По этой причине оно было для нее делом в высшей степени деликатным. Это ясно».
Как профессионал" Денисов мог легко читать карты бывшего адвоката, взявшего на себя несвойственные ему функции даже не следователя — скорее инспектора.
«Шерп поставил перед собой цель — сначала узнать об этом человеке как можно больше, не прибегая к помощи правоохранительных органов, — подумал он. — Поездка в Калининград, в гостиницу, слежка, которую Шерп вел у платформы Коломенское, потом его визит на дачу в Расторгуево… Это свидетельствует о том, что ни Белогорлова, ни Шерп не знали ни настоящей фамилии человека, который их интересовал, ни адреса…»
Денисов попытался представить действия, к которым он мог бы прибегнуть на месте Шерпа, — расспросить людей, которые могли хоть что-то о нем знать, заполучить отпечатки пальцев.
«Какими-то начальными сведениями об этом человеке Шерп все-таки располагал, поэтому взял бланк в юридической консультации…»
Денисов поднял глаза на дорогу — им давно не попадалось ни одной телефонной будки. Голос шофера сразу словно прорезался:
— …а деревня называлась Тухоля. В роще дом, говорят, был самого князя-кесаря Ромодановского. Теперь Тюфелева роща…
Впереди наконец показался ряд пустых телефонных кабин.
— Останови, пожалуйста.
— Есть.
Их задержал светофор.
"Шерп вел следствие непрофессионально, — Денисов не мог этого не заметить. — В результате сам стал жертвой… Но, может, его сдерживала
Белогорлова?"
Неясно было и главное:
«В чем подозревали Белогорлова и ее адвокат неизвестного? Чему пыталась помешать скромная библиотекарша подмосковного пансионата или в чем могла оказаться замешанной? Все это было, должно быть, очень серьезным, если судить по выстрелам, прогремевшим у реконструировавшегося здания, а потом в прихожей Шерпа!»
В телефонной кабине стоял-а-набежавшая талая вода.
Денисов заглянул в следующую — на полу лежал кемто предусмотрительно брошенный кусок доски.
Первым он набрал номер юридической консультации — там могли уйти.
— Алло, — Фесин, к счастью, оказался на месте.
Денисов назвался, объяснил:
— Может поступить ответ на запрос Шерпа, секретарь не будет знать, кто интересовался этим лицом.
Фесин все понял.
— Кроме того, впереди суббота и воскресенье. Надо, чтобы кто-то разобрал почту. Ответ на запрос может оказаться весьма важным!
— Чего не сделаешь для уголовного розыска! — сказал Фесин.
Потом Денисов позвонил в отдел, по коммутатору оперативной связи разыскал старшего инспектора Горохову.
— Новостей нет?
— По «Малаю» и «Федору»? — уточнила она. — Пока нет. Образцы отправлены на исследование.
Денисов на минуту задумался: как быть? Ему требовался еще и начальник канцелярии.
— У меня просьба, — сказал он. — С утра я еду в Ожерелье. Могу задержаться. Мне нужны иногородние ориентировки по нераскрытым преступлениям прошлых лет. Пока я езжу, пусть кто-нибудь их получит в канцелярии.
— За какой год? — спросила Горохова.
Он назвал.
— И чтобы обязательно захватить август!
— Сделаю.
— Меня никто не ищет?
Было слышно, как Горохова назвала кому-то его фамилию.
— Начальник отдела, — сказала Горохова. — Он здесь.
— Чем обрадуешь? — трубку взял полковник Бахмегьев.
Голос у него был скрипучий, усталый.
— Картина должн-а вот-вот проясниться, — сказал Денисов. — Сразу, одномоментно. Это как в перенасыщенном растворе. Вам слышно?
— Да.
— Еще крупица — и сразу выпадет осадок.
— Я в химии не силен, ты знаешь, — тем же скрипучим голосом ворчливо сказал Бахметьев. — Проходил еще до войны, — он вздохнул. — Но раз ты просишь оставить ориентировки прошлых лет, значит, дела не так плохи…
9
— …Я приехал в Калининград за три дня до преступления.
— Двадцать второго августа.
— Да. Как сейчас помню, стояли отличные дни. Один из нас жил в гостинице, другой в комнатке, рядом с мостом через Преголю. На другой стороне реки, как раз напротив, виднелся разрушенный во время войны знаменитый кафедральный собор. «Еще в одном городе побывал!» — думал я. Я коллекционировал не только марки, но и города. Двадцать пятого вечером прошел дождь.
