– Прошу вас, госпожа… люди прощались с жизнью за то, что высказывали мнения, неприятные для ушей благородных господ, которые задавали вопросы…
– Рудольфо, даю тебе слово, что тебе ничего не грозит, если ты будешь говорить свободно. Или ты хочешь, чтобы я поклялась волосами Святой Анны, вделанными в мое распятие? Если так, то пойди и принеси его.
– Мне достаточно слова моей госпожи, – прошептал Рудольфо. – Что хотела бы знать милостивая госпожа?
– Почему при упоминании имени моего покойного дяди у тебя так изменилось лицо? Вот и весь вопрос Пьетро из Хеллемарка убил моего дядю. Он хочет, чтобы я его простила, и уверяет, что его действия оправданы. Что ты на это скажешь?
– Простите меня, госпожа, – начал Рудольфо, – но любой человек, убивший вашего дядю, заслуживает оправдания и благословения всего поместья. Вы знаете, как называли его крестьяне?
– Нет, – прошептала Элайн.
– Граф Сатана. Я не сомневаюсь, что это льстило самому Сатане. Вспомните, госпожа, что это вы задали такой вопрос и разрешили мне говорить свободно.
– Я не беру моего разрешения обратно. Расскажи мне все. Ты знаешь, что привело к осаде Рецци?
– Да, моя госпожа. Три года подряд был неурожай. Крестьяне голодали. Они просили вашего дядю о помощи. А он – он избил их. В конце концов они уже не могли видеть своих детей, умирающих на руках матерей. Они восстали. Граф Алессандро убивал их, как овец. Те, кто спаслись, бежали в Рецци, где некий Донати – белокурый гигант, человек бесстрашный и высоких достоинств, который был, как утверждали люди, сыном барона Орри из Гростета, бывшего барона Роглиано, – сражался с вашим дядей долгие недели.
Город, конечно, пал. И начались такие жестокости, что мой брат Николо, участвовавший в осаде, бросил службу у вашего дяди, только чтобы не участвовать в этих зверствах. Людей сажали на колья, распинали вниз головами, разрывали на части дикими лошадьми, четвертовали…
– Хватит, мой добрый Рудольфо, – прошептала Элайн. – Бога ради, ни слова больше!
– Вы просили меня, госпожа, – сказал Рудольфо.
– Да, я просила. Рудольфо, завтра утром отвези барону Пьетро обратно его подарок. А потом доставь мне Артуро, лекаря из Иеси. Кроме того, найди рыцарей, которые более пятнадцати лет были на службе у моего дяди. Я хочу расспросить их…
– Могу я спросить госпожу зачем?
– Пьетро, барон Роглиано, сын того Донати, о котором ты рассказывал. Он низкорожденный. Но из твоих слов я вижу, что, возможно, есть причины, почему он с такой легкостью выступает в своей новой роли. Барон Орри был знаменитым рыцарем. Скажи мне, Рудольфо, это правда, что мой дядя убил этого Донати?
Рудольфо удивленно посмотрел на нее.
– Он возглавлял восстание, госпожа. Энцио, Ипполито, Людовико и Андреа пытали его собственноручно. Его одного они не передали в руки обычных палачей. О чем бедный Донати мог только пожалеть, потому что ваши кузены, госпожа, оказались гораздо опытнее по части пыток, чем обычные палачи. Донати мучился, прежде чем умереть, на четыре часа дольше, чем другие…
– О Боже! – прошептала Элайн.
– Простите меня, госпожа, – вымолвил Рудольфо.
А через несколько дней Рейнальдо, человек Пьетро, вернулся из Иеси, ликуя.
– Мы победили, господин! – смеялся он. – Она провела расследование. Она вызвала Артуро, этого убийцу-лекаря. Кроме того, она расспрашивала несколько старых рыцарей, служивших Синискола. Я готов держать пари на моего доброго коня, что через несколько дней господин получит от нее послание с приглашением приехать к ней.
– Я не так в этом уверен, Рейнальдо. Она ведь вернула мне подарки.
– Мой господин, – возразил Рейнальдо, – это ведь было до того, как она узнала правду…
Январь приближался к концу. Горы над Хеллемарком побелели от снега. Но из Рокка д'Аквилино не было ни слова.
Я должен забыть об этом, думал Пьетро. Я могу сказать императору, что готов жениться на любой другой молодой женщине, которую он сочтет подходящей. Она получила доказательства, и это не тронуло ее. Теперь она знает, что я прав, и все равно ненавидит меня.
Потом ему пришло в голову, что справедливость редко имеет существенное влияние на сознание человека. Когда тебе представляют доказательства того, что люди, которых ты любил, ужасны, это может возбудить еще большую ненависть. Действительно, что может быть ужаснее, чем мгновенное разрушение всего, во что ты верила всю жизнь, – благородства, доброты, чести любимых тобой людей? Чем может он заменить ей ее гордое сознание того, что она из рода Синискола?
