«Каковы были ваши точные качественные критерии для принятия решения о запуске шаттла при таких-то обстоятельствах?» – он задавал конкретные вопросы такого типа, и оказывалось, что у них нет таких критериев. Точно также себя вели мистер Коверт и мистер Уолкер. Все задавали хорошие вопросы, но у меня бо?льшую часть времени стоял туман в голове, и мне казалось, что я немного подотстал.
Таким образом мы подошли к месту, когда «Тиокол» изменил свою позицию. Мистер Роджерс и доктор Райд спрашивали двух менеджеров «Тиокола», мистера Мэсона и мистера Ланда, сколько человек были против запуска шаттла даже в самый последний момент.
– Мы не опрашивали всех, – говорит мистер Мэсон.
– Против было существенное количество человек или лишь один-два?
– Я бы сказал, вероятно, нашлись бы пять или шесть инженеров, которые сказали бы, что запускать шаттл при такой температуре небезопасно, но мы в курсе. Проблема в том, что мы точно не знали, что произойдет.
– Таким образом, число сторонников и противников запуска было одинаковым?
– Это по очень приблизительным подсчетам.
Я был поражен тем вздором, который несли инженеры «Тиокола». Но я умел задавать только бесхитростные вопросы. Поэтому я сказал: «Господа, не могли бы вы назвать мне имена четырех ваших лучших специалистов по уплотнениям в порядке убывания их способностей?»
– Роджер Бойсджоли и Арни Томпсон – это первый и второй. Потом Джек Кэпп и э-э… Джерри Бернс.
Я повернулся к мистеру Бойсджоли, который тоже был на заседании. «Мистер Бойсджоли, Вы были согласны с тем, что можно запускать шаттл?»
Он говорит: «Нет».
Я спрашиваю то же самое у мистера Томпсона, который тоже был там.
– Нет.
Я говорю: «Мистер Кэпп?»
Мистер Ланд говорит: «Его здесь нет. Я разговаривал с ним после собрания, и он сказал: “Я бы принял такое же решение при той информации, которой мы обладаем”».
– А как насчет четвертого?
– Джерри Бернс. Я не знаю его мнения.
– Итак, – сказал я, – из четырех мы имеем одно «я не знаю», одно «скорее всего, да» и двое (причем это люди, которых Вы назвали в первую очередь как лучших специалистов по уплотнениям) оба сказали «нет». Так что это Ваше «равное количество сторонников и противников» – полная чушь. Важно, что говорили специалисты – люди, которые знают об уплотнениях больше всех?
После обеда нам показали Космический Центр им. Кеннеди. Экскурсия была интересной; она оказалась не такой плохой, как я предсказывал. Другие члены комиссии задавали множество важных вопросов. У нас не было времени, чтобы посмотреть сборку ракета-носителя, но ближе к концу экскурсии мы собирались взглянуть на то, что осталось от шаттла. Я весьма устал от хождения группой, поэтому, извинившись, ушел с оставшейся части экскурсии.
Я отправился к Чарли Стивенсону, чтобы посмотреть другие фотографии, сделанные во время запуска. Кроме того, я более подробно узнал о зарегистрированных низких температурах. Ребята очень помогали мне и хотели, чтобы я работал с ними. Я ждал целых десять дней, чтобы оказаться в подобном месте, и вот наконец я здесь!
На ужине, в тот вечер, я сказал мистеру Роджерсу: «Я думал о том, чтобы остаться здесь на выходные».
– Что ж, доктор Фейнман, – сказал он, – я бы предпочел, чтобы Вы вернулись вместе с нами в Вашингтон сегодня ночью. Но, конечно же, Вы свободны делать все, что пожелаете.
– Хорошо, – сказал я, – тогда я останусь.
В субботу я поговорил с парнем, который измерял температуру в то утро, когда должен был состояться запуск шаттла – хорошим парнем по имени Б.К. Дэвис. Рядом с каждой измеренной температурой он записывал точное время ее измерения, а затем фотографировал ее. Можно было увидеть большие промежутки времени между измерениями, потому что ему приходилось забираться вверх и спускаться вниз по большой башне. Он измерил температуру воздуха, ракеты, земли, льда и даже грязной лужи с антифризом. Он полностью выполнил свою работу.
НАСА располагала теоретическими расчетами изменения температуры в районе стартовой площадки: температура должна быть более равномерной и более высокой. Кто-то полагал, что это как-то связано с излучением тепла в ясное небо. Кто-то другой заметил, что записанная температура лужи была гораздо ниже, чем это показывала фотография: при 8 градусах, лужа – несмотря на присутствие в ней антифриза – должна была превратиться в лед.