Сильный, с ветром. Настоящая гроза. Мой напарник боялся, что погода изменится и все сорвется.
— Как вы относились к предстоявшему?
— До самого конца я надеялся, что что-то должно нам помешать, что вмешается судьба, провидение, если хотите, и отведет беду.
— А вы сами?
— Я был пассивен. Только убеждал себя: я-то ничью кровь не пролью!
— Как вам объяснили задачу?
— Я должен был с разрывом в несколько мин$т повторить маршрут моего сообщника после того, как преступление завершится. Как бы вторично сцену бегства, но уже в другую сторону. Увести преследование за собой. Двадцать шестого в назначенный час в установленном мне месте я должен был сесть в ждавшую меня машину, котарая должна была увезти в Калининград.
— Потом?
— В Калининграде я должен был в двух-трех местах обратить на себя внимание, засветиться. А через сутки с попутными машинами выбраться из города и вернуться в Москву.
— Вы знали, какое преступление в действительности было совершено?
— В это меня не посвятили.
— И вы никогда не пытались узнать?
— Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным.
Электричка в Ожерелье шла долго. На металлических полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися, от Тряски по сторонам.
Денисов поглядывал в окно, присматривался к ехавшим вместе с ним: большинство добиралось на перекладных до Павельца, в Ожерелье им предстояла пересадка на «литер».
Мысли Денисова с упорством возвращались к единственной, казавшейся логически оправданной первопричине странных на первый взгляд поступков библиотекарши. Первопричина заключалась в том, что Белогорлова чувствовала себя обязанной человеку, который в трудную минуту пришел ей на помощь.
"Неважно, насколько в действительности искренней и щедрой была эта помощь, считала, видимо, библиотекарша. Важно, что, заподозрив что-то здесь, в Москве, она не обратилась в милицию — сначала к знакомым.
К Шерпу, к культурнику. И то — к культурнику уже перед самой трагедией…"
Денисову показался убедительным придуманный им пример:
"Человек узнает, что предан кем-то из самых блиаких Он потрясен. Он давно уже бросил курить, но сейчас больше всего на свете ему нужна сигарета. Он выскакивает на улицу. Никого нет… Но для него сигарета сейчас — вопрос жизни и смерти. Случайный прохожий протягивает ему пачку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Как профессионал" Денисов мог легко читать карты бывшего адвоката, взявшего на себя несвойственные ему функции даже не следователя — скорее инспектора.
«Шерп поставил перед собой цель — сначала узнать об этом человеке как можно больше, не прибегая к помощи правоохранительных органов, — подумал он. — Поездка в Калининград, в гостиницу, слежка, которую Шерп вел у платформы Коломенское, потом его визит на дачу в Расторгуево… Это свидетельствует о том, что ни Белогорлова, ни Шерп не знали ни настоящей фамилии человека, который их интересовал, ни адреса…»
Денисов попытался представить действия, к которым он мог бы прибегнуть на месте Шерпа, — расспросить людей, которые могли хоть что-то о нем знать, заполучить отпечатки пальцев.
«Какими-то начальными сведениями об этом человеке Шерп все-таки располагал, поэтому взял бланк в юридической консультации…»
Денисов поднял глаза на дорогу — им давно не попадалось ни одной телефонной будки. Голос шофера сразу словно прорезался:
— …а деревня называлась Тухоля. В роще дом, говорят, был самого князя-кесаря Ромодановского. Теперь Тюфелева роща…
Впереди наконец показался ряд пустых телефонных кабин.
— Останови, пожалуйста.
— Есть.
Их задержал светофор.
"Шерп вел следствие непрофессионально, — Денисов не мог этого не заметить. — В результате сам стал жертвой… Но, может, его сдерживала
Белогорлова?"
Неясно было и главное:
«В чем подозревали Белогорлова и ее адвокат неизвестного? Чему пыталась помешать скромная библиотекарша подмосковного пансионата или в чем могла оказаться замешанной? Все это было, должно быть, очень серьезным, если судить по выстрелам, прогремевшим у реконструировавшегося здания, а потом в прихожей Шерпа!»
В телефонной кабине стоял-а-набежавшая талая вода.
Денисов заглянул в следующую — на полу лежал кемто предусмотрительно брошенный кусок доски.
Первым он набрал номер юридической консультации — там могли уйти.
— Алло, — Фесин, к счастью, оказался на месте.
Денисов назвался, объяснил:
— Может поступить ответ на запрос Шерпа, секретарь не будет знать, кто интересовался этим лицом.