Любовью? Нежностью?
Она может не принять их. А если говорить по правде, он не может ей их предложить.
Я могу любить ее, потому что она красива, потому что в ней есть огонь и величие, я могу попытаться сделать ее счастливой, я, который не может забыть, чье сердце исполосовано шрамами от старых ран, чья память полна воспоминаний об Ио… Святой Боже! Если я в конце концов женюсь на ней, буду ли я по-прежнему по ночам в тайных уголках моей души плакать о любви, утраченной, но не забытой?
Утром он сел на коня и поехал один, без эскорта, в Рокка д'Аквилино. Рудольфо встретил его у ворот широкой улыбкой.
– Мы так долго ждали вашего возвращения, господин, – прошептал он. – Я рад, что мне выпала возможность сказать вам, что все мы, все ее люди, на вашей стороне. Мы убеждали нашу госпожу, чтобы она послала за вами…
– Что она, – сказал Пьетро, спешиваясь, – не сделала.
– Она в смятении, господин. Правда о преступлениях ее кузенов оказалась для нее страшным ударом. Она часто плачет и очень взволнована. Если господин будет с ней ласков и проявит побольше терпения…
– Откуда вы знаете, сир Рудольфо, – спросил Пьетро, – что она примет меня?
– Честно говоря, я этого не знаю, – признал Рудольфо. – Но думаю, что примет. Она очень деликатная дама, а вчера ее посетил настоятель. От него она услышала про постоянные мессы, которые вы заказали по душам людей, которые причинили вам столько зла. И о вашей рыцарской учтивости по отношению к их родственникам… Она долго плакала, но, я думаю, не так горько…
– Тогда пойдите, Рудольфо, и доложите ей обо мне.
Она не спустилась вниз приветствовать его, как в прошлый раз, но Рудольфо проводил его в ее апартаменты. Она долго смотрела на него, прежде чем произнести:
– Я приветствую вас, барон Роглиано, – сказала она, отводя глаза.
Пьетро ничего не сказал. Он сел, изучая ее профиль при свете очага. Это было самое прелестное лицо, какое он видел в своей жизни. И самое печальное.
– Если мое присутствие, – прошептал он наконец, – неприятно вам, я уеду…
Она не ответила.
Он встал и протянул руку за своим плащом.
– Не уходите, – тихо сказала Элайн.
Пьетро вновь опустился в кресло.
Она продолжала молчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Рудольфо, даю тебе слово, что тебе ничего не грозит, если ты будешь говорить свободно. Или ты хочешь, чтобы я поклялась волосами Святой Анны, вделанными в мое распятие? Если так, то пойди и принеси его.
– Мне достаточно слова моей госпожи, – прошептал Рудольфо. – Что хотела бы знать милостивая госпожа?
– Почему при упоминании имени моего покойного дяди у тебя так изменилось лицо? Вот и весь вопрос Пьетро из Хеллемарка убил моего дядю. Он хочет, чтобы я его простила, и уверяет, что его действия оправданы. Что ты на это скажешь?
– Простите меня, госпожа, – начал Рудольфо, – но любой человек, убивший вашего дядю, заслуживает оправдания и благословения всего поместья. Вы знаете, как называли его крестьяне?
– Нет, – прошептала Элайн.
– Граф Сатана. Я не сомневаюсь, что это льстило самому Сатане. Вспомните, госпожа, что это вы задали такой вопрос и разрешили мне говорить свободно.
– Я не беру моего разрешения обратно. Расскажи мне все. Ты знаешь, что привело к осаде Рецци?
– Да, моя госпожа. Три года подряд был неурожай. Крестьяне голодали. Они просили вашего дядю о помощи. А он – он избил их. В конце концов они уже не могли видеть своих детей, умирающих на руках матерей. Они восстали. Граф Алессандро убивал их, как овец. Те, кто спаслись, бежали в Рецци, где некий Донати – белокурый гигант, человек бесстрашный и высоких достоинств, который был, как утверждали люди, сыном барона Орри из Гростета, бывшего барона Роглиано, – сражался с вашим дядей долгие недели.
Город, конечно, пал. И начались такие жестокости, что мой брат Николо, участвовавший в осаде, бросил службу у вашего дяди, только чтобы не участвовать в этих зверствах. Людей сажали на колья, распинали вниз головами, разрывали на части дикими лошадьми, четвертовали…
– Хватит, мой добрый Рудольфо, – прошептала Элайн. – Бога ради, ни слова больше!
– Вы просили меня, госпожа, – сказал Рудольфо.
– Да, я просила. Рудольфо, завтра утром отвези барону Пьетро обратно его подарок. А потом доставь мне Артуро, лекаря из Иеси. Кроме того, найди рыцарей, которые более пятнадцати лет были на службе у моего дяди. Я хочу расспросить их…
– Могу я спросить госпожу зачем?
