Он не из тех генералов, которые ищут своего водителя и свою служебную машину; он возвращается в Пентагон на метро». Он сразу же мне понравился, и за время работы комиссии я обнаружил, что ничуть не ошибся в своем суждении.
На следующее утро за мной приехал лимузин: кто-то устроил так, что на нашу первую официальную встречу мы должны были приехать на лимузинах. Я сел на переднее сиденье рядом с водителем.
По пути на собрание водитель мне говорит: «Я понимаю, что в эту комиссию входит много важных людей»…
– Да, похоже…
– Знаете, я коллекционирую автографы, – говорит он. – Не могли бы Вы оказать мне услугу?
– Конечно, – говорю я.
Я лезу за ручкой, а он говорит: «Когда мы туда приедем, не могли бы Вы показать мне Нила Армстронга, чтобы я смог взять у него автограф?»
Перед началом собрания нас привели к присяге. Люди толпились вокруг нас; секретарь вручил каждому бэдж с фотографией, чтобы мы могли попасть в любое место НАСА. Кроме того, нам пришлось подписать какие-то бумаги, гласившие, что ты согласен делать это и то, чтобы твои расходы были оплачены и т.д.
После принесения присяги я встретил Билла Граэма. Я узнал его и вспомнил как хорошего парня.
Первое публичное собрание должно было проходить в виде общего брифинга и презентации, которые проводили большие шишки НАСА – мистер Мур, мистер Олдрич, мистер Ловингуд и другие. Мы сидели на больших кожаных стульях на сцене; и каждый раз, когда кому-то из нас хотелось почесать нос, на нас направлялись яркие огни и все телекамеры.
Я сидел рядом с генералом Кутиной. Перед самым началом собрания он наклоняется ко мне и говорит: «Второй пилот первому: причеши волосы».
Я отвечаю: «Первый пилот второму: не одолжишь свою расческу?»
Первое, что нам пришлось выучить, – это сумасшедшие акронимы, которые НАСА использует повсеместно: «ДТРы» – двигатели твердотопливных ракета-носителей. «ОДКШы» – это основные двигатели космического шаттла. Они сжигают «ЖВ» (жидкий водород) и «ЖК» (жидкий кислород), которые содержатся в «ВР» – внешнем резервуаре. Все имело свои буквенные обозначения.
Причем эти обозначения были не только у больших частей шаттла: свой акроним имел почти каждый клапан, поэтому нам сказали: «Мы дадим вам словарь акронимов – все это, на самом деле, очень просто». Конечно, просто, но словарь – это огромная, толстенная книжища, которую постоянно приходится листать, чтобы найти что-то вроде «ТТНВД» (топливный турбонасос высокого давления) и «КТНВД» (кислородный турбонасос высокого давления).
Потом мы узнали о «горошинах» – маленьких черных кружочках, стоящих перед предложениями, которые якобы объединяют какие-то понятия. Эти маленькие чертовы «горошины» шли одна за другой в наших книжках для брифинга и на слайдах.
Рис. 6. Пример «горошин».
Оказалось, что, кроме мистера Роджерса и мистера Эчесона, которые были юристами, а также мистера Хотца, который был редактором, у всех нас были ученые степени: генерал Кутина получил ученую степень в МТИ; мистер Армстронг, мистер Коверт, мистер Руммель и мистер Саттер были инженерами по аэронавтике, а мисс Райд, мистер Уолкер, мистер Уилон и я были физиками. Судя по всему, большинство из нас провело свою собственную предварительную работу. Мы не переставали задавать вопросы, которые были гораздо в большей степени техническими, чем того ожидали некоторые большие шишки.
Когда один из них не смог ответить на вопрос, мистер Роджерс успокоил его, сказав, что мы понимаем, что он не ожидал услышать столь детальные вопросы и что на данный момент нам будет достаточно, по крайней мере, вечного ответа: «Эту информацию мы предоставим вам позднее».
Главное, что я узнал на этом брифинге, – это насколько неэффективен такой брифинг: чаще всего, тебе задают вопросы, ответы на которые ты уже знаешь – или они тебе неинтересны, – и тебе это настолько надоедает, что ты почти засыпаешь и перестаешь слушать, когда внезапно появляется важный момент.
Какой контраст по сравнению с ЛИРД, где я очень быстро получил массу всевозможной информации. В среду мы собирались в офисе мистера Роджерса – на это ушло два часа, – а потом у нас остался весь день, чтобы делать, что? Ничего. А вечер? Ничего. На следующий день у нас публичная встреча: «К этому вопросу мы вернемся позднее», – что равняется нулю! Хотя и казалось, что мы заняты работой в Вашингтоне каждый день, на самом деле бо?льшую часть времени мы сидели сложа руки и ничего не делали.