Фесин все понял.
— Кроме того, впереди суббота и воскресенье. Надо, чтобы кто-то разобрал почту. Ответ на запрос может оказаться весьма важным!
— Чего не сделаешь для уголовного розыска! — сказал Фесин.
Потом Денисов позвонил в отдел, по коммутатору оперативной связи разыскал старшего инспектора Горохову.
— Новостей нет?
— По «Малаю» и «Федору»? — уточнила она. — Пока нет. Образцы отправлены на исследование.
Денисов на минуту задумался: как быть? Ему требовался еще и начальник канцелярии.
— У меня просьба, — сказал он. — С утра я еду в Ожерелье. Могу задержаться. Мне нужны иногородние ориентировки по нераскрытым преступлениям прошлых лет. Пока я езжу, пусть кто-нибудь их получит в канцелярии.
— За какой год? — спросила Горохова.
Он назвал.
— И чтобы обязательно захватить август!
— Сделаю.
— Меня никто не ищет?
Было слышно, как Горохова назвала кому-то его фамилию.
— Начальник отдела, — сказала Горохова. — Он здесь.
— Чем обрадуешь? — трубку взял полковник Бахмегьев.
Голос у него был скрипучий, усталый.
— Картина должн-а вот-вот проясниться, — сказал Денисов. — Сразу, одномоментно. Это как в перенасыщенном растворе. Вам слышно?
— Да.
— Еще крупица — и сразу выпадет осадок.
— Я в химии не силен, ты знаешь, — тем же скрипучим голосом ворчливо сказал Бахметьев. — Проходил еще до войны, — он вздохнул. — Но раз ты просишь оставить ориентировки прошлых лет, значит, дела не так плохи…
9
— …Я приехал в Калининград за три дня до преступления.
— Двадцать второго августа.
— Да. Как сейчас помню, стояли отличные дни. Один из нас жил в гостинице, другой в комнатке, рядом с мостом через Преголю. На другой стороне реки, как раз напротив, виднелся разрушенный во время войны знаменитый кафедральный собор. «Еще в одном городе побывал!» — думал я. Я коллекционировал не только марки, но и города. Двадцать пятого вечером прошел дождь.
Сильный, с ветром. Настоящая гроза. Мой напарник боялся, что погода изменится и все сорвется.
— Как вы относились к предстоявшему?
— До самого конца я надеялся, что что-то должно нам помешать, что вмешается судьба, провидение, если хотите, и отведет беду.
— А вы сами?
— Я был пассивен. Только убеждал себя: я-то ничью кровь не пролью!
— Как вам объяснили задачу?
— Я должен был с разрывом в несколько мин$т повторить маршрут моего сообщника после того, как преступление завершится. Как бы вторично сцену бегства, но уже в другую сторону. Увести преследование за собой. Двадцать шестого в назначенный час в установленном мне месте я должен был сесть в ждавшую меня машину, котарая должна была увезти в Калининград.
— Потом?
— В Калининграде я должен был в двух-трех местах обратить на себя внимание, засветиться. А через сутки с попутными машинами выбраться из города и вернуться в Москву.
— Вы знали, какое преступление в действительности было совершено?
— В это меня не посвятили.
— И вы никогда не пытались узнать?
— Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным.
Электричка в Ожерелье шла долго. На металлических полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися, от Тряски по сторонам.
Денисов поглядывал в окно, присматривался к ехавшим вместе с ним: большинство добиралось на перекладных до Павельца, в Ожерелье им предстояла пересадка на «литер».
Мысли Денисова с упорством возвращались к единственной, казавшейся логически оправданной первопричине странных на первый взгляд поступков библиотекарши. Первопричина заключалась в том, что Белогорлова чувствовала себя обязанной человеку, который в трудную минуту пришел ей на помощь.
"Неважно, насколько в действительности искренней и щедрой была эта помощь, считала, видимо, библиотекарша. Важно, что, заподозрив что-то здесь, в Москве, она не обратилась в милицию — сначала к знакомым.
К Шерпу, к культурнику. И то — к культурнику уже перед самой трагедией…"
Денисову показался убедительным придуманный им пример:
"Человек узнает, что предан кем-то из самых блиаких Он потрясен. Он давно уже бросил курить, но сейчас больше всего на свете ему нужна сигарета. Он выскакивает на улицу. Никого нет… Но для него сигарета сейчас — вопрос жизни и смерти. Случайный прохожий протягивает ему пачку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68