Врага бьют в открытом поле силой на силу. Сказки — все эти рассказы. Купцы тоже умеют складывать сказки.
И купцы знают, что рассуждение без примеров не убеждает. А! За примером ходить недалеко. Те же кидани! Северные дикари не испугались хитрых перестроений сунских войск и книжных мудростей ученых полководцев. Ни грома пороха в железных трубах. Эти трубы опаснее солдату, который обязан совать к затравке уголек или фитиль, чем врагу, в которого направлено жерло.
Увы, доброго не жди!
А не сложил ли уже голову в Степи этот Тен-гиз, или Дан-гис? Иные так хотели знать, что поддавались, как глупые рыбы, на удочку обманщиков, якобы только что приехавших из монгольской Степи, и награждали за выдумки… Снижались торговые обороты. Как всегда, имевшие деньги придерживали их. Серебро и слитки легче унести или зарыть, чем другое имущество.
В донесении о «небольшой неприятности», постигшей Калчу от Тенгиза, правитель города, изысканно расставляя художественно выписанные знаки, среди употреблявшихся ранее несколько раз применил новый знак-цзыр.
Созданный на идеях старых знаков — иначе новый цзыр был бы непонятен — и все же новый, этот цзыр наглядно свидетельствовал, что злоба «степных червей» проявляется из самой их природы и, подобно стихии, возникает самостоятельно, существуя неотъемлемо от указанных «двуногих червей», как неотъемлемы влажность от воды и жгучесть от огня.
Новый знак-цзыр, художественно связанный с известным знаком «грызть землю», самим своим существованием утверждал невиновность правителя Калчи в постигшей город неприятности: бедственность стихийно происходит от степных дикарей.
Правитель провинции, читая послание, мысленно благодарил правителя Калчи за доставленное наслаждение. Без зависти, с благородной гордостью ученого, радующегося успеху собрата, начальник провинции созерцал красивый цзыр. Он понял главное: как кисточка, тушь и бумага нужны ученому, как воину — стрела, кошке — когти, так новый знак нужен каждому сановнику. Он поясняет, объясняет и оправдывает — без оправданий!
Для ученого хорошо начерченные цзыры подобны лицам. Одни наделены мужественностью, другие женственны, третьи прелестны по-детски — и так до бесконечности, как формы цветов и оттенки красок. Новый цзыр волновал память правителя Провинции, как воспоминание о давней любви. Какой, когда, с кем? Нужно искать.
Правитель провинции не случайно отложил дела и занялся научными поисками в дни смятения на границе. Приблизительно три десятилетия тому назад он, едва получив ученую степень, присутствовал в столице на диспуте между учеными Поднебесной и высокоученым гостем из Тибета. Гость высказывал мысль, что знаки-цзыры будто бы останавливают развитие мысли, лишая человека возможности выразить себя. Будто бы цзыры непроницаемо отграничивают Поднебесную от вселенной. Будто бы из-за цзыров в Поднебесной иначе, чем везде, смотрят на жизнь и смерть, на любовь мужчины и женщины, на государство, на самую цель жизни!
Высокоученый тибетец призывал к новому. Нового нет и не может быть, все сказано в знаках-цзырах. Нет даже новых знаков! Ибо знаки, рождаясь из знаков, остаются знаками. Так говорил тибетец, не понимая, что на таком и покоится благо.
Через семь дней правитель провинции нашел искомое в рукописи времен правления Сына Неба Ву Ти. Память не обманула. Собрат по науке из Калчи не создал новый цзыр. Вернее, идея такого цзыра уже существовала двенадцать сотен лет тому назад. Калчинский собрат сумел усовершенствовать старый цзыр художественным исполнением, что усугубило смысл. И несомненно, это было сделано бессознательно!
Так лишний раз подтвердилось, что мудрость уже была заключена в старых книгах, что нового нет, новое лишь кажется новым. Собрат из Калчи не выдает чужое за свое. Сущность дела куда значительнее: встречаясь с одним и тем же, люди одинаково относятся к встреченному, пусть их, как в данном деле, разделяет двенадцать столетий. Жаль, нет здесь тибетца, дабы сразить его еще одним доказательством.
Подобное куда важнее, чем тревоги на границах. Нужно укреплять науку, в ней больше силы, чем в крепостных стенах. Наукой, а не стенами длилась, длится и будет длиться жизненность Поднебесной.