Тем вечером я сам придумал для себя занятие: я записал вопросы, которые считал нужным задать во время нашего расследования, и темы, которые считал нужным изучить. Мой план состоял в том, чтобы выяснить, что намеревается делать остальная часть комиссии, чтобы можно было разделить работу и начать ее выполнять.
На следующий день, в пятницу, у нас состоялось первое настоящее заседание. К этому времени у нас уже был свой офис – мы встречались в старом административном офисе, – где был даже стенографист, чтобы записывать каждое сказанное нами слово.
Мистер Роджерс задержался по каким-то причинам, поэтому в ожидании его прихода генерал Кутина предложил рассказать нам, что представляет собой расследование причин катастрофы. Мы сочли это хорошей идеей, тогда он поднялся и объяснил нам, как военно-воздушные силы проводили расследование причин неудачного запуска непилотируемой ракеты «Титан».
Мне было очень приятно увидеть, что описанная им схема – тип вопросов и способ поиска ответов на них – весьма напоминала план, составленный мной накануне, за исключением того, что он был гораздо более методическим, чем я себе представлял. Генерал Кутина предупредил нас, что иногда кажется, что причина очевидна, но при проведении более тщательного исследования приходится изменить свое мнение. У них было очень мало ключей, так что в случае с «Титаном» им пришлось три раза менять свое мнение.
Я возбужден. Я хочу провести такое расследование и считаю, что мы можем начать прямо сейчас – все, что нам остается сделать, – это решить, кто чем будет заниматься.
Но мистер Роджерс, который пришел во время рассказа генерала Кутины, говорит: «Да, ваше исследование, генерал, было очень успешным, но мы не сможем воспользоваться вашими методами здесь, потому что мы не можем получить такой объем информации, какой был у вас».
Вероятно, мистер Роджерс, который не был техническим специалистом, не осознавал, насколько очевидно ложными были его слова. «Титан», который был непилотируемой ракетой, и близко не имел того количества контрольных средств, которые были у шаттла. У нас были телевизионные кадры, которые зафиксировали пламя, появляющееся сбоку ракета-носителя за несколько секунд до взрыва; на фотографиях же «Титана», которые нам показал генерал Кутина, мы смогли увидеть только вшивую точку в небе – только маленькую, крошечную вспышку, – и он сумел сделать из этого какие-то выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
На следующее утро за мной приехал лимузин: кто-то устроил так, что на нашу первую официальную встречу мы должны были приехать на лимузинах. Я сел на переднее сиденье рядом с водителем.
По пути на собрание водитель мне говорит: «Я понимаю, что в эту комиссию входит много важных людей»…
– Да, похоже…
– Знаете, я коллекционирую автографы, – говорит он. – Не могли бы Вы оказать мне услугу?
– Конечно, – говорю я.
Я лезу за ручкой, а он говорит: «Когда мы туда приедем, не могли бы Вы показать мне Нила Армстронга, чтобы я смог взять у него автограф?»
Перед началом собрания нас привели к присяге. Люди толпились вокруг нас; секретарь вручил каждому бэдж с фотографией, чтобы мы могли попасть в любое место НАСА. Кроме того, нам пришлось подписать какие-то бумаги, гласившие, что ты согласен делать это и то, чтобы твои расходы были оплачены и т.д.
После принесения присяги я встретил Билла Граэма. Я узнал его и вспомнил как хорошего парня.
Первое публичное собрание должно было проходить в виде общего брифинга и презентации, которые проводили большие шишки НАСА – мистер Мур, мистер Олдрич, мистер Ловингуд и другие. Мы сидели на больших кожаных стульях на сцене; и каждый раз, когда кому-то из нас хотелось почесать нос, на нас направлялись яркие огни и все телекамеры.
Я сидел рядом с генералом Кутиной. Перед самым началом собрания он наклоняется ко мне и говорит: «Второй пилот первому: причеши волосы».
Я отвечаю: «Первый пилот второму: не одолжишь свою расческу?»
Первое, что нам пришлось выучить, – это сумасшедшие акронимы, которые НАСА использует повсеместно: «ДТРы» – двигатели твердотопливных ракета-носителей. «ОДКШы» – это основные двигатели космического шаттла. Они сжигают «ЖВ» (жидкий водород) и «ЖК» (жидкий кислород), которые содержатся в «ВР» – внешнем резервуаре. Все имело свои буквенные обозначения.
