При этом я не беспокоил Дейрдру (мою дочь); она моментально определяла личность посетителя и не тревожилась понапрасну.
Кстати, о птичках. На этот раз меня разбудила именно Дейрдра.
– Да, доченька, – спросонья отозвался я.
– Извини, папа, что…
– Ладно, – ответил я, зевая. – У тебя что-то важное.
– ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. Я только что узнала одну вещь…
– Какую?
– Ну… – Чувствовалось, что она была взволнована. – Лучше нам встретиться и поговорить.
Я вздохнул.
– Хорошо. Сейчас я встану, оденусь и мы встретимся в Безвременье. Договорились?
– Папа…
– Да?
– Это ОЧЕНЬ важно, но это не к спеху. Просто я немного погорячилась. Извини. Если ты хочешь заняться любовью с мамой, я подожду.
Я смутился и одновременно меня разобрал смех. Чёрт побери её переходной возраст. Дейрдра как раз вступила в период полового созревания, причём весьма решительно и активно. Она проявляла обострённый интерес к нашим с Даной отношениям – но и не только к нашим. Особенно крепко доставалось бедняжке Бренде, да и Пенни приходилось несладко, когда Дейрдра устраивала ей очередной допрос с пристрастием, пытаясь выяснить, почему она до сих пор не переспала ни с одним мужчиной. Смешно, правда? Но только не Пенелопе…
Чтобы не разочаровывать Дейрдру, я сказал:
– Да, доченька. Как раз этим я и хотел заняться.
Как я и ожидал, она была довольна моим ответом.
– Часа вам хватит?
– Вполне.
– Тогда встретимся через час в Безвременье. Поцелуй от меня маму. Пока.
Рядом со мной зашевелилась Дана. Она раскрыла глаза и сонно посмотрела на меня.
– Доброе утро, дорогой. Тебя опять разбудили?
– Да.
– И кто же?
– Дейрдра. Она попросила меня сделать вот это. – Я поцеловал её в губы.
Дана ответила на мой поцелуй.
– А что она ещё просила?
– Догадайся.
– Догадываюсь, – сказала Дана и улыбнулась. – Маленькая бесстыдница! Я так её люблю.
– Я тоже её люблю. Я люблю всех вас.
Некоторое время мы молча лежали рядом, наслаждаясь присутствием друг друга. Наконец Дана произнесла:
– Послушай, Артур. Может быть, мне стоит немного изменить внешность? Сделаться старше, солиднее. Ведь если так будет продолжаться и дальше, то через пару месяцев Дейрдра догонит меня.
– Ну и что? Лично я не вижу в этом ничего страшного.
– Да, но…
– Никаких «но», – заявил я тоном, не терпящим возражений. – Даже не думай об этом. Я хочу, чтобы ты была такой, какая ты есть, какой ты была всегда. Пусть Дейрдра взрослеет, пусть догоняет и перегоняет тебя – а ты оставайся прежней. Не комплексуй по этому поводу. Бери пример с моей мамы.
– Вот то-то же, – подхватила Дана. – Всё дело в Юноне. Это ты комплексуешь, а не я. У тебя сильно развит эдипов комплекс.
– А разве я отрицаю? Именно по этой причине мне всегда нравились совсем юные девушки, даже чуточку незрелые.
Дана рассмеялась.
– Ты просто старый извращенец, Артур! Растлитель малолетних.
Я сжал её в своих объятиях и крепко поцеловал.
– Да, я растлитель, я извращенец. Сейчас я буду тебя растлевать.
Мы последовали совету нашей дочери и занялись тем, чем регулярно занимались последние десять лет нашего собственного времени. И каждая близость была для нас как первая, прекрасная и неповторимая. Мы никогда не пресыщались, не уставали друг от друга, ни одному из нас даже в голову не приходила мысль гульнуть на стороне. Я получал от Даны всё, что мог получить от женщины, и давал ей всё, что только мог дать ей мужчина. Из нас вышла идеальная пара, настолько идеальная, что в реальной жизни такого просто быть не могло. И тем не менее было…
– Я так счастлива, Артур, – прошептала Дана, положив голову мне на грудь. – Так счастлива, что мне страшно. Знаешь, иногда я боюсь, что всё это – сон.
– Тогда мы оба спим и видим сны, – заметил я. – Одинаковые сны. Чудесные, счастливые сны.
– А ещё меня мучают мысли о Дейрдре, – продолжала Дана. – Я чувствую вину перед ней – ведь моё счастье построено на её горе. Бедняжка…
Я промолчал, так как не знал, что сказать. Мне тоже было стыдно смотреть Дейрдре в глаза. Моя любовь к ней ушла давным-давно, остались только грусть, жалость, раскаяние… Я горько сожалел, что позволил себе влюбиться в Дейрдру и этим разбил ей жизнь. Если бы я явился в Авалон со свободным сердцем, то сразу полюбил бы Дану… так мне кажется. Нет, я уверен в этом! И тогда не было бы нужды затевать дурацкий бракоразводный процесс, добиваться от церкви признания наших детей законнорожденными… Тут я невольно рассмеялся.
