:
— Говорить будешь, когда я этого захочу. Понял?
Керриган открыл было рот, но спохватился и лишь кивнул головой.
— Вы правы, магистр, ему надо все объяснить. — Адроганс снова прищурил карие глаза. — Дело не в весе корреспонденции, адепт Риз, дело в содержании. Орла уверила меня, что ты и понятия не имеешь, как обстоит дело, поэтому постараюсь объяснить все в нескольких словах. Прежде чем отправить написанные тобой послания, мои сотрудники внимательно их читают, чтобы выяснить, не содержат ли они информацию, которая может заинтересовать противника. Отчеты, которые я направляю в Лакаслин, а также и приказы зашифрованы, и враг, даже если вдруг перехватит курьера, прочесть их не сумеет. А вот в письмах могут встретиться примечательные подробности. Допустим, солдат назвал какую-нибудь гору Орлиным гнездом, потому что ее очертания вызвали у него такую ассоциацию. Враг тотчас догадается, что наш лагерь находится поблизости от такого места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169