Донося в столицу, правитель провинции воспользовался новым, вернее, возрожденным цзыром. Не забыв упомянуть о заслуге правителя Калчи, правитель провинции намекнул на древнее сочинение, где была зачата душа цзыра. Так, не унижая собрата, правитель провинции доказал глубину и собственных знаний, как умеют и любят делать настоящие ученые.
По приказу правителя провинции были изготовлены и повсюду разосланы особенно красиво написанные таблицы. В них наглядно для понимающего цзыры разъяснялись стихийная зловредность и стихийная ничтожность северных дикарей, а также величие и прочность Поднебесной.
В дальнейшем калчинский цзыр помогал сановникам внешних провинций, которые по необходимости служения государству были вынуждены терпеть общенье с дикими народами.
Ученые правители внутренних провинций попытались создать свои новые цзыры для сообщений высшей власти о болезнях, грабежах, неурожаях, разрушении плотин на реках и других подобных неприятностях. Их научные поиски в той или иной степени венчались успехами, порой предложенные цзыры выглядели достаточно убедительными, чтобы облегчить ответственность правителей, поэтому вошли в «золотой склад» науки, но с меньшим блеском, чем великолепный калчинский цзыр.
Зато еще раз было доказано, во утверждение величия науки, что каждый знак-цзыр не выдумка, а открытие. Открыть же можно лишь уже существующее во вселенной. Следовательно, калчинский ученый, как и его собрат, живший двенадцать веков тому назад, могут быть уподоблены рудокопам, нашедшим в земле серебряную жилу. Затем некоторые ученые в увлечении с необдуманной поспешностью и в чрезмерно доступной форме сделали следующий опасный вывод: пограничные бедствия действительно происходят от стихийных свойств дикарских народов. Действительно, по уничтожении этих народов возникнут мир и благоденствие. Это доказано калчинским цзыром. Но неурожаи? Болезни? Мятежи? Грабежи, воровство и прочие внутренние беды? Может быть, они не так уж исходят из свойств подданных Поднебесной? Такие крайне рискованные вопросы были вызваны явным несовершенством по сравнению со знаменитым калчинским цзыром всех новых цзыров, предложенных для внутренних дел с целью облегчить труды правящих сановников. И диспуты между учеными сановниками были немедленно прекращены по «явной своей бесполезности».
Меньше всего о значении знаков-цзыров думал человек, давший толчок научному творчеству Поднебесной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
И купцы знают, что рассуждение без примеров не убеждает. А! За примером ходить недалеко. Те же кидани! Северные дикари не испугались хитрых перестроений сунских войск и книжных мудростей ученых полководцев. Ни грома пороха в железных трубах. Эти трубы опаснее солдату, который обязан совать к затравке уголек или фитиль, чем врагу, в которого направлено жерло.
Увы, доброго не жди!
А не сложил ли уже голову в Степи этот Тен-гиз, или Дан-гис? Иные так хотели знать, что поддавались, как глупые рыбы, на удочку обманщиков, якобы только что приехавших из монгольской Степи, и награждали за выдумки… Снижались торговые обороты. Как всегда, имевшие деньги придерживали их. Серебро и слитки легче унести или зарыть, чем другое имущество.
В донесении о «небольшой неприятности», постигшей Калчу от Тенгиза, правитель города, изысканно расставляя художественно выписанные знаки, среди употреблявшихся ранее несколько раз применил новый знак-цзыр.
Созданный на идеях старых знаков — иначе новый цзыр был бы непонятен — и все же новый, этот цзыр наглядно свидетельствовал, что злоба «степных червей» проявляется из самой их природы и, подобно стихии, возникает самостоятельно, существуя неотъемлемо от указанных «двуногих червей», как неотъемлемы влажность от воды и жгучесть от огня.
Новый знак-цзыр, художественно связанный с известным знаком «грызть землю», самим своим существованием утверждал невиновность правителя Калчи в постигшей город неприятности: бедственность стихийно происходит от степных дикарей.
Правитель провинции, читая послание, мысленно благодарил правителя Калчи за доставленное наслаждение. Без зависти, с благородной гордостью ученого, радующегося успеху собрата, начальник провинции созерцал красивый цзыр. Он понял главное: как кисточка, тушь и бумага нужны ученому, как воину — стрела, кошке — когти, так новый знак нужен каждому сановнику. Он поясняет, объясняет и оправдывает — без оправданий!
Для ученого хорошо начерченные цзыры подобны лицам. Одни наделены мужественностью, другие женственны, третьи прелестны по-детски — и так до бесконечности, как формы цветов и оттенки красок. Новый цзыр волновал память правителя Провинции, как воспоминание о давней любви. Какой, когда, с кем? Нужно искать.
