посланцы Марии-Терезии вовремя достигли стен Вены, чтобы расстроить заговор, приведя в действие secretum vitaeи погасив очаг заражения. Как это было сделано – мне уж никогда не узнать. Как бы то ни было, одно стало ясно: нерешительность турок повлекла за собой смерть Кара Мустафы.
Все эти события в кратком изложении могли показаться плодом слишком пылкого и чуть ли не больного ума, однако именно подобные выводы диктовались логикой событий. А разве переплетение историй Кирхера и Фуке, Марии-Терезии и Людовика XIV, Лозена и Большой Мадемуазели, Корбетты и Девизе не казалось граничащим с безумием? А ведь в чаду некоего чудесного помешательства я ночи напролет проводил с Атто Ме-лани, по крупицам восстанавливая эту, казалось бы, лишенную здравого смысла интригу, гораздо более реальную в моих глазах, чем жизнь за стенами «Оруженосца».
Мое воображение, с одной стороны, вмещало подозрительных агентов короля-Солнце, занятых распространением чумы в обессилевшей Вене, с другой – ее защитников, людей-теней Марии-Терезии. И те и другие взывали к неким магическим заклинаниям, бывшим в ведении Кирхера и Корбетты, размахивали ретортами, перегонными кубами и иными предметами таинственного назначения (вроде тех, что мы видели на острове Дульчибени), говорили на непонятном герметическом языке в каких-то заброшенных помещениях. Одни обещали отравление, другие, напротив, очищение вод, садов и улиц. В невидимой битве между secretum morbiи secretum vitaeв конце концов победу одержал жизненный принцип, тот самый, что околдовал и мое сердце, и мой разум, когда я слушал рондо, исполняемое Девизе.
Ни словечка никогда не услышал я от Девизе по поводу этого рондо. И все-таки роль, которая была ему отведена во всей этой истории, была совершенно ясной: Девизе получил из рук королевы экземпляр оригинала Barricades mysterieusesс наказом отправиться в Италию, в Неаполь и быть рядом с престарелым странником, путешествующим под чужой фамилией… В Неаполе Девизе познакомился с Фуке, которого к тому времени уже сопровождал Дульчибени. Возможно, он показал суперинтенданту рондо, которое тот сам же через Лозена передал королеве. Но почти ослепший Фуке мог лишь потрогать эти листочки своими сморщенными пальцами, погладить их. Девизе исполнил рондо, и последние сомнения старика относительно подлинности таблатур исчезли, уступив место слезам: королева преуспела в своем начинании, secretum vitaeв надежных руках, Европа не падет от бредового тщеславия одного-единственного государя. Перед тем как проститься с бренным миром, Мария-Терезия послала ему с Девизе последнюю поддержку. Девизе и Дульчибени сообща приняли решение направиться со своим подопечным в Рим, где в тени папы не так легко действовать посланцам короля-Солнце. Однако Дульчибени был обуреваем и иными побуждениями… Исполняя для нас Barricades mysterieuses,Девизе узнал, что Мария-Терезия послала в Вену квинтэссенцию этой музыкальной пьесы – secretum vitae,дабы преградить путь эпидемии чумы, которая неминуемо привела бы к победе турок.
Вот и все. Девизе никогда не обронил бы обо всем этом ни слова в моем присутствии. Его преданность Марии-Терезии с ее смертью не ослабевала. А риск быть принятым за врага Его Величества представлял серьезную опасность. Но вновь применив на практике правило, преподанное мне Атто Мелани, я решил спровоцировать музыканта. Я, ничтожный поваренок, на которого никто не обращал внимания, буду говорить вместо него. Несколько слов, точно бьющих в цель, и… останется понять лишь, о чем он молчит.
Вскоре мне представился удобный случай. Девизе позвал меня и попросил принести ему полдник. Было это во второй половине дня, ближе к вечеру. Я отнес ему корзиночку с кружком колбасы и несколькими ломтями каравая, которые он тут же принялся уписывать. Дождавшись, пока он набьет рот, я двинулся к двери и, уже стоя на пороге, небрежно бросил:
– Кстати, кажется, вся Вена должна быть признательна королеве Марии-Терезии за избавление от чумы.
Девизе побледнел.
– Гм, – забеспокоился он и встал, чтобы выпить глоток воды.
– Смотрите не подавитесь, сударь. Скорее запейте, – проговорил я, протягивая ему графин, который принес с собой, но нарочно не стал подавать сразу.
Он шел и вопросительно таращил глаза.
– Знаете, откуда мне это известно? Вам верно сказали, что господин Помпео Дульчибени стал причиной несчастного случая и теперь пребывает в жесточайшей горячке, так вот, у него развязался язык, а я как раз находился рядом.
