Книги лежали на столе, там, где он их и оставил. Чантри выглянул из окна, выходящего на север. Оно было маленьким — почти бойница, верхний свод закруглен.
— Теперь гляди в свои книги, и побыстрее, — заявил Моуэтт.
Он брал книги по одной и пролистывал их. В одной из книг обнаружилась закладка, мятый клочок газеты. На этой странице Моуэтт увидел название «Улисс» и медленно, шевеля губами, пытаясь проникнуть в значение каждого слова, стал читать поэтические строки.
— Черт побери, — сказал он, — здесь ничего нет!
Он был неправ.
Моуэтт отдал книгу Чантри, и тот сделал вид, что внимательно переворачивает страницы в поисках ключа. Олли Фенелон и Пиерс вышли, и Чантри услышал, как они бормочут что-то вроде «чушь собачья».
«Улисс» был любимым произведением Клайва. Он часто его цитировал.
Чантри особенно запомнилась одна строфа, начинавшаяся со слов:
Вся наша жизнь — лишь арка, в чьем проеме
Мерцает неподвижный мир…
Он вышагивал по комнате, читая одно стихотворение за другим. Остановившись, выглянул в окошко — ничего особенного, только густые деревья за скальным полем, разбросанный тут и там кустарник да молодые осинки.
И все же верхнюю часть окна можно было назвать аркой. Он снова стал листать страницы.
Потом уселся на край постели.
— Черт возьми, — сказал он, стараясь придать своему голосу раздражение, — это должно быть здесь.
— Желательно, чтобы это было так, — заметил Моуэтт.
И снова Чантри шагал по комнате. На этот раз он остановился посредине и стал читать вслух строки из «Локсли Холл» так, словно надеялся в них что-то отыскать. Затем выглянул из окна, выходящего на юг.
Небо было ярко-голубого цвета. На нем ослепительно сияло солнце. Среди яркой зелени травы возвышалась большая гранитная скала.
Чантри уже поворачивал, когда краем глаза поймал какое-то мерцание — неясное отражение света. Он с трудом оторвал взгляд от окна и вновь принялся переворачивать страницы.
— Куда ты смотрел? — потребовал отчета Моуэтт.
— Никуда. Просто размышлял, — ответил Чантри. — Клайв был непростым человеком. Чтобы найти сокровище, я должен мыслить так же, как он. Тебе может казаться, что я просто мечтаю, а на самом деле я думаю.
Мак Моуэтт заерзал на стуле.
— Готовься к похоронам, — коротко сказал он. — У меня терпение на исходе. И у моих ребят тоже.
— Ты еще не повесил убийцу моего брата, — сказал Чантри. — Я дал твоим людям целых две недели.
Моуэтт вскочил и тыльной стороной ладони ударил Чантри по губам. Тот отшатнулся, ударившись о стену, и уронил книгу. Люди, стоявшие снаружи, мгновенно появились в дверях.
Моуэтт махнул рукой:
— Все в порядке, успокойтесь. Просто он мне дерзит. С этим я и сам справлюсь.
Моуэтт снова уселся, и Чантри поднял книгу. Во рту был привкус крови, а губа стала быстро распухать.
— Попридержи язык, — сказал Моуэтт. — У меня нет времени на разговоры.
Чантри поднял глаза к окошку. Где-то там, рядом с большой гранитной скалой, откуда шла тайная тропа вниз, он заметил слабое мерцание — кусочек слюды, отражающий свет. Чантри понял, что нужно делать. Риск был велик, очень велик. Не исключено, что ему придется вступить в перестрелку с этой шайкой. На близком расстоянии. Его вполне могли убить.
Он улыбнулся.
— Чего это ты скалишься? — возмутился Моуэтт.
Чантри продолжал улыбаться.
— Просто представил, как вытянутся ваши физиономии, когда я найду сокровище, — ответил он. — Потому что я найду не то, что вы думаете. Ты был дураком, Моуэтт, когда бросил своих людей в погоню за радугой. Кого-то убили, кого-то ранили, и все жертвы — ни за что.