Правитель провинции не случайно отложил дела и занялся научными поисками в дни смятения на границе. Приблизительно три десятилетия тому назад он, едва получив ученую степень, присутствовал в столице на диспуте между учеными Поднебесной и высокоученым гостем из Тибета. Гость высказывал мысль, что знаки-цзыры будто бы останавливают развитие мысли, лишая человека возможности выразить себя. Будто бы цзыры непроницаемо отграничивают Поднебесную от вселенной. Будто бы из-за цзыров в Поднебесной иначе, чем везде, смотрят на жизнь и смерть, на любовь мужчины и женщины, на государство, на самую цель жизни!
Высокоученый тибетец призывал к новому. Нового нет и не может быть, все сказано в знаках-цзырах. Нет даже новых знаков! Ибо знаки, рождаясь из знаков, остаются знаками. Так говорил тибетец, не понимая, что на таком и покоится благо.
Через семь дней правитель провинции нашел искомое в рукописи времен правления Сына Неба Ву Ти. Память не обманула. Собрат по науке из Калчи не создал новый цзыр. Вернее, идея такого цзыра уже существовала двенадцать сотен лет тому назад. Калчинский собрат сумел усовершенствовать старый цзыр художественным исполнением, что усугубило смысл. И несомненно, это было сделано бессознательно!
Так лишний раз подтвердилось, что мудрость уже была заключена в старых книгах, что нового нет, новое лишь кажется новым. Собрат из Калчи не выдает чужое за свое. Сущность дела куда значительнее: встречаясь с одним и тем же, люди одинаково относятся к встреченному, пусть их, как в данном деле, разделяет двенадцать столетий. Жаль, нет здесь тибетца, дабы сразить его еще одним доказательством.
Подобное куда важнее, чем тревоги на границах. Нужно укреплять науку, в ней больше силы, чем в крепостных стенах. Наукой, а не стенами длилась, длится и будет длиться жизненность Поднебесной.
Донося в столицу, правитель провинции воспользовался новым, вернее, возрожденным цзыром. Не забыв упомянуть о заслуге правителя Калчи, правитель провинции намекнул на древнее сочинение, где была зачата душа цзыра. Так, не унижая собрата, правитель провинции доказал глубину и собственных знаний, как умеют и любят делать настоящие ученые.
По приказу правителя провинции были изготовлены и повсюду разосланы особенно красиво написанные таблицы. В них наглядно для понимающего цзыры разъяснялись стихийная зловредность и стихийная ничтожность северных дикарей, а также величие и прочность Поднебесной.
В дальнейшем калчинский цзыр помогал сановникам внешних провинций, которые по необходимости служения государству были вынуждены терпеть общенье с дикими народами.
Ученые правители внутренних провинций попытались создать свои новые цзыры для сообщений высшей власти о болезнях, грабежах, неурожаях, разрушении плотин на реках и других подобных неприятностях. Их научные поиски в той или иной степени венчались успехами, порой предложенные цзыры выглядели достаточно убедительными, чтобы облегчить ответственность правителей, поэтому вошли в «золотой склад» науки, но с меньшим блеском, чем великолепный калчинский цзыр.
Зато еще раз было доказано, во утверждение величия науки, что каждый знак-цзыр не выдумка, а открытие. Открыть же можно лишь уже существующее во вселенной. Следовательно, калчинский ученый, как и его собрат, живший двенадцать веков тому назад, могут быть уподоблены рудокопам, нашедшим в земле серебряную жилу. Затем некоторые ученые в увлечении с необдуманной поспешностью и в чрезмерно доступной форме сделали следующий опасный вывод: пограничные бедствия действительно происходят от стихийных свойств дикарских народов. Действительно, по уничтожении этих народов возникнут мир и благоденствие. Это доказано калчинским цзыром. Но неурожаи? Болезни? Мятежи? Грабежи, воровство и прочие внутренние беды? Может быть, они не так уж исходят из свойств подданных Поднебесной? Такие крайне рискованные вопросы были вызваны явным несовершенством по сравнению со знаменитым калчинским цзыром всех новых цзыров, предложенных для внутренних дел с целью облегчить труды правящих сановников. И диспуты между учеными сановниками были немедленно прекращены по «явной своей бесполезности».
Меньше всего о значении знаков-цзыров думал человек, давший толчок научному творчеству Поднебесной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184