Это была сущая ложь, которую Девизе заглотнул также жадно, как и воду.
– И что… он сказал еще? – пролепетал он, вытирая рот рукавом и пытаясь сохранять спокойствие.
– О, много чего, я не очень-то понял. Видите ли, горячка… Если не ошибаюсь, он часто поминал некоего Фюке или что-то в этом роде, а еще Лозана, вроде так, – намеренно исказил я оба имени. – Говорил что-то о крепости, о чуме, о какой-то тайне, противоядии, о королеве Марии-Терезии, турках и даже заговоре. Словом, бредил, ну вы знаете, как это бывает. Кристофано очень беспокоился за него, но теперь бедняга Дульчибени вне опасности, ему нужно позаботиться о своих ногах, спине…
– И что же, Кристофано тоже слышал?
– Ну да, но вы ведь понимаете, когда врач занят больным, он слушает вполуха. Я передал кое-что аббату Мелани и…
– Что ты сделал? – взревел вдруг Девизе.
– Сказал аббату Мелани, что Дульчибени не в себе, бредит.
– И все ему рассказал? – ужаснулся он.
– А кому от этого плохо, сударь? – как бы уязвлено ответил я. – Знаю только одно: господин Помпео Дульчибени одной ногой был на том свете, и аббат Мелани разделил со мной мои тревоги. А теперь, простите, я спешу.
Проверяя, что было известно Девизе, я позволил себе маленькую месть. Паника, охватившая гитариста, не оставляла ни малейшего сомнения: он не только знал то, что было известно нам с Атто, но, как я и предвидел, еще и играл первую скрипку во всей этой истории. Потому я и ликовал, оставив его в страшных муках: якобы бред Дульчибени (которого и в помине не было) достиг ушей Кристофано и аббата Мелани. Если бы Атто пожелал, он мог обвинить Девизе в предательстве короля Франции.
Меня все еще задевало презрение, которое гитарист постоянно мне выказывал. Благодаря придуманной мною уловке уж эту-то ночь я буду спать как король, а вот он пусть помучается.
* * *
Признаюсь, на земле был лишь один человек, с которым мне хотелось пожать плоды своей догадливости. Но он принадлежал отныне прошлому. К чему отрицать? То, чему я стал свидетелем во время столкновения с Дульчибени на стене Колизея, безвозвратно изменило наши с Атто отношения.
Слов нет, он расстроил преступный и святотатственной план Дульчибени. Однако в момент истины я увидел его колеблющимся. Он поднялся на Колизей обвинителем, а спустился обвиняемым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Все эти события в кратком изложении могли показаться плодом слишком пылкого и чуть ли не больного ума, однако именно подобные выводы диктовались логикой событий. А разве переплетение историй Кирхера и Фуке, Марии-Терезии и Людовика XIV, Лозена и Большой Мадемуазели, Корбетты и Девизе не казалось граничащим с безумием? А ведь в чаду некоего чудесного помешательства я ночи напролет проводил с Атто Ме-лани, по крупицам восстанавливая эту, казалось бы, лишенную здравого смысла интригу, гораздо более реальную в моих глазах, чем жизнь за стенами «Оруженосца».
Мое воображение, с одной стороны, вмещало подозрительных агентов короля-Солнце, занятых распространением чумы в обессилевшей Вене, с другой – ее защитников, людей-теней Марии-Терезии. И те и другие взывали к неким магическим заклинаниям, бывшим в ведении Кирхера и Корбетты, размахивали ретортами, перегонными кубами и иными предметами таинственного назначения (вроде тех, что мы видели на острове Дульчибени), говорили на непонятном герметическом языке в каких-то заброшенных помещениях. Одни обещали отравление, другие, напротив, очищение вод, садов и улиц. В невидимой битве между secretum morbiи secretum vitaeв конце концов победу одержал жизненный принцип, тот самый, что околдовал и мое сердце, и мой разум, когда я слушал рондо, исполняемое Девизе.
Ни словечка никогда не услышал я от Девизе по поводу этого рондо. И все-таки роль, которая была ему отведена во всей этой истории, была совершенно ясной: Девизе получил из рук королевы экземпляр оригинала Barricades mysterieusesс наказом отправиться в Италию, в Неаполь и быть рядом с престарелым странником, путешествующим под чужой фамилией… В Неаполе Девизе познакомился с Фуке, которого к тому времени уже сопровождал Дульчибени. Возможно, он показал суперинтенданту рондо, которое тот сам же через Лозена передал королеве. Но почти ослепший Фуке мог лишь потрогать эти листочки своими сморщенными пальцами, погладить их. Девизе исполнил рондо, и последние сомнения старика относительно подлинности таблатур исчезли, уступив место слезам: королева преуспела в своем начинании, secretum vitaeв надежных руках, Европа не падет от бредового тщеславия одного-единственного государя. Перед тем как проститься с бренным миром, Мария-Терезия послала ему с Девизе последнюю поддержку. Девизе и Дульчибени сообща приняли решение направиться со своим подопечным в Рим, где в тени папы не так легко действовать посланцам короля-Солнце. Однако Дульчибени был обуреваем и иными побуждениями… Исполняя для нас Barricades mysterieuses,Девизе узнал, что Мария-Терезия послала в Вену квинтэссенцию этой музыкальной пьесы – secretum vitae,дабы преградить путь эпидемии чумы, которая неминуемо привела бы к победе турок.
