А ты не повторяй моей ошибки, Артур. Воспользуйся тем, что Дану влечёт к тебе; не мешкай, иначе опоздаешь. А так у тебя хоть останутся воспоминания о нескольких ночах любви.
– Ты предлагаешь мне соблазнить невесту моего брата?! – поражённо воскликнул я.
– Да, – невозмутимо подтвердила Бранвена. – Именно это я тебе предлагаю. Действуй, пока Дана не стала женой Брендона. Уж если выбирать из двух зол, то меньшее.
Я угрюмо покачал головой.
– Нет, ты не ангел-хранитель, Бранвена. Ты мой змей-искуситель.
– Я желаю тебе только добра.
– Не сомневаюсь. Но у тебя очень странные представления о моём благе. Изменить Дейрдре, обмануть доверие брата, и ещё… – Тут я осёкся.
– И ещё ты боишься осуждения дочери. Даже больше, чем ревности Дейрдры и гнева Брендона. А зря. Пенелопа умная девочка и, думаю, поймёт тебя.
Я оторопело уставился на Бранвену.
– Что ты сказала?
– То, что слышал. Пенелопа не сестра тебе, а дочь. Шила в мешке не утаишь.
– Чёрт побери! Как ты узнала?
Бранвена тихо рассмеялась.
– Это знаю не только я, но и Дана с Дейрдрой. А Пенелопа, в свою очередь, догадывается, что нам известна ваша тайна, однако делает вид, будто ничего не произошло и продолжает изображать из себя твою сестру.
– Но как же это всплыло? – недоуменно произнёс я.
– Вы сами выдали себя своим поведением. Первой вас раскусила Дейрдра, то есть, как я понимаю, сначала она приревновала. Ведь вы относитесь друг к другу не как брат и сестра, а как робкие влюблённые, вот Дейрдра и решила, что Пенни твоя кузина и любовница.
– Ага! – сказал я. – Теперь понятно, что за муха её укусила.
– Да уж, – кивнула Бранвена. – Бедняжка Дейрдра провела несколько бессонных ночей. Потом она поделилась своими подозрениями с Даной, и они вместе раскрутили Пенелопу.
– В каком смысле «раскрутили»?
– Время от времени, как бы между прочим, задавали ей каверзные вопросы, чтобы заставить её проговориться, и вскоре пришли к выводу, что она твоя дочь.
– Это было так просто?
– В общем, да. Особенно, если учесть, что порой Пенелопа произносит твоё имя с лёгким придыханием, вроде как «Оартур». Куда труднее было выяснить, какие у тебя отношения с её матерью. Тут уж и я подключилась к их расследованию. Втроём мы установили, что матери Пенелопы давно нет в живых; а лично для себя я сделала ещё одно открытие, но решила не делиться им ни с Дейрдрой, ни с Даной.
– Какое открытие? – обречёно спросил я, чувствуя себя как нашкодивший ребёнок, которому вот-вот надерут уши.
– Мать Пенелопы, – спокойно ответила Бранвена, – была твоей близкой родственницей, предосудительно близкой – родной сестрой, тётей или племянницей. Я бы поставила на тётю, скорее всего, со стороны твоей матери.
Я тяжело вздохнул и пробормотал:
– Надо же, Пуаро в юбке… Нет, миссис Марпл – в клетчатой шотландской юбке.
– О чём ты говоришь?
– Да так, ни о чём. Кое-что из фольклора миров, где саксы крепко намяли бока наши родичам бриттам.
– Так я угадала? Мать Пенелопы была твоей тётей?
– Да, ты права, – сказал я, понимая, что возражать бессмысленно. – Она была младшей сестрой моей матери.
– А как её звали?
– Диана.
– Диана, – задумчиво повторила Бранвена. – Красивое имя. Между прочим, ты знаешь, что покойный дядя Бриан называл Дейрдру Дианой-охотницей?
– Правда? – удивлённо спросил я.
– Забавное совпадение, не так ли? А может, и не совпадение. Может, ты вовсе не случайно полюбил Дейрдру. Она чем-то напоминает тебе твою Диану?
Я растерянно пожал плечами.
– Трудно сказать. Они очень разные и в то же время похожие. Обе весёлые, непосредственные, жизнерадостные… То есть, Диана БЫЛА жизнерадостной. Она очень любила жизнь.
– Она была той самой Дианой-охотницей, о которой говорится в античных мифах?
– Нет. Прообразом той Дианы было несколько женщин из нашего рода, живших много столетий назад. Моя же Диана была семьдесят третьей из принцесс Сумерек, носивших это имя.
– Аж семьдесят третьей? Но ведь так немудрено и запутаться.
– Немудрено, – согласился я. – Поэтому в Сумерках установлено жёсткое правило: ни один из новорожденных принцев или принцесс не может быть назван именем здравствующего родственника. Так, к примеру, за всю историю Дома был и есть только один Янус – мой дед. Все остальные семейные имена повторялись не раз и не дважды… За исключением Йове.
– Кого?
– Ну, Зевса или Юпитера, сына Крона.
– Того, который поедал своих сыновей?
Я коротко хохотнул. Недавно точно такой же вопрос задал мне Морган.
– На самом деле Крон никого не ел, тем более своих детей. Просто у него были проблемы с сыновьями – он страшно ревновал их к своей жене Гее. А что касается Йове, то он был у Крона на особом счету, поскольку Янус прочил его в понтифики Олимпа. Кстати сказать, Йове был единственным в истории Сумерек бессменным понтификом. Он правил Олимпом почти тысячу лет; то была эпоха Громовержца.
– Он действительно метал молнии с вершины горы?
– В некотором роде. Йове был единственным, кто умел вызывать настоящие сумеречные грозы.
– Подумаешь! – фыркнула Бранвена. – Я могу наслать такую грозу…
– И сможешь управлять ею? Сможешь предотвратить все нежелательные последствия своего вмешательства в естественные атмосферные процессы?
– Ну… Боюсь, что нет.
– Вот то-то же. Важно не только сделать то, что ты хочешь сделать; гораздо важнее сделать ТОЛЬКО ТО, что ты хочешь сделать. В этом вся суть Искусства. Йове в совершенстве владел искусством управления погодой. Ему единственному было позволено вызывать грозы в официальных владениях семьи. Дни, когда он это делал, назывались Днями Гнева.
– Звучит устрашающе, – заметила Бранвена.
– Отнюдь. Это лишь символ искупления грехов и самоочищения. Гнев, направленный прежде всего внутрь себя, против собственных слабостей и пороков. Гроза в Сумерках нечто большее, чем просто естественный феномен. К ней относятся с восторгом и благоговением, многие считают её откровением свыше.
– Значит, Йове был посланцем небес?
– Не знаю. Я ни в чём не уверен. Но говорят, что он стал богом.
– Как Иисус?
– Вроде того. Но это произошло задолго до Иисуса, и Йове никто не распинал на кресте. Просто в один прекрасный день он исчез и с тех пор не давал о себе знать. Скептики утверждают, что ему до чёртиков надоела власть, и он отправился странствовать по свету. Иные же искренне верят, что Йове обрёл божественность.
– В каком смысле?
Я хмыкнул.
– Хороший вопрос. Сумеречные издревле привержены идее Мирового Равновесия – концепции, согласно которой существует некая нейтральная сила, сдерживающая как Порядок, так и Хаос. По существу, это уже религия, но долгое время она была обезличена, лишена характерного для остальных религий антропоморфизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Ты предлагаешь мне соблазнить невесту моего брата?! – поражённо воскликнул я.
– Да, – невозмутимо подтвердила Бранвена. – Именно это я тебе предлагаю. Действуй, пока Дана не стала женой Брендона. Уж если выбирать из двух зол, то меньшее.
Я угрюмо покачал головой.
– Нет, ты не ангел-хранитель, Бранвена. Ты мой змей-искуситель.
– Я желаю тебе только добра.
– Не сомневаюсь. Но у тебя очень странные представления о моём благе. Изменить Дейрдре, обмануть доверие брата, и ещё… – Тут я осёкся.
– И ещё ты боишься осуждения дочери. Даже больше, чем ревности Дейрдры и гнева Брендона. А зря. Пенелопа умная девочка и, думаю, поймёт тебя.
Я оторопело уставился на Бранвену.
– Что ты сказала?
– То, что слышал. Пенелопа не сестра тебе, а дочь. Шила в мешке не утаишь.
– Чёрт побери! Как ты узнала?
Бранвена тихо рассмеялась.
– Это знаю не только я, но и Дана с Дейрдрой. А Пенелопа, в свою очередь, догадывается, что нам известна ваша тайна, однако делает вид, будто ничего не произошло и продолжает изображать из себя твою сестру.
– Но как же это всплыло? – недоуменно произнёс я.
– Вы сами выдали себя своим поведением. Первой вас раскусила Дейрдра, то есть, как я понимаю, сначала она приревновала. Ведь вы относитесь друг к другу не как брат и сестра, а как робкие влюблённые, вот Дейрдра и решила, что Пенни твоя кузина и любовница.
– Ага! – сказал я. – Теперь понятно, что за муха её укусила.
– Да уж, – кивнула Бранвена. – Бедняжка Дейрдра провела несколько бессонных ночей. Потом она поделилась своими подозрениями с Даной, и они вместе раскрутили Пенелопу.
– В каком смысле «раскрутили»?
– Время от времени, как бы между прочим, задавали ей каверзные вопросы, чтобы заставить её проговориться, и вскоре пришли к выводу, что она твоя дочь.
– Это было так просто?
– В общем, да. Особенно, если учесть, что порой Пенелопа произносит твоё имя с лёгким придыханием, вроде как «Оартур». Куда труднее было выяснить, какие у тебя отношения с её матерью. Тут уж и я подключилась к их расследованию. Втроём мы установили, что матери Пенелопы давно нет в живых; а лично для себя я сделала ещё одно открытие, но решила не делиться им ни с Дейрдрой, ни с Даной.
– Какое открытие? – обречёно спросил я, чувствуя себя как нашкодивший ребёнок, которому вот-вот надерут уши.
– Мать Пенелопы, – спокойно ответила Бранвена, – была твоей близкой родственницей, предосудительно близкой – родной сестрой, тётей или племянницей. Я бы поставила на тётю, скорее всего, со стороны твоей матери.
Я тяжело вздохнул и пробормотал:
– Надо же, Пуаро в юбке… Нет, миссис Марпл – в клетчатой шотландской юбке.
– О чём ты говоришь?
– Да так, ни о чём. Кое-что из фольклора миров, где саксы крепко намяли бока наши родичам бриттам.
– Так я угадала? Мать Пенелопы была твоей тётей?
– Да, ты права, – сказал я, понимая, что возражать бессмысленно. – Она была младшей сестрой моей матери.
– А как её звали?
– Диана.
– Диана, – задумчиво повторила Бранвена. – Красивое имя. Между прочим, ты знаешь, что покойный дядя Бриан называл Дейрдру Дианой-охотницей?
– Правда? – удивлённо спросил я.
– Забавное совпадение, не так ли? А может, и не совпадение. Может, ты вовсе не случайно полюбил Дейрдру. Она чем-то напоминает тебе твою Диану?
Я растерянно пожал плечами.
– Трудно сказать. Они очень разные и в то же время похожие. Обе весёлые, непосредственные, жизнерадостные… То есть, Диана БЫЛА жизнерадостной. Она очень любила жизнь.
– Она была той самой Дианой-охотницей, о которой говорится в античных мифах?
– Нет. Прообразом той Дианы было несколько женщин из нашего рода, живших много столетий назад. Моя же Диана была семьдесят третьей из принцесс Сумерек, носивших это имя.
– Аж семьдесят третьей? Но ведь так немудрено и запутаться.
– Немудрено, – согласился я. – Поэтому в Сумерках установлено жёсткое правило: ни один из новорожденных принцев или принцесс не может быть назван именем здравствующего родственника. Так, к примеру, за всю историю Дома был и есть только один Янус – мой дед. Все остальные семейные имена повторялись не раз и не дважды… За исключением Йове.
– Кого?
– Ну, Зевса или Юпитера, сына Крона.
– Того, который поедал своих сыновей?
Я коротко хохотнул. Недавно точно такой же вопрос задал мне Морган.
– На самом деле Крон никого не ел, тем более своих детей. Просто у него были проблемы с сыновьями – он страшно ревновал их к своей жене Гее. А что касается Йове, то он был у Крона на особом счету, поскольку Янус прочил его в понтифики Олимпа. Кстати сказать, Йове был единственным в истории Сумерек бессменным понтификом. Он правил Олимпом почти тысячу лет; то была эпоха Громовержца.
– Он действительно метал молнии с вершины горы?
– В некотором роде. Йове был единственным, кто умел вызывать настоящие сумеречные грозы.
– Подумаешь! – фыркнула Бранвена. – Я могу наслать такую грозу…
– И сможешь управлять ею? Сможешь предотвратить все нежелательные последствия своего вмешательства в естественные атмосферные процессы?
– Ну… Боюсь, что нет.
– Вот то-то же. Важно не только сделать то, что ты хочешь сделать; гораздо важнее сделать ТОЛЬКО ТО, что ты хочешь сделать. В этом вся суть Искусства. Йове в совершенстве владел искусством управления погодой. Ему единственному было позволено вызывать грозы в официальных владениях семьи. Дни, когда он это делал, назывались Днями Гнева.
– Звучит устрашающе, – заметила Бранвена.
– Отнюдь. Это лишь символ искупления грехов и самоочищения. Гнев, направленный прежде всего внутрь себя, против собственных слабостей и пороков. Гроза в Сумерках нечто большее, чем просто естественный феномен. К ней относятся с восторгом и благоговением, многие считают её откровением свыше.
– Значит, Йове был посланцем небес?
– Не знаю. Я ни в чём не уверен. Но говорят, что он стал богом.
– Как Иисус?
– Вроде того. Но это произошло задолго до Иисуса, и Йове никто не распинал на кресте. Просто в один прекрасный день он исчез и с тех пор не давал о себе знать. Скептики утверждают, что ему до чёртиков надоела власть, и он отправился странствовать по свету. Иные же искренне верят, что Йове обрёл божественность.
– В каком смысле?
Я хмыкнул.
– Хороший вопрос. Сумеречные издревле привержены идее Мирового Равновесия – концепции, согласно которой существует некая нейтральная сила, сдерживающая как Порядок, так и Хаос. По существу, это уже религия, но долгое время она была обезличена, лишена характерного для остальных религий антропоморфизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88