Потом мы посмотрели на прибор, который использовался для измерения температуры. Я достал инструкцию по использованию и прочитал, что прибор должен находиться на открытом воздухе не менее 20 минут до начала измерений. Мистер Дэвис сказал, что он достал его из коробки – при 70 градусах – и сразу же начал проводить измерения. Следовательно, мы должны были выяснить, можно ли воспроизвести ошибки. Другим словами, можно ли продублировать условия?
В понедельник я позвонил в компанию, изготовившую этот прибор, и поговорил с одним их специалистов: «Здраствуйте, меня зовут Дик Фейнман, – сказал я, – я вхожу в комиссию, которая расследует причины катастрофы, произошедшей с “Челленджером”, и у меня есть несколько вопросов по поводу вашего инфракрасного сканирующего устройства…»
– Могу ли я Вам перезвонить?
– Конечно.
Через некоторое время он мне звонит: «Извините, но это запатентованная информация. Я не могу обсуждать это с Вами».
К этому времени я понимаю, в чем на самом деле состоит сложность: компания до смерти перепугалась, что всю вину за катастрофу возложат на их инструмент. Я сказал: «Сэр, ваше сканирующее устройство не имеет никакого отношения к катастрофе. Его здесь использовали не так, как это указано в вашей инструкции, и я лишь пытаюсь узнать, не можем ли мы воспроизвести ошибки и определить, какой на самом деле была температура в то утро. Чтобы это сделать, мне нужно побольше узнать о вашем инструменте».
Наконец, парень изменил свое отношение ко мне и стал довольно уступчивым. С его помощью мне удалось проконсультировать ребят из команды по измерению температур насчет эксперимента. Они охладили комнату примерно до 40 градусов, поместили в нее большую глыбу льда – имея лед, можно быть уверенным, что температура его поверхности равна 32 градусам. Затем они внесли сканирующее устройство из комнаты, температура в которой была 70 градусов, и каждые 30 секунд измеряли температуру ледяной глыбы. Они смогли измерить, насколько изменялись показания инструмента с течением времени.
Мистер Дэвис записал свои измерения настолько аккуратно, что исправить все числа оказалось совсем несложно. А потом, что удивительно, пересчитанные температуры оказались близки к тому, что ожидалось, согласно теоретической модели. Полученные результаты выглядели весьма разумно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Таким образом мы подошли к месту, когда «Тиокол» изменил свою позицию. Мистер Роджерс и доктор Райд спрашивали двух менеджеров «Тиокола», мистера Мэсона и мистера Ланда, сколько человек были против запуска шаттла даже в самый последний момент.
– Мы не опрашивали всех, – говорит мистер Мэсон.
– Против было существенное количество человек или лишь один-два?
– Я бы сказал, вероятно, нашлись бы пять или шесть инженеров, которые сказали бы, что запускать шаттл при такой температуре небезопасно, но мы в курсе. Проблема в том, что мы точно не знали, что произойдет.
– Таким образом, число сторонников и противников запуска было одинаковым?
– Это по очень приблизительным подсчетам.
Я был поражен тем вздором, который несли инженеры «Тиокола». Но я умел задавать только бесхитростные вопросы. Поэтому я сказал: «Господа, не могли бы вы назвать мне имена четырех ваших лучших специалистов по уплотнениям в порядке убывания их способностей?»
– Роджер Бойсджоли и Арни Томпсон – это первый и второй. Потом Джек Кэпп и э-э… Джерри Бернс.
Я повернулся к мистеру Бойсджоли, который тоже был на заседании. «Мистер Бойсджоли, Вы были согласны с тем, что можно запускать шаттл?»
Он говорит: «Нет».
Я спрашиваю то же самое у мистера Томпсона, который тоже был там.
– Нет.
Я говорю: «Мистер Кэпп?»
Мистер Ланд говорит: «Его здесь нет. Я разговаривал с ним после собрания, и он сказал: “Я бы принял такое же решение при той информации, которой мы обладаем”».
– А как насчет четвертого?
– Джерри Бернс. Я не знаю его мнения.
– Итак, – сказал я, – из четырех мы имеем одно «я не знаю», одно «скорее всего, да» и двое (причем это люди, которых Вы назвали в первую очередь как лучших специалистов по уплотнениям) оба сказали «нет». Так что это Ваше «равное количество сторонников и противников» – полная чушь. Важно, что говорили специалисты – люди, которые знают об уплотнениях больше всех?