Причем эти обозначения были не только у больших частей шаттла: свой акроним имел почти каждый клапан, поэтому нам сказали: «Мы дадим вам словарь акронимов – все это, на самом деле, очень просто». Конечно, просто, но словарь – это огромная, толстенная книжища, которую постоянно приходится листать, чтобы найти что-то вроде «ТТНВД» (топливный турбонасос высокого давления) и «КТНВД» (кислородный турбонасос высокого давления).
Потом мы узнали о «горошинах» – маленьких черных кружочках, стоящих перед предложениями, которые якобы объединяют какие-то понятия. Эти маленькие чертовы «горошины» шли одна за другой в наших книжках для брифинга и на слайдах.
Рис. 6. Пример «горошин».
Оказалось, что, кроме мистера Роджерса и мистера Эчесона, которые были юристами, а также мистера Хотца, который был редактором, у всех нас были ученые степени: генерал Кутина получил ученую степень в МТИ; мистер Армстронг, мистер Коверт, мистер Руммель и мистер Саттер были инженерами по аэронавтике, а мисс Райд, мистер Уолкер, мистер Уилон и я были физиками. Судя по всему, большинство из нас провело свою собственную предварительную работу. Мы не переставали задавать вопросы, которые были гораздо в большей степени техническими, чем того ожидали некоторые большие шишки.
Когда один из них не смог ответить на вопрос, мистер Роджерс успокоил его, сказав, что мы понимаем, что он не ожидал услышать столь детальные вопросы и что на данный момент нам будет достаточно, по крайней мере, вечного ответа: «Эту информацию мы предоставим вам позднее».
Главное, что я узнал на этом брифинге, – это насколько неэффективен такой брифинг: чаще всего, тебе задают вопросы, ответы на которые ты уже знаешь – или они тебе неинтересны, – и тебе это настолько надоедает, что ты почти засыпаешь и перестаешь слушать, когда внезапно появляется важный момент.
Какой контраст по сравнению с ЛИРД, где я очень быстро получил массу всевозможной информации. В среду мы собирались в офисе мистера Роджерса – на это ушло два часа, – а потом у нас остался весь день, чтобы делать, что? Ничего. А вечер? Ничего. На следующий день у нас публичная встреча: «К этому вопросу мы вернемся позднее», – что равняется нулю! Хотя и казалось, что мы заняты работой в Вашингтоне каждый день, на самом деле бо?льшую часть времени мы сидели сложа руки и ничего не делали.
Тем вечером я сам придумал для себя занятие: я записал вопросы, которые считал нужным задать во время нашего расследования, и темы, которые считал нужным изучить. Мой план состоял в том, чтобы выяснить, что намеревается делать остальная часть комиссии, чтобы можно было разделить работу и начать ее выполнять.
На следующий день, в пятницу, у нас состоялось первое настоящее заседание. К этому времени у нас уже был свой офис – мы встречались в старом административном офисе, – где был даже стенографист, чтобы записывать каждое сказанное нами слово.
Мистер Роджерс задержался по каким-то причинам, поэтому в ожидании его прихода генерал Кутина предложил рассказать нам, что представляет собой расследование причин катастрофы. Мы сочли это хорошей идеей, тогда он поднялся и объяснил нам, как военно-воздушные силы проводили расследование причин неудачного запуска непилотируемой ракеты «Титан».
Мне было очень приятно увидеть, что описанная им схема – тип вопросов и способ поиска ответов на них – весьма напоминала план, составленный мной накануне, за исключением того, что он был гораздо более методическим, чем я себе представлял. Генерал Кутина предупредил нас, что иногда кажется, что причина очевидна, но при проведении более тщательного исследования приходится изменить свое мнение. У них было очень мало ключей, так что в случае с «Титаном» им пришлось три раза менять свое мнение.
Я возбужден. Я хочу провести такое расследование и считаю, что мы можем начать прямо сейчас – все, что нам остается сделать, – это решить, кто чем будет заниматься.
Но мистер Роджерс, который пришел во время рассказа генерала Кутины, говорит: «Да, ваше исследование, генерал, было очень успешным, но мы не сможем воспользоваться вашими методами здесь, потому что мы не можем получить такой объем информации, какой был у вас».
Вероятно, мистер Роджерс, который не был техническим специалистом, не осознавал, насколько очевидно ложными были его слова. «Титан», который был непилотируемой ракетой, и близко не имел того количества контрольных средств, которые были у шаттла. У нас были телевизионные кадры, которые зафиксировали пламя, появляющееся сбоку ракета-носителя за несколько секунд до взрыва; на фотографиях же «Титана», которые нам показал генерал Кутина, мы смогли увидеть только вшивую точку в небе – только маленькую, крошечную вспышку, – и он сумел сделать из этого какие-то выводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59