Вот и все. Девизе никогда не обронил бы обо всем этом ни слова в моем присутствии. Его преданность Марии-Терезии с ее смертью не ослабевала. А риск быть принятым за врага Его Величества представлял серьезную опасность. Но вновь применив на практике правило, преподанное мне Атто Мелани, я решил спровоцировать музыканта. Я, ничтожный поваренок, на которого никто не обращал внимания, буду говорить вместо него. Несколько слов, точно бьющих в цель, и… останется понять лишь, о чем он молчит.
Вскоре мне представился удобный случай. Девизе позвал меня и попросил принести ему полдник. Было это во второй половине дня, ближе к вечеру. Я отнес ему корзиночку с кружком колбасы и несколькими ломтями каравая, которые он тут же принялся уписывать. Дождавшись, пока он набьет рот, я двинулся к двери и, уже стоя на пороге, небрежно бросил:
– Кстати, кажется, вся Вена должна быть признательна королеве Марии-Терезии за избавление от чумы.
Девизе побледнел.
– Гм, – забеспокоился он и встал, чтобы выпить глоток воды.
– Смотрите не подавитесь, сударь. Скорее запейте, – проговорил я, протягивая ему графин, который принес с собой, но нарочно не стал подавать сразу.
Он шел и вопросительно таращил глаза.
– Знаете, откуда мне это известно? Вам верно сказали, что господин Помпео Дульчибени стал причиной несчастного случая и теперь пребывает в жесточайшей горячке, так вот, у него развязался язык, а я как раз находился рядом.
Это была сущая ложь, которую Девизе заглотнул также жадно, как и воду.
– И что… он сказал еще? – пролепетал он, вытирая рот рукавом и пытаясь сохранять спокойствие.
– О, много чего, я не очень-то понял. Видите ли, горячка… Если не ошибаюсь, он часто поминал некоего Фюке или что-то в этом роде, а еще Лозана, вроде так, – намеренно исказил я оба имени. – Говорил что-то о крепости, о чуме, о какой-то тайне, противоядии, о королеве Марии-Терезии, турках и даже заговоре. Словом, бредил, ну вы знаете, как это бывает. Кристофано очень беспокоился за него, но теперь бедняга Дульчибени вне опасности, ему нужно позаботиться о своих ногах, спине…
– И что же, Кристофано тоже слышал?
– Ну да, но вы ведь понимаете, когда врач занят больным, он слушает вполуха. Я передал кое-что аббату Мелани и…
– Что ты сделал? – взревел вдруг Девизе.
– Сказал аббату Мелани, что Дульчибени не в себе, бредит.
– И все ему рассказал? – ужаснулся он.
– А кому от этого плохо, сударь? – как бы уязвлено ответил я. – Знаю только одно: господин Помпео Дульчибени одной ногой был на том свете, и аббат Мелани разделил со мной мои тревоги. А теперь, простите, я спешу.
Проверяя, что было известно Девизе, я позволил себе маленькую месть. Паника, охватившая гитариста, не оставляла ни малейшего сомнения: он не только знал то, что было известно нам с Атто, но, как я и предвидел, еще и играл первую скрипку во всей этой истории. Потому я и ликовал, оставив его в страшных муках: якобы бред Дульчибени (которого и в помине не было) достиг ушей Кристофано и аббата Мелани. Если бы Атто пожелал, он мог обвинить Девизе в предательстве короля Франции.
Меня все еще задевало презрение, которое гитарист постоянно мне выказывал. Благодаря придуманной мною уловке уж эту-то ночь я буду спать как король, а вот он пусть помучается.
* * *
Признаюсь, на земле был лишь один человек, с которым мне хотелось пожать плоды своей догадливости. Но он принадлежал отныне прошлому. К чему отрицать? То, чему я стал свидетелем во время столкновения с Дульчибени на стене Колизея, безвозвратно изменило наши с Атто отношения.
Слов нет, он расстроил преступный и святотатственной план Дульчибени. Однако в момент истины я увидел его колеблющимся. Он поднялся на Колизей обвинителем, а спустился обвиняемым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178