После обеда нам показали Космический Центр им. Кеннеди. Экскурсия была интересной; она оказалась не такой плохой, как я предсказывал. Другие члены комиссии задавали множество важных вопросов. У нас не было времени, чтобы посмотреть сборку ракета-носителя, но ближе к концу экскурсии мы собирались взглянуть на то, что осталось от шаттла. Я весьма устал от хождения группой, поэтому, извинившись, ушел с оставшейся части экскурсии.
Я отправился к Чарли Стивенсону, чтобы посмотреть другие фотографии, сделанные во время запуска. Кроме того, я более подробно узнал о зарегистрированных низких температурах. Ребята очень помогали мне и хотели, чтобы я работал с ними. Я ждал целых десять дней, чтобы оказаться в подобном месте, и вот наконец я здесь!
На ужине, в тот вечер, я сказал мистеру Роджерсу: «Я думал о том, чтобы остаться здесь на выходные».
– Что ж, доктор Фейнман, – сказал он, – я бы предпочел, чтобы Вы вернулись вместе с нами в Вашингтон сегодня ночью. Но, конечно же, Вы свободны делать все, что пожелаете.
– Хорошо, – сказал я, – тогда я останусь.
В субботу я поговорил с парнем, который измерял температуру в то утро, когда должен был состояться запуск шаттла – хорошим парнем по имени Б.К. Дэвис. Рядом с каждой измеренной температурой он записывал точное время ее измерения, а затем фотографировал ее. Можно было увидеть большие промежутки времени между измерениями, потому что ему приходилось забираться вверх и спускаться вниз по большой башне. Он измерил температуру воздуха, ракеты, земли, льда и даже грязной лужи с антифризом. Он полностью выполнил свою работу.
НАСА располагала теоретическими расчетами изменения температуры в районе стартовой площадки: температура должна быть более равномерной и более высокой. Кто-то полагал, что это как-то связано с излучением тепла в ясное небо. Кто-то другой заметил, что записанная температура лужи была гораздо ниже, чем это показывала фотография: при 8 градусах, лужа – несмотря на присутствие в ней антифриза – должна была превратиться в лед.
Потом мы посмотрели на прибор, который использовался для измерения температуры. Я достал инструкцию по использованию и прочитал, что прибор должен находиться на открытом воздухе не менее 20 минут до начала измерений. Мистер Дэвис сказал, что он достал его из коробки – при 70 градусах – и сразу же начал проводить измерения. Следовательно, мы должны были выяснить, можно ли воспроизвести ошибки. Другим словами, можно ли продублировать условия?
В понедельник я позвонил в компанию, изготовившую этот прибор, и поговорил с одним их специалистов: «Здраствуйте, меня зовут Дик Фейнман, – сказал я, – я вхожу в комиссию, которая расследует причины катастрофы, произошедшей с “Челленджером”, и у меня есть несколько вопросов по поводу вашего инфракрасного сканирующего устройства…»
– Могу ли я Вам перезвонить?
– Конечно.
Через некоторое время он мне звонит: «Извините, но это запатентованная информация. Я не могу обсуждать это с Вами».
К этому времени я понимаю, в чем на самом деле состоит сложность: компания до смерти перепугалась, что всю вину за катастрофу возложат на их инструмент. Я сказал: «Сэр, ваше сканирующее устройство не имеет никакого отношения к катастрофе. Его здесь использовали не так, как это указано в вашей инструкции, и я лишь пытаюсь узнать, не можем ли мы воспроизвести ошибки и определить, какой на самом деле была температура в то утро. Чтобы это сделать, мне нужно побольше узнать о вашем инструменте».
Наконец, парень изменил свое отношение ко мне и стал довольно уступчивым. С его помощью мне удалось проконсультировать ребят из команды по измерению температур насчет эксперимента. Они охладили комнату примерно до 40 градусов, поместили в нее большую глыбу льда – имея лед, можно быть уверенным, что температура его поверхности равна 32 градусам. Затем они внесли сканирующее устройство из комнаты, температура в которой была 70 градусов, и каждые 30 секунд измеряли температуру ледяной глыбы. Они смогли измерить, насколько изменялись показания инструмента с течением времени.
Мистер Дэвис записал свои измерения настолько аккуратно, что исправить все числа оказалось совсем несложно. А потом, что удивительно, пересчитанные температуры оказались близки к тому, что ожидалось, согласно теоретической модели. Полученные результаты выглядели весьма разумно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59