– Пьетро, барон Роглиано, сын того Донати, о котором ты рассказывал. Он низкорожденный. Но из твоих слов я вижу, что, возможно, есть причины, почему он с такой легкостью выступает в своей новой роли. Барон Орри был знаменитым рыцарем. Скажи мне, Рудольфо, это правда, что мой дядя убил этого Донати?
Рудольфо удивленно посмотрел на нее.
– Он возглавлял восстание, госпожа. Энцио, Ипполито, Людовико и Андреа пытали его собственноручно. Его одного они не передали в руки обычных палачей. О чем бедный Донати мог только пожалеть, потому что ваши кузены, госпожа, оказались гораздо опытнее по части пыток, чем обычные палачи. Донати мучился, прежде чем умереть, на четыре часа дольше, чем другие…
– О Боже! – прошептала Элайн.
– Простите меня, госпожа, – вымолвил Рудольфо.
А через несколько дней Рейнальдо, человек Пьетро, вернулся из Иеси, ликуя.
– Мы победили, господин! – смеялся он. – Она провела расследование. Она вызвала Артуро, этого убийцу-лекаря. Кроме того, она расспрашивала несколько старых рыцарей, служивших Синискола. Я готов держать пари на моего доброго коня, что через несколько дней господин получит от нее послание с приглашением приехать к ней.
– Я не так в этом уверен, Рейнальдо. Она ведь вернула мне подарки.
– Мой господин, – возразил Рейнальдо, – это ведь было до того, как она узнала правду…
Январь приближался к концу. Горы над Хеллемарком побелели от снега. Но из Рокка д'Аквилино не было ни слова.
Я должен забыть об этом, думал Пьетро. Я могу сказать императору, что готов жениться на любой другой молодой женщине, которую он сочтет подходящей. Она получила доказательства, и это не тронуло ее. Теперь она знает, что я прав, и все равно ненавидит меня.
Потом ему пришло в голову, что справедливость редко имеет существенное влияние на сознание человека. Когда тебе представляют доказательства того, что люди, которых ты любил, ужасны, это может возбудить еще большую ненависть. Действительно, что может быть ужаснее, чем мгновенное разрушение всего, во что ты верила всю жизнь, – благородства, доброты, чести любимых тобой людей? Чем может он заменить ей ее гордое сознание того, что она из рода Синискола?
Любовью? Нежностью?
Она может не принять их. А если говорить по правде, он не может ей их предложить.
Я могу любить ее, потому что она красива, потому что в ней есть огонь и величие, я могу попытаться сделать ее счастливой, я, который не может забыть, чье сердце исполосовано шрамами от старых ран, чья память полна воспоминаний об Ио… Святой Боже! Если я в конце концов женюсь на ней, буду ли я по-прежнему по ночам в тайных уголках моей души плакать о любви, утраченной, но не забытой?
Утром он сел на коня и поехал один, без эскорта, в Рокка д'Аквилино. Рудольфо встретил его у ворот широкой улыбкой.
– Мы так долго ждали вашего возвращения, господин, – прошептал он. – Я рад, что мне выпала возможность сказать вам, что все мы, все ее люди, на вашей стороне. Мы убеждали нашу госпожу, чтобы она послала за вами…
– Что она, – сказал Пьетро, спешиваясь, – не сделала.
– Она в смятении, господин. Правда о преступлениях ее кузенов оказалась для нее страшным ударом. Она часто плачет и очень взволнована. Если господин будет с ней ласков и проявит побольше терпения…
– Откуда вы знаете, сир Рудольфо, – спросил Пьетро, – что она примет меня?
– Честно говоря, я этого не знаю, – признал Рудольфо. – Но думаю, что примет. Она очень деликатная дама, а вчера ее посетил настоятель. От него она услышала про постоянные мессы, которые вы заказали по душам людей, которые причинили вам столько зла. И о вашей рыцарской учтивости по отношению к их родственникам… Она долго плакала, но, я думаю, не так горько…
– Тогда пойдите, Рудольфо, и доложите ей обо мне.
Она не спустилась вниз приветствовать его, как в прошлый раз, но Рудольфо проводил его в ее апартаменты. Она долго смотрела на него, прежде чем произнести:
– Я приветствую вас, барон Роглиано, – сказала она, отводя глаза.
Пьетро ничего не сказал. Он сел, изучая ее профиль при свете очага. Это было самое прелестное лицо, какое он видел в своей жизни. И самое печальное.
– Если мое присутствие, – прошептал он наконец, – неприятно вам, я уеду…
Она не ответила.
Он встал и протянул руку за своим плащом.
– Не уходите, – тихо сказала Элайн.
Пьетро вновь опустился в кресло.
Она продолжала молчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114