Наш
сотрудник вместе с их вахтером сидел в дежурке у ворот, когда машина
выезжала. Говорит, что вахтер, как обычно, проверил у шофера бумаги,
заглянул в фургон и открыл ворота.
- Вот именно, заглянул. Ты думаешь, он сверял груз с накладной? Да ни
в жисть! Поверь моему опыту... Как-то очень похоже: груз президента
Чекирды исчез таким же образом, как и ящик с "Фармации", хотя склады в
разных концах города, - сказал Левин.
- Словно один и тот же "заказчик" или один и тот же исполнитель.
- Возможно... Хорошо бы, конечно, задать шоферу вопрос: "Куда завез
коробку, кому? В какую аптеку?" Но он тебе может ответить: "Никакой
коробки в глаза не видел. Развез по аптекам товар по списку, так что,
господа любезные, идите вы на..." Если даже коробку вывез он.
- А на кой нам хрен все это нужно, Ефим Захарович? Сотрудник наш тут
ни в чем не повинен, лицо нашей фирмы не загажено. Остальное - проблемы
"Фармации".
- Пусть обращаются в милицию.
- Уже обратились.
- Ну и славно. А у нас с тобой есть господин Чекирда и его проблемы,
- сказал Левин.
- Сейчас они и наши, поскольку наш счет увеличится за его счет.
- Ничего, не обеднеет.
- Я тоже так думаю... К осени у нас будет достаточно денег, чтоб
купить факс, - поднял палец Михальченко.
- Думаешь, он нам очень нужен? Разве что для пижонства.
- Почему же? Вспомните, как мы жалели, что нет факса, когда вели дело
с Густавом Анертом из Мюнхена! А дело о вымогательстве по Донецку!
- Ладно, ладно. Покупай хоть "мерседес". Я старый ретроград...
Интересно знать, у кого эта коробка была конфискована на таможне?
- Чего вы опять вернулись к ней? - спросил Михальченко.
- Да так, инерция.
- Ни к чему нам эти заботы, - пожал плечами Михальченко. - Этот
элементарный вопрос задаст на таможне любой опер. Но едва ли ответ его
утешит: владелец конфискованной коробки скажет ему: "Да, забрали у меня. С
тех пор я ее не видел". А если действительно владелец тут ни при чем?
- Тут опер может его спросить: "Зачем такое количество лекарств?" Я
бы на его месте спросил, - сказал Левин.
- А я бы на месте владельца ответил: "Дефицит. Хотел
подзаработать..." Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней
ломать себе голову...
14
Костюкович допивал чай с вишней, когда раздался телефонный звонок.
Второй, параллельный аппарат висел на кухне.
- Слушаю, - Костюкович снял трубку.
- Квартира доктора Костюковича? - спросил медленный баритон.
- Да, - Костюкович пытался вспомнить голос.
- Марка Григорьевича, пожалуйста, если можно.
- Я у телефона. С кем имею честь?
- Здравствуйте. Моя фамилия Думич. Я следователь прокуратуры
Шевченковского района. Марк Григорьевич, нам надо бы встретиться.
- В связи с чем?
- В связи со смертью вашего больного Зимина.
- Понятно... Жалоба?
- Вы угадали. Когда сможете зайти?
- Да хоть завтра, - как можно равнодушней ответил Костюкович.
- Меня это тоже устраивает. А время?
- Могу только после работы, около четырех.
- Годится. Жду вас, доктор. Вы знаете, где прокуратура Шевченковского
района?
- Бывать не приходилось, но найду.
- Седьмой кабинет.
- Седьмой так седьмой. Всего доброго, - Костюкович спустил трубку.
"Продолжение следует, - подумал он. - Режиссер выстраивает новую
мизансцену. Кто же он, этот искатель справедливости?.."
Следователь Думич оказался молодым человеком, почти ровесником
Костюковича, но уже с лысиной, просвечивавшей сквозь редкие, очень светлые
волосы. Он вскинул на вошедшего голубые близорукие глаза, казавшиеся
испуганными за толстыми линзами очков. Костюкович уловил во взгляде
вопрос, сказал:
- Я доктор Костюкович.
- Ага! - словно обрадовался следователь. - Садитесь, доктор... Ну
что, приступим к делу, чтоб не терять времени?
- Уже и дело есть? - улыбнулся Костюкович, усаживаясь в плохонькое
кресло.
- Бумажка во всяком случае имеется, - суховато ответил Думич. -
Познакомьтесь, - и он вынул страничку из тощей папки.
Сперва Костюкович посмотрел на дату. Жалоба поступила давно, как и
та, которая у главврача, обе поступили еще до болезни Костюковича и до
кражи в архиве Каширговой.
Затем он пробежал глазами текст, усмехнулся, возвратил следователю.
- Все это я уже читал.
- Где?
- Аналогичная чушь поступила и к нашему главврачу. Автор тот же. Хотя
не уверен, что это истинный автор.
- Ну, а что бы вы могли сообщить по этому поводу, Марк Григорьевич?
- В объяснительной на имя главврача я уже все сказал, другого ничего
быть не может, вот, - и он извлек из кармана копию той объяснительной,
какую оставил главврачу, - можете подшить к делу.
- Мне бы хотелось услышать это в живом изложении. Сперва.
- Изложу, - и Костюкович пересказал всю историю с Зиминым.
- Значит похищенное из патологоанатомического отделения - протокол
вскрытия и некропсийные материалы - это единственное опровержение жалобы?
- Единственное.
- Кому же понадобилось красть это? И зачем? У вас нет никаких
предположений на сей счет?
- Нет.
- Плохо, - следователь посмотрел в глаза Костюковича, затем после
паузы, сказал: - Копию этой вашей объяснительной вы, пожалуйста,
перепишите для нас, так сказать собственноручно. Два дня вам хватит на
это? И занесите мне, будьте добры.
- И что дальше?
- Жалоба на вас, как вы, надеюсь, понимаете, стала уже бумагой
казенной, официальной. И я человек казенный. А речь в ней идет о том, что
по вашей вине умер человек. Так что работы у меня прибавилось, -
следователь тоскливо вздохнул, встал, давая понять, что на сегодня -
все...
Когда Костюкович шел в прокуратуру, волнения почти не было, а
охватило какое-то шутливо-нервическое настроение от сознания, что ни в чем
не виноват. Сейчас же, возвращаясь домой, он забеспокоился, стал
вспоминать разные случаи, когда врачей по похожим поводам вызывали к
следователям; ни та, ни другая сторона часто не могла ни доказать, ни
опровергнуть, верх в таких случаях нередко брала удобная фраза "умер
больной". В палате во сне или на операционном столе, или во время
какой-нибудь процедуры - _у_м_е_р_.
"А! Будь что будет", - как бы махнул рукой Костюкович.
15
В перерыве они вдвоем пили кофе с рогаликами, посыпанными маком. Кофе
Погосов варил сам - из молотого зерна в настоящей медной турке на
маленькой спиртовке.
- Твой кабинет можно найти по запаху, как духан, - засмеялась Ирина.
- Ты знаешь, сколько лет этой турке? - Погосов откинулся в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
сотрудник вместе с их вахтером сидел в дежурке у ворот, когда машина
выезжала. Говорит, что вахтер, как обычно, проверил у шофера бумаги,
заглянул в фургон и открыл ворота.
- Вот именно, заглянул. Ты думаешь, он сверял груз с накладной? Да ни
в жисть! Поверь моему опыту... Как-то очень похоже: груз президента
Чекирды исчез таким же образом, как и ящик с "Фармации", хотя склады в
разных концах города, - сказал Левин.
- Словно один и тот же "заказчик" или один и тот же исполнитель.
- Возможно... Хорошо бы, конечно, задать шоферу вопрос: "Куда завез
коробку, кому? В какую аптеку?" Но он тебе может ответить: "Никакой
коробки в глаза не видел. Развез по аптекам товар по списку, так что,
господа любезные, идите вы на..." Если даже коробку вывез он.
- А на кой нам хрен все это нужно, Ефим Захарович? Сотрудник наш тут
ни в чем не повинен, лицо нашей фирмы не загажено. Остальное - проблемы
"Фармации".
- Пусть обращаются в милицию.
- Уже обратились.
- Ну и славно. А у нас с тобой есть господин Чекирда и его проблемы,
- сказал Левин.
- Сейчас они и наши, поскольку наш счет увеличится за его счет.
- Ничего, не обеднеет.
- Я тоже так думаю... К осени у нас будет достаточно денег, чтоб
купить факс, - поднял палец Михальченко.
- Думаешь, он нам очень нужен? Разве что для пижонства.
- Почему же? Вспомните, как мы жалели, что нет факса, когда вели дело
с Густавом Анертом из Мюнхена! А дело о вымогательстве по Донецку!
- Ладно, ладно. Покупай хоть "мерседес". Я старый ретроград...
Интересно знать, у кого эта коробка была конфискована на таможне?
- Чего вы опять вернулись к ней? - спросил Михальченко.
- Да так, инерция.
- Ни к чему нам эти заботы, - пожал плечами Михальченко. - Этот
элементарный вопрос задаст на таможне любой опер. Но едва ли ответ его
утешит: владелец конфискованной коробки скажет ему: "Да, забрали у меня. С
тех пор я ее не видел". А если действительно владелец тут ни при чем?
- Тут опер может его спросить: "Зачем такое количество лекарств?" Я
бы на его месте спросил, - сказал Левин.
- А я бы на месте владельца ответил: "Дефицит. Хотел
подзаработать..." Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней
ломать себе голову...
14
Костюкович допивал чай с вишней, когда раздался телефонный звонок.
Второй, параллельный аппарат висел на кухне.
- Слушаю, - Костюкович снял трубку.
- Квартира доктора Костюковича? - спросил медленный баритон.
- Да, - Костюкович пытался вспомнить голос.
- Марка Григорьевича, пожалуйста, если можно.
- Я у телефона. С кем имею честь?
- Здравствуйте. Моя фамилия Думич. Я следователь прокуратуры
Шевченковского района. Марк Григорьевич, нам надо бы встретиться.
- В связи с чем?
- В связи со смертью вашего больного Зимина.
- Понятно... Жалоба?
- Вы угадали. Когда сможете зайти?
- Да хоть завтра, - как можно равнодушней ответил Костюкович.
- Меня это тоже устраивает. А время?
- Могу только после работы, около четырех.
- Годится. Жду вас, доктор. Вы знаете, где прокуратура Шевченковского
района?
- Бывать не приходилось, но найду.
- Седьмой кабинет.
- Седьмой так седьмой. Всего доброго, - Костюкович спустил трубку.
"Продолжение следует, - подумал он. - Режиссер выстраивает новую
мизансцену. Кто же он, этот искатель справедливости?.."
Следователь Думич оказался молодым человеком, почти ровесником
Костюковича, но уже с лысиной, просвечивавшей сквозь редкие, очень светлые
волосы. Он вскинул на вошедшего голубые близорукие глаза, казавшиеся
испуганными за толстыми линзами очков. Костюкович уловил во взгляде
вопрос, сказал:
- Я доктор Костюкович.
- Ага! - словно обрадовался следователь. - Садитесь, доктор... Ну
что, приступим к делу, чтоб не терять времени?
- Уже и дело есть? - улыбнулся Костюкович, усаживаясь в плохонькое
кресло.
- Бумажка во всяком случае имеется, - суховато ответил Думич. -
Познакомьтесь, - и он вынул страничку из тощей папки.
Сперва Костюкович посмотрел на дату. Жалоба поступила давно, как и
та, которая у главврача, обе поступили еще до болезни Костюковича и до
кражи в архиве Каширговой.
Затем он пробежал глазами текст, усмехнулся, возвратил следователю.
- Все это я уже читал.
- Где?
- Аналогичная чушь поступила и к нашему главврачу. Автор тот же. Хотя
не уверен, что это истинный автор.
- Ну, а что бы вы могли сообщить по этому поводу, Марк Григорьевич?
- В объяснительной на имя главврача я уже все сказал, другого ничего
быть не может, вот, - и он извлек из кармана копию той объяснительной,
какую оставил главврачу, - можете подшить к делу.
- Мне бы хотелось услышать это в живом изложении. Сперва.
- Изложу, - и Костюкович пересказал всю историю с Зиминым.
- Значит похищенное из патологоанатомического отделения - протокол
вскрытия и некропсийные материалы - это единственное опровержение жалобы?
- Единственное.
- Кому же понадобилось красть это? И зачем? У вас нет никаких
предположений на сей счет?
- Нет.
- Плохо, - следователь посмотрел в глаза Костюковича, затем после
паузы, сказал: - Копию этой вашей объяснительной вы, пожалуйста,
перепишите для нас, так сказать собственноручно. Два дня вам хватит на
это? И занесите мне, будьте добры.
- И что дальше?
- Жалоба на вас, как вы, надеюсь, понимаете, стала уже бумагой
казенной, официальной. И я человек казенный. А речь в ней идет о том, что
по вашей вине умер человек. Так что работы у меня прибавилось, -
следователь тоскливо вздохнул, встал, давая понять, что на сегодня -
все...
Когда Костюкович шел в прокуратуру, волнения почти не было, а
охватило какое-то шутливо-нервическое настроение от сознания, что ни в чем
не виноват. Сейчас же, возвращаясь домой, он забеспокоился, стал
вспоминать разные случаи, когда врачей по похожим поводам вызывали к
следователям; ни та, ни другая сторона часто не могла ни доказать, ни
опровергнуть, верх в таких случаях нередко брала удобная фраза "умер
больной". В палате во сне или на операционном столе, или во время
какой-нибудь процедуры - _у_м_е_р_.
"А! Будь что будет", - как бы махнул рукой Костюкович.
15
В перерыве они вдвоем пили кофе с рогаликами, посыпанными маком. Кофе
Погосов варил сам - из молотого зерна в настоящей медной турке на
маленькой спиртовке.
- Твой кабинет можно найти по запаху, как духан, - засмеялась Ирина.
- Ты знаешь, сколько лет этой турке? - Погосов откинулся в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39