И я опрокинул кокаино-водочный коктейль. Пьется легко, как газировка, и изменений в мировосприятии сразу не замечаешь. Налил еще.
Артур покосился на меня, стянул бутылку водки и плеснул себе в томатный сок.
– А где мать твоя? – грозно спросил я.
Юли нет.
– Джульетта ушла навещать Алисию, – сказал мальчишка. – Она же только что с вами простилась.
– А-а. Ну, может быть.
Я, хоть убей, не помнил, кто такая Алисия и где ее надо навещать.
– Ну, кто так «Кровавую Мэри» делает! – возмутился я, перелил себе в стопку содержимое его бокала, часть жидкости перелилась через край, оставляя на скатерти красные следы. Залпом выпил, поморщился. – Не «Мэри», а похабщина какая-то! Смотри, как надо!
Я аккуратненько налил ему томатного сока, взял нож и водку. Нож звякнул по краю бокала, и я заметил, что их два: и ножей, и бокалов. Водка медленно потекла по ножам. Бутылок тоже две, и струй – тоже. Я подумал, та ли струя течет на тот нож? Интересно, какой из них настоящий?
– Вот так! – резюмировал я. – Вот так делается «Кровавая Мэри»!
Юлия Бронте
У меня вполне тессианское понимание долга: сначала сын, потом команда и, наконец, тот долг, который иные подданные Кратоса сочли бы первым и наиглавнейшим. И поэтому только сейчас я оказалась перед воротами Центра психологической помощи, а иначе городской тюрьмы.
Голова совершенно ясная, полрюмки водки не могли вывести из равновесия, а значит, смогу сделать то, что должно.
Молодой человек на проходной ненамного старше Артура, но нисколько на него не похож. Выше, шире в плечах, крупный нос, тяжеловатый подбородок. Я бы не назвала его красивым, хотя в его возрасте трудно выглядеть непривлекательным.
– Добрый день! Не могли бы вы посмотреть, не здесь ли моя… родственница Алисия Штефански?
Он внимательно изучает меня, задумывается, наверное, делает запрос. И вдруг его лицо преображается. Может быть, дело в улыбке? Неужели она так меняет черты, две секунды назад казавшиеся некрасивыми? В комнате словно становится светлее, и моего собеседника окружает слабый золотистый ореол. Такое оранжевое свечение исходило от ладоней Даниэля перед тем, как мы занялись с ним любовью. И такое же золото сияет, когда он принимает решения и берет ответственность на себя. Хочется назвать это «сиянием власти». Но свет этого парня чем-то неуловимо отличается. Словно мне подсунули подделку старинного шедевра, убедив, что под современной мазней древняя живопись, а там ровно ничего не оказалось.
Он улыбается очаровательно и вместе с тем властно.
– Да, ваша родственница здесь. Но передачи пока не принимаются. Да вы не беспокойтесь, все будет хорошо. Просто им надо пройти регистрацию.
– Заключенных тоже будут регистрировать?
– Пациентов, – исправил мой собеседник. – Да, конечно.
Меня захлестнула волна непонятного страха, так же как в очереди на регистрацию, но я снова услышала его голос. Спокойные, бархатные интонации, словно гладит. А может быть, берет на поводок.
– Вот адрес. Летите сейчас туда. Получите дополнительную информацию.
– Спасибо, – только и сказала я, даже не поинтересовавшись судьбой Германа.
Села в гравиплан и направилась по указанному адресу.
В душе борются непреодолимое желание подчиниться и страх. Точнее твердое убеждение, что подчиняться ни в коем случае нельзя. Но первое пока побеждает.
Лететь недалеко. Гравиплан снижается почти помимо моей воли.
Это Реабилитационный центр для тех, кто прошел лечение в предыдущем заведении. В общем-то логично… Здесь могут что-то знать.
Но, боже мой, как же бьется сердце. Как оно кричит об опасности. Но меня ждут. Человек моих лет или несколько старше опирается о ворота Центра, и я не могу ни поднять машину, ни свернуть в сторону. От него исходит золотое свечение, почти такое же яркое, как от Дани. Интересно, видят ли его остальные.
Как сомнамбула, выхожу из гравиплана, и человек берет меня за руку.
– Оставьте ваши страхи, – говорит он. – Они совершенно необоснованны.
Не могу я их оставить! И они обоснованны, уверена! Я знаю, что сейчас произойдет непоправимое, но не могу сопротивляться.
Он поворачивает мою руку запястьем вверх, отодвигает пышную манжету, ткань шуршит и сминается. Запястья касается кончик инъектора. Мгновение – и в душе воцаряется какой-то черный покой.
– Все, – говорит он. – Вы зарегистрированы. Дней через пять вы можете почувствовать себя плохо. Это нормально. Не пугайтесь. Просто переждите, пройдет.
– Спасибо, – говорю одними губами, они выдавливают звуки медленно и неуклюже, словно чужие.
Он пожимает плечами.
– __Всегда рады помочь. Можете идти.
И сам поворачивается и идет в направлении Центра.
Первая мысль: немедленно лететь к Даниэлю, но я тут же понимаю, что могу привести на хвосте преследователей, и кружу над городом, пока не убеждаюсь в отсутствии погони.
Даниил Андреевич Данин
Из пьяного полусна меня вырвал голос Юли.
– Просыпайся, пьяная свинья! Ты так все проспишь! Даже собственную смерть!
Я приоткрыл один глаз и увидел смутный образ разгневанной возлюбленной.
– Ты еще и ребенка напоил!
Я собирался возразить, что шестнадцать лет – это уже не совсем ребенок, но успел протрезветь настолько, чтобы спросить:
– Что там стряслось?
– Всех пациентов Центра будут регистрировать!
– Конечно, будут, – спокойно сказал я. – Если успеют.
Я протянул ей руку.
– Помоги!
Она вывела меня на воздух, и я убрал руку с ее плеча и сделал шаг вперед, на середину улицы, стараясь не упасть. Я знаю, что делать. Развел руки в стороны и повернул ладонями вверх, поднимая тепло по позвоночнику.
Руки стали ледяными, словно вымыты в жидком азоте, на лбу выступил холодный пот. «Врач, излечи себя сам». От меня поднялся пар, пропитанный алкоголем и кокаином, возле пальцев возникло зеленое свечение, стало теплее. Я почувствовал себя трезвым как стеклышко и совершенно вымотанным – впору падать в обморок. А далеко в небе уже появились точки гравипланов теосов, почувствовавших энергию четвертого уровня.
– Бери в охапку парня и немедленно возвращайся, – сказал я Юле. – Думаю, остальных они не тронут.
Мы ушли переулками и подворотнями. Когда подлетали к Хрустальной Горе, «хвоста» уже не было.
После полудня погода испортилась, пошел мелкий дождь. Потянуло прохладой и запахом хвои от туй в висячих садах. Через открытое под потолком окно в комнату втекает влажный воздух. На миг Юлино лицо приобрело отсутствующее выражение, и стекло медленно поползло вниз, открывая еще пять сантиметров – окна управляются через устройство связи.
Через полчаса у нас назначен общий совет: Юля наконец решилась выйти на связь со своими и пригласить их сюда.
– Только смотрите, осторожнее!
То есть смотрите, чтобы не было слежки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94