Чантри хотел, чтобы Моуэтт подошел к нему, может быть, снова ударил. Он должен его разозлить.
— Я улыбался еще и потому, — добавил он, — что подумал о том, какие мы все глупые. Каждый из нас когда-нибудь умрет. Единственное, что мы знаем о жизни, — это то, что когда-нибудь она кончится, так почему бы не прожить ее гордо? Моуэтт, ты вонючий трус. Ты трус, потому что ударил безоружного. Ты не джентльмен, ты даже не тень джентльмена. Ты — главарь банды ублюдков, и ни один из них и против молокососа не выстоит в честной драке. И ты, Мак Моуэтт, считаешь себя предводителем? Я видел, как ты уступил Фрике, — не решился встретиться с ним лицом к лицу… Ты — ничтожество, Моуэтт. Даже мышь смелее тебя.
Чантри был готов к нападению, но его не последовало. Мак Моуэтт, усмехаясь, откинулся в кресле, глядя на него холодными хитрыми глазами.
— Слишком много разговариваешь, Чантри, — сказал он. — Но у тебя ничего не выйдет. Я знаю, на что ты рассчитываешь, — думаешь, я разозлюсь, брошусь на тебя, а ты выдернешь мой револьвер и затеешь перестрелку. Ничего у тебя не выйдет. Да, я разозлился, это точно! Что же касается Фрики, я с ним еще разберусь — без твоей помощи. А пока даю тебе ровно минуту, чтобы ты сообщил, где спрятано золото.
Моуэтт вынул из кобуры револьвер.
— Читай! — зарычал он.
— «Вся наша жизнь — лишь арка, в чьем проеме
Мерцает неподвижный мир. Его границы
Все время меркнут, пока я двигаюсь».
— Мне это ничего не говорит. — Револьвер был направлен в грудь Чантри.
— Смотри, Моуэтт: окно — это арка. Посмотри, и ты увидишь отражение солнца в слюде. Слабое мерцание. Если ты чуть повернешь голову, мерцание исчезнет. Это и значит «меркнут, пока я двигаюсь».
— Спасибо, Чантри, — усмехнулся Мак Моуэтт. — Ты дал мне все, что нужно.
Он взвел курок.
Что там с ними происходит, я не знал. Знал только: если мы с Марни хотим выбраться отсюда живыми, надо что-то делать, и побыстрее.
Уайти был крутым мужиком, с которым по собственной воле никто связываться не станет. Он сидел за столом и раскладывал пасьянс, тасуя засаленную колоду. К нам он повернулся лицом, так что даже двинуться было нельзя, его шестизарядник лежал рядом на деревянном обрубке.
Вернулся Слим и тоже уставился в карты. А я поднял глаза и что-то увидел: руку, которая мне махала. Это был старик. Он стоял на опушке и подавал какие-то знаки — вначале вроде показывал на Слима, а потом на себя.
Я понял, что он хотел сказать: он брал на себя Слима, а мне оставлял Уайти. Ну, скажу я вам, себе-то он выбрал задачку полегче. Связываться с этим Уайти — все равно что лезть в пасть гризли, но я был уже готов на все.
Я коснулся руки Марни и чуть пожал ее, чтобы она приготовилась. Это был первый раз, как я до нее дотронулся. Одновременно я изготовился к прыжку.
Старый охотник прицелился из своего бизоньего ружья, а я глянул на Слима и не смог удержаться, чтобы не сказать:
— Прощай, Слим.
Тот поднял на меня глаза, и в этот момент грохнул выстрел.
У меня не было времени смотреть, что он там с ним сотворил, потому что я сразу бросился на Уайти и двинул его прямо в рожу. Уайти повалился на землю, пытаясь ухватить свой шестизарядник, а Слим уже лежал на земле и только сучил ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41