Ученый-космонавт Антони Ингленд был таким научным руководителем полета «Аполлона-13». Другой ученый-космонавт Филип Чапмэн «руководил» экипажем Шепарда. Но они хотели не «руководить», а летать.
Это был не внутренний конфликт отряда космонавтов, и он выходил за рамки честолюбивых споров: «кто полетит на Луну, ты или я». Это была дискуссия о том, сумеет ли программа «Аполлон» освободиться от скверны своей «престижности» и превратиться хотя бы в финале в научно-исследовательские экспедиции, независимые от политической конъюнктуры.
«Будущие космические кабины должны перевозить специалистов-исследователей, единственной задачей которых будет наука, тогда как миссией астронавтов будет лишь пилотирование, а также, возможно, фотографирование», – писал обозреватель «Франс Пресс» Жан Лагрант, когда «Аполлон-12» подлетал к Луне. Каждая новая экспедиция подливала масла в огонь этих споров, но уже ясно было, что споры эти бесплодны по самой своей природе. И те, и другие хотели летать в космосе. И у тех и у других были свои аргументы, причем нередко весьма убедительные. Поэтому было ясно, что друг другу они никогда не уступят.
«Нью-Йорк таймс» прямо писала о «тлеющей и иногда чреватой взрывом борьбе» между летчиками и учеными. «Крисчен сайенс монитор» употребляла более мягкие выражения: «...Становится все более очевидным, что ученые вообще недовольны второстепенной ролью, которую они играют в программе «Аполлон». Некоторые из них вышли в отставку, чтобы продемонстрировать свое несогласие. Другие представили свои жалобы, критические замечания, рекомендации и предложения Белому дому и НАСА».
Антагонизм между летчиками и учеными не был скрытым. Против участия ученых в программе «Аполлон» выступали многие астронавты-ветераны. Стаффорд был убежден, что ученому не справиться с задачей посадки на Луну. Когда журналисты приперли Конрада к стенке вопросом: следует ли в состав будущих лунных экспедиций включать геологов, Чарльз сначала воскликнул простодушно:
– Безусловно! Геолог на Луне значительно лучше бы справился с задачами, чем мы, – но тут же поправился: – Однако для обеспечения посадки на Луну нужен квалифицированный пилот!
Алан Бин заявил, что, по его мнению, значительно легче сделать из пилота селенолога, чем из селенолога пилота.
Взаимоотношения между летчиками и учеными в отряде были весьма натянутыми, но уже потому, что летчиков было значительно больше, что за их плечами стояли слава и опыт уже совершенных полетов, ученым трудно было рассчитывать на победу.
Ученые понимали, что, соблюдая «живую очередь», они рискуют полететь очень не скоро, а то и вообще не полететь. Тяжелые многочасовые тренировки не позволяли им серьезно заниматься наукой. Получалось по пословице: «И от ворон отстали, и к павам не пристали». Ученые сидели между двух стульев, а хотели сидеть в космическом кресле. Посадить их туда реально могло только НАСА. Но НАСА вполне удовлетворялось существующим положением вещей. НАСА своего добилось: человек высадился на Луну. Найдут ли на ней следы вулканизма или не найдут, каково ее внутреннее строение и как объяснить гравитационные аномалии – все это и многое подобное мало волновало НАСА. Теперь главное – достойно, без срывов и скандалов, без жертв, боже упаси, все это дело тихо свернуть. А тут лезут с какой-то наукой...
От ученых отмахивались как от назойливых мух. Иногда кормили обещаниями: «Вот, если этот «Аполлон» вернется благополучно, на следующий, может быть, посадим вас...» «Аполлоны» улетали и возвращались, а ученые оставались на Земле. Томас Пейн в качестве очередной успокоительной пилюли предложил создать Институт лунных исследований и на какое-то время отвлечь этим внимание ученых. Материалы, полученные во время лунных экспедиций, ученые хотели досконально изучить, не торопясь обсудить, посоветоваться, списаться с коллегами и через многие месяцы опубликовать свои выводы в скучных журналах, которые, кроме них самих, никто не читает. А НАСА хотелось быстрых, радостных пресс-конференций, непринужденных бесед в свете разноцветных юпитеров телевизионных студий, немедленной реакции общественности, а уж если публикаций, то в ярких, знаменитых журналах с цветными фотографиями.
Короче, все было разное: цели, методы, люди.
Как же найти общую платформу? НАСА могло «в идеале» после посадки «Аполлона-11» резко изменить политику всей программы, создать экипажи настоящих исследователей – специалистов, превратить «программу престижа» в некое серьезное и благородное предприятие. Но НАСА не сделало этого.
Однако, когда стало ясно, что урезанный «космический» бюджет не позволит осуществить 10 ранее задуманных экспедиций на Луну, что придется поставить точку на «Аполлоне-17», поняли, что получится некрасиво, неудобно, если на Луне так и не побывает ни один ученый. А тут еще досадные оплошности экипажа «Аполлона-16», о которых ученые, конечно, не преминули рассказать всем. Обещать было уже нечего. Надо было посылать ученого в космос. Намечавшийся экипаж последнего «Аполлона» – капитан I ранга ВВС Юджин Сернан – командир корабля, капитан II ранга ВМС Рональд Эванс – пилот командного модуля и полковник ВВС Джо Ингл – пилот лунной кабины – необходимо было пересмотреть, изменить и ввести в него ученого. Общественное мнение и справедливость требовали этого.
Вот так, на самом финише программы, высадив из космического кресла полковника ВВС, его место занял 37-летний выпускник Калифорнийского университета, доктор геологии Гарвардского университета Гаррисон Шмитт.
Маленький, кругленький, лохматый, с блестящими черными глазками, странный, как говорят, немного не от мира сего, Шмитт появился в Хьюстоне осенью 1964 года. Поверить, что это тоже космонавт, было трудно. Как писал один французский журнал, «астронавты – это самураи лунных завоеваний, все до одного настоящие американцы, атлеты, спортсмены, до самозабвения военные люди с короткой стрижкой, примерные отцы семейств». И вот появляется Гаррисон Шмитт. «Этот праздный холостяк, у которого не было никакой военной формы, взбудоражил, возмутил жизнь Хьюстона, чему немало способствовали жены полковников».
То, что Шмитт холостяк, это верно. Когда его спросили, почему он не женится, он ответил:
– Потому что я геолог.
Но назвать его «праздным геологом» было бы несправедливым. Трудно отыскать человека более работящего и целеустремленного.
Гаррисон родился в городке Санта-Рита в штате Нью-Мексико. Его отец тоже был геологом, работал на шахтах в Силвер-Сити. Он показал мальчику, как люди режут землю, чтобы читать ее, как большую книгу. Гаррисон был страстным ученым, который действительно ставил науку выше всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68