Одобрительные замечания Сударева и ответные реплики Клебановского разделялись интервалами молчания, которое, казалось, нисколько не стесняло сотрапезников. Сударев ел охотно и много, наслаждаясь процессом еды. Клебановский без излишней поспешности и с тактом выполнял обязанности радушного хозяина, удовлетворенного отменным аппетитом гостя. Полакомившись крупными сливами, зеленовато-желтыми и темно-синими с белым налетом, гость положил себе на тарелку прозрачное яблоко и пару груш, которые тщательно выбрал, и поблагодарил хозяина