Дана подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.
– Что с тобой, милый.
– Да так, ничего, – ответил я. – Просто я вспомнил, какой фурор вызвало наше появление в Авалоне с детишками.
Дана улыбнулась.
– Это был сюрприз! Особенно для моих родителей.
– Для моей мамы тоже. Кстати, вчера я разговаривал с ней. Она снова собирается к нам в гости – и как я понимаю, на этот раз не будет спешить с возвращением в Экватор.
– Стало быть, инцидент исчерпан?
– Окончательно.
– Ну и слава богу. – Дана немного помолчала, затем с несвойственной для наших доверительных отношений робостью произнесла:
– Артур, я давно хотела у тебя спросить…
– Да?
– Когда ты принимал решение насчёт Джоны… В общем, ты предполагал такой исход дела? Ты ожидал этого?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, дорогая. Единственное, о чём я тогда думал – что Джона мой сын. Никакого расчёта у меня не было.
– Извини, Артур. Я не хотела обидеть тебя.
– Ради бога, Дана! Я не обижаюсь. Напротив, мне даже льстит, что меня считают таким хитроумным и дальновидным политиком.
Джона объявился в Израиле в самый разгар борьбы за власть. Поскольку официальный наследник престола, Арам Иезекия, СКОМПРОМЕТИРОВАЛ себя браком с принцессой вражеского Дома (то бишь моей сводной сестрой Каролиной), причём упорно отказывался развестись с ней, царскую корону оспаривало сразу несколько претендентов, каждый из которых искренне считал свои притязания законными. Однако Джона не воспользовался ситуацией и не стал царём Ионой III. То, что он сделал, Дионис охарактеризовал как «ни фига ж себе!», А Морган восхищённо сказал: «Ты просто гений, Артур!» Короче, Джона во всём сознался (умолчав лишь о том, что он мой сын) и отдал себя в руки правосудия. Его признание произвело эффект разорвавшейся бомбы – уже третьей кряду. Дети Израиля были повергнуты в шок; чудовищные преступления, в которых они обвиняли Сумерки и Свет, на самом деле совершил их соплеменник, предстоящая война потеряла свой ореол праведности и священности, попросту говоря, стала вообще бессмысленной, а вдобавок ко всему их Дом из невинной жертвы чужого коварства превратился в зачинщика конфликта. Теперь уже долг чести обязывал израильтян искать пути примирения с теми, кого лишь недавно проклинали на все лады во всех домах, дворцах и синагогах Земли Обетованной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Кстати, о птичках. На этот раз меня разбудила именно Дейрдра.
– Да, доченька, – спросонья отозвался я.
– Извини, папа, что…
– Ладно, – ответил я, зевая. – У тебя что-то важное.
– ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. Я только что узнала одну вещь…
– Какую?
– Ну… – Чувствовалось, что она была взволнована. – Лучше нам встретиться и поговорить.
Я вздохнул.
– Хорошо. Сейчас я встану, оденусь и мы встретимся в Безвременье. Договорились?
– Папа…
– Да?
– Это ОЧЕНЬ важно, но это не к спеху. Просто я немного погорячилась. Извини. Если ты хочешь заняться любовью с мамой, я подожду.
Я смутился и одновременно меня разобрал смех. Чёрт побери её переходной возраст. Дейрдра как раз вступила в период полового созревания, причём весьма решительно и активно. Она проявляла обострённый интерес к нашим с Даной отношениям – но и не только к нашим. Особенно крепко доставалось бедняжке Бренде, да и Пенни приходилось несладко, когда Дейрдра устраивала ей очередной допрос с пристрастием, пытаясь выяснить, почему она до сих пор не переспала ни с одним мужчиной. Смешно, правда? Но только не Пенелопе…
Чтобы не разочаровывать Дейрдру, я сказал:
– Да, доченька. Как раз этим я и хотел заняться.
Как я и ожидал, она была довольна моим ответом.
– Часа вам хватит?
– Вполне.
– Тогда встретимся через час в Безвременье. Поцелуй от меня маму. Пока.
Рядом со мной зашевелилась Дана. Она раскрыла глаза и сонно посмотрела на меня.
– Доброе утро, дорогой. Тебя опять разбудили?
– Да.
– И кто же?
– Дейрдра. Она попросила меня сделать вот это. – Я поцеловал её в губы.
Дана ответила на мой поцелуй.
– А что она ещё просила?
– Догадайся.
– Догадываюсь, – сказала Дана и улыбнулась. – Маленькая бесстыдница! Я так её люблю.
– Я тоже её люблю. Я люблю всех вас.
Некоторое время мы молча лежали рядом, наслаждаясь присутствием друг друга. Наконец Дана произнесла:
– Послушай, Артур. Может быть, мне стоит немного изменить внешность? Сделаться старше, солиднее. Ведь если так будет продолжаться и дальше, то через пару месяцев Дейрдра догонит меня.
– Ну и что? Лично я не вижу в этом ничего страшного.
– Да, но…
– Никаких «но», – заявил я тоном, не терпящим возражений. – Даже не думай об этом. Я хочу, чтобы ты была такой, какая ты есть, какой ты была всегда. Пусть Дейрдра взрослеет, пусть догоняет и перегоняет тебя – а ты оставайся прежней. Не комплексуй по этому поводу. Бери пример с моей мамы.
– Вот то-то же, – подхватила Дана. – Всё дело в Юноне. Это ты комплексуешь, а не я. У тебя сильно развит эдипов комплекс.
– А разве я отрицаю? Именно по этой причине мне всегда нравились совсем юные девушки, даже чуточку незрелые.
Дана рассмеялась.
– Ты просто старый извращенец, Артур! Растлитель малолетних.
Я сжал её в своих объятиях и крепко поцеловал.
– Да, я растлитель, я извращенец. Сейчас я буду тебя растлевать.
Мы последовали совету нашей дочери и занялись тем, чем регулярно занимались последние десять лет нашего собственного времени. И каждая близость была для нас как первая, прекрасная и неповторимая. Мы никогда не пресыщались, не уставали друг от друга, ни одному из нас даже в голову не приходила мысль гульнуть на стороне. Я получал от Даны всё, что мог получить от женщины, и давал ей всё, что только мог дать ей мужчина. Из нас вышла идеальная пара, настолько идеальная, что в реальной жизни такого просто быть не могло. И тем не менее было…
– Я так счастлива, Артур, – прошептала Дана, положив голову мне на грудь. – Так счастлива, что мне страшно. Знаешь, иногда я боюсь, что всё это – сон.
– Тогда мы оба спим и видим сны, – заметил я. – Одинаковые сны. Чудесные, счастливые сны.
– А ещё меня мучают мысли о Дейрдре, – продолжала Дана. – Я чувствую вину перед ней – ведь моё счастье построено на её горе. Бедняжка…
Я промолчал, так как не знал, что сказать. Мне тоже было стыдно смотреть Дейрдре в глаза. Моя любовь к ней ушла давным-давно, остались только грусть, жалость, раскаяние… Я горько сожалел, что позволил себе влюбиться в Дейрдру и этим разбил ей жизнь. Если бы я явился в Авалон со свободным сердцем, то сразу полюбил бы Дану… так мне кажется. Нет, я уверен в этом! И тогда не было бы нужды затевать дурацкий бракоразводный процесс, добиваться от церкви признания наших детей законнорожденными… Тут я невольно рассмеялся.
Дана подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.
– Что с тобой, милый.
– Да так, ничего, – ответил я. – Просто я вспомнил, какой фурор вызвало наше появление в Авалоне с детишками.
Дана улыбнулась.
– Это был сюрприз! Особенно для моих родителей.
– Для моей мамы тоже. Кстати, вчера я разговаривал с ней. Она снова собирается к нам в гости – и как я понимаю, на этот раз не будет спешить с возвращением в Экватор.
– Стало быть, инцидент исчерпан?
– Окончательно.
– Ну и слава богу. – Дана немного помолчала, затем с несвойственной для наших доверительных отношений робостью произнесла:
– Артур, я давно хотела у тебя спросить…
– Да?
– Когда ты принимал решение насчёт Джоны… В общем, ты предполагал такой исход дела? Ты ожидал этого?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, дорогая. Единственное, о чём я тогда думал – что Джона мой сын. Никакого расчёта у меня не было.
– Извини, Артур. Я не хотела обидеть тебя.
– Ради бога, Дана! Я не обижаюсь. Напротив, мне даже льстит, что меня считают таким хитроумным и дальновидным политиком.
Джона объявился в Израиле в самый разгар борьбы за власть. Поскольку официальный наследник престола, Арам Иезекия, СКОМПРОМЕТИРОВАЛ себя браком с принцессой вражеского Дома (то бишь моей сводной сестрой Каролиной), причём упорно отказывался развестись с ней, царскую корону оспаривало сразу несколько претендентов, каждый из которых искренне считал свои притязания законными. Однако Джона не воспользовался ситуацией и не стал царём Ионой III. То, что он сделал, Дионис охарактеризовал как «ни фига ж себе!», А Морган восхищённо сказал: «Ты просто гений, Артур!» Короче, Джона во всём сознался (умолчав лишь о том, что он мой сын) и отдал себя в руки правосудия. Его признание произвело эффект разорвавшейся бомбы – уже третьей кряду. Дети Израиля были повергнуты в шок; чудовищные преступления, в которых они обвиняли Сумерки и Свет, на самом деле совершил их соплеменник, предстоящая война потеряла свой ореол праведности и священности, попросту говоря, стала вообще бессмысленной, а вдобавок ко всему их Дом из невинной жертвы чужого коварства превратился в зачинщика конфликта. Теперь уже долг чести обязывал израильтян искать пути примирения с теми, кого лишь недавно проклинали на все лады во всех домах, дворцах и синагогах Земли Обетованной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88