Легко можно было разглядеть Оттона. Он выделялся самым высоким ростом. Он сидел на боевом коне около своего штандарта, который, вопреки обычаю, находился не в руках знаменосца, а водружен был на высокую тележку, запряженную четверкой лошадей.
Пьетро смотрел на большого бело-зеленого дракона, летящего над древком, увенчанным золотым орлом. Этот зверь должен быть повержен. Такова воля Господа.
Пьетро чувствовал себя превосходно. Сегодня его звезда будет благосклонна к нему. После этого часа он больше не будет игрушкой судьбы, а станет хозяином самому себе. Он знал это с полной уверенностью, не имевшей ничего общего с логикой.
Стоявшие впереди пехотинцы дрожали от страха. Пьетро испытывал жалость к этим солдатам. В каждой битве они принимали на себя главный удар и гибли без счета. Рыцаря от серьезных ран обычно предохраняют хорошие доспехи и воинская выучка. А вот городских рекрутов безжалостно топчут копытами и рубят на куски.
Пьетро услышал, как молился король.
– Святой Боже, – вслух произносил король, – я всего лишь человек, но я еще и король. Твое дело защитить короля. Этим ты ничего не утратишь. Куда бы Ты ни пошел, я буду следовать за Тобой.
Жара. Мухи. Приглушенное звяканье оружия.
За спиной у короля королевский капеллан Уильям Бретонский и еще один священнослужитель возвысили голоса.
– Благослови, Господи, мою силу, – пели они. – Ты, который научил мои руки и мои пальцы сражаться!
Епископ Гарен ехал вдоль строя воинов.
– Раздвигайтесь пошире! – гремел его голос. – Или вы хотите, чтобы германцы обошли вас? Эй, вы, там! У вас что, нет щита, что вы прячетесь за спину другого рыцаря?
Две тысячи французских рыцарей. Пять тысяч простых воинов. Двадцать пять тысяч пеших солдат.
Тридцать тысяч пеших германцев, фламандцев и англичан. Полторы тысячи рыцарей. Шесть тысяч воинов.
Две линии, растянувшиеся на полторы мили, стоящие друг против друга, а между ними поля, прекрасные и ровные, как площадка для турнира.
Потом правый фланг воинов атаковал фламандцев.
Фламандцы легко отбросили их назад с криками “Подумайте о ваших дамах!”, словно здесь был всего лишь турнир. Вмешались рыцари из Бургундии и Шампани, фламандцы с трудом сдерживали их напор.
В центре ничего не происходило. Только ожидание.
Потом началось.
Весь германский центр двинулся вперед сразу. На солнце засверкали острия копий, шлемы, кольчуги. Земля затряслась от топота их коней, трубы гремели. Пехота шла размеренным шагом, их клич “Хох! Хох!” как громом ударял по французскому центру.
Французские пехотинцы дрогнули. Они стали бросать оружие и удирать.
– Откройте им проход! – закричал Готье. – Пропустите вилланов!
Линия расступилась, и рекруты из коммун пробежали вглубь.
Пьетро протянул Готье руку, и они пожали друг другу руки. Теперь в атаку ринулись все французские рыцари. На всем протяжении линии противостояния. Они без труда пробились сквозь ряды германской пехоты и столкнулись с контратакой тевтонов.
Пьетро больше не видел Готье. Он был слишком занят. Его маленький топор оказался бесценным. С его помощью он делал то, чего никогда не смог бы совершить мечом. Каждый раз, когда германский рыцарь схватывался с ним, Пьетро раньше или позже ухитрялся перерубить топором шею коня противника и свалить гиганта тевтона на землю, где пехотинцы его приканчивали.
Он продолжал искать глазами Готье, но не видел его. Зато от того, что он увидел, у него застыла кровь в венах. Сир Уго да Монтиньи в отчаянии размахивал большим штандартом, отовсюду доносились крики: “Король! Король!”
Пьетро бросил своего Амира в эту схватку. Фламандские копейщики захватили короля Филиппа врасплох, без свиты, один из них зацепил своей алебардой кольчугу у шеи короля и стащил его с коня. Пьетро оказался там в тот момент, когда король рухнул на землю. Все время битвы Пьетро старался следовать за Филиппом.
И вот теперь изобретенная им тактика хорошо послужила ему. Он скатился с седла и оказался среди фламандцев, его маленький топор одним ударом перерубил древко алебарды, а следующим взмахом отсек руку пехотинцу, который орудовал этой алебардой. В две минуты Пьетро очистил пространство вокруг короля. Фламандцы никогда не видывали такой работы топором. Пьетро бросался на их пики и перерубал их, как только они угрожали королю, у короля уже появилась возможность вытащить из ножен свой меч и они втроем – король, Пьетро и Уго – оборонялись против пятидесяти с лишним фламандских солдат, пока не прискакал сэр Питер Тристен во главе группы французских рыцарей и, соскочив с коня, не помог королю взобраться в седло. Остальные рыцари рубили фламандцев на куски. Никто из фламандцев не спасся.
Но когда Пьетро снова сел на Амира, у него кровоточило около дюжины колотых ран. Ни одна из этих ран не была глубокой или тяжелой, но все вместе они почти лишили его сил. Пьетро покачивался из стороны в сторону, цепляясь за луку седла, он задыхался, в глазах помутилось, все тело болело, окровавленный топор его висел на ремешке. Но когда Филипп Август приказал идти в новую атаку, Пьетро поскакал вместе со всеми.
После этой атаки армия Оттона рассыпалась. Пьетро увидел, как рухнул на землю Оттон и как саксонцы подняли его и подвели ему другого коня, хотя это стоило им жизни трех сотен солдат. Оказавшись в седле, Оттон повернул коня и ускакал прочь с поля боя. Бежал, как овца. Как пес, которого отхлестали. Он не останавливался, пока не добрался до Валансьена.
Это решило исход битвы. Фламандцы и голландцы бежали толпами. Но германские рыцари сражались до последнего.
Потом сопротивление оказывал один только предатель Реджинальд Булонский, для которого поражение означало одно – смерть от пыток. Потребовались усилия всей французской армии, чтобы сокрушить его.
Но Пьетро уже ничего не видел. Он свалился с седла, и только держатель королевского штандарта Уго успел подхватить его. В этот день у Пьетро все получалось как надо. Он даже свалился от ран и усталости не где-нибудь, а на глазах у короля.
Его положили на землю перед королевским шатром, и личный лекарь короля стал перевязывать его раны. Он хлопотал над хрупким телом Пьетро, когда подъехал Готье, соскочил с коня и схватил Пьетро на руки.
– Сир Готье, – спросил король, – этот юноша ваш друг?
– Больше чем друг, почти брат, который бесконечное количество раз спасал мне жизнь, – прошептал Готье, не отрывая глаз от лекаря. – Он не умрет?
– Вряд ли. У него не тяжелые раны. И заработал он их с честью, защищая нашего короля.
– Быть может, сир Готье, – сказал Филипп, – вы предложите, чем лучше наградить этого юношу, который получил раны, сражаясь с пятьюдесятью противниками, защищая нашу персону?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Пьетро смотрел на большого бело-зеленого дракона, летящего над древком, увенчанным золотым орлом. Этот зверь должен быть повержен. Такова воля Господа.
Пьетро чувствовал себя превосходно. Сегодня его звезда будет благосклонна к нему. После этого часа он больше не будет игрушкой судьбы, а станет хозяином самому себе. Он знал это с полной уверенностью, не имевшей ничего общего с логикой.
Стоявшие впереди пехотинцы дрожали от страха. Пьетро испытывал жалость к этим солдатам. В каждой битве они принимали на себя главный удар и гибли без счета. Рыцаря от серьезных ран обычно предохраняют хорошие доспехи и воинская выучка. А вот городских рекрутов безжалостно топчут копытами и рубят на куски.
Пьетро услышал, как молился король.
– Святой Боже, – вслух произносил король, – я всего лишь человек, но я еще и король. Твое дело защитить короля. Этим ты ничего не утратишь. Куда бы Ты ни пошел, я буду следовать за Тобой.
Жара. Мухи. Приглушенное звяканье оружия.
За спиной у короля королевский капеллан Уильям Бретонский и еще один священнослужитель возвысили голоса.
– Благослови, Господи, мою силу, – пели они. – Ты, который научил мои руки и мои пальцы сражаться!
Епископ Гарен ехал вдоль строя воинов.
– Раздвигайтесь пошире! – гремел его голос. – Или вы хотите, чтобы германцы обошли вас? Эй, вы, там! У вас что, нет щита, что вы прячетесь за спину другого рыцаря?
Две тысячи французских рыцарей. Пять тысяч простых воинов. Двадцать пять тысяч пеших солдат.
Тридцать тысяч пеших германцев, фламандцев и англичан. Полторы тысячи рыцарей. Шесть тысяч воинов.
Две линии, растянувшиеся на полторы мили, стоящие друг против друга, а между ними поля, прекрасные и ровные, как площадка для турнира.
Потом правый фланг воинов атаковал фламандцев.
Фламандцы легко отбросили их назад с криками “Подумайте о ваших дамах!”, словно здесь был всего лишь турнир. Вмешались рыцари из Бургундии и Шампани, фламандцы с трудом сдерживали их напор.
В центре ничего не происходило. Только ожидание.
Потом началось.
Весь германский центр двинулся вперед сразу. На солнце засверкали острия копий, шлемы, кольчуги. Земля затряслась от топота их коней, трубы гремели. Пехота шла размеренным шагом, их клич “Хох! Хох!” как громом ударял по французскому центру.
Французские пехотинцы дрогнули. Они стали бросать оружие и удирать.
– Откройте им проход! – закричал Готье. – Пропустите вилланов!
Линия расступилась, и рекруты из коммун пробежали вглубь.
Пьетро протянул Готье руку, и они пожали друг другу руки. Теперь в атаку ринулись все французские рыцари. На всем протяжении линии противостояния. Они без труда пробились сквозь ряды германской пехоты и столкнулись с контратакой тевтонов.
Пьетро больше не видел Готье. Он был слишком занят. Его маленький топор оказался бесценным. С его помощью он делал то, чего никогда не смог бы совершить мечом. Каждый раз, когда германский рыцарь схватывался с ним, Пьетро раньше или позже ухитрялся перерубить топором шею коня противника и свалить гиганта тевтона на землю, где пехотинцы его приканчивали.
Он продолжал искать глазами Готье, но не видел его. Зато от того, что он увидел, у него застыла кровь в венах. Сир Уго да Монтиньи в отчаянии размахивал большим штандартом, отовсюду доносились крики: “Король! Король!”
Пьетро бросил своего Амира в эту схватку. Фламандские копейщики захватили короля Филиппа врасплох, без свиты, один из них зацепил своей алебардой кольчугу у шеи короля и стащил его с коня. Пьетро оказался там в тот момент, когда король рухнул на землю. Все время битвы Пьетро старался следовать за Филиппом.
И вот теперь изобретенная им тактика хорошо послужила ему. Он скатился с седла и оказался среди фламандцев, его маленький топор одним ударом перерубил древко алебарды, а следующим взмахом отсек руку пехотинцу, который орудовал этой алебардой. В две минуты Пьетро очистил пространство вокруг короля. Фламандцы никогда не видывали такой работы топором. Пьетро бросался на их пики и перерубал их, как только они угрожали королю, у короля уже появилась возможность вытащить из ножен свой меч и они втроем – король, Пьетро и Уго – оборонялись против пятидесяти с лишним фламандских солдат, пока не прискакал сэр Питер Тристен во главе группы французских рыцарей и, соскочив с коня, не помог королю взобраться в седло. Остальные рыцари рубили фламандцев на куски. Никто из фламандцев не спасся.
Но когда Пьетро снова сел на Амира, у него кровоточило около дюжины колотых ран. Ни одна из этих ран не была глубокой или тяжелой, но все вместе они почти лишили его сил. Пьетро покачивался из стороны в сторону, цепляясь за луку седла, он задыхался, в глазах помутилось, все тело болело, окровавленный топор его висел на ремешке. Но когда Филипп Август приказал идти в новую атаку, Пьетро поскакал вместе со всеми.
После этой атаки армия Оттона рассыпалась. Пьетро увидел, как рухнул на землю Оттон и как саксонцы подняли его и подвели ему другого коня, хотя это стоило им жизни трех сотен солдат. Оказавшись в седле, Оттон повернул коня и ускакал прочь с поля боя. Бежал, как овца. Как пес, которого отхлестали. Он не останавливался, пока не добрался до Валансьена.
Это решило исход битвы. Фламандцы и голландцы бежали толпами. Но германские рыцари сражались до последнего.
Потом сопротивление оказывал один только предатель Реджинальд Булонский, для которого поражение означало одно – смерть от пыток. Потребовались усилия всей французской армии, чтобы сокрушить его.
Но Пьетро уже ничего не видел. Он свалился с седла, и только держатель королевского штандарта Уго успел подхватить его. В этот день у Пьетро все получалось как надо. Он даже свалился от ран и усталости не где-нибудь, а на глазах у короля.
Его положили на землю перед королевским шатром, и личный лекарь короля стал перевязывать его раны. Он хлопотал над хрупким телом Пьетро, когда подъехал Готье, соскочил с коня и схватил Пьетро на руки.
– Сир Готье, – спросил король, – этот юноша ваш друг?
– Больше чем друг, почти брат, который бесконечное количество раз спасал мне жизнь, – прошептал Готье, не отрывая глаз от лекаря. – Он не умрет?
– Вряд ли. У него не тяжелые раны. И заработал он их с честью, защищая нашего короля.
– Быть может, сир Готье, – сказал Филипп, – вы предложите, чем лучше наградить этого юношу, который получил раны, сражаясь с пятьюдесятью противниками, защищая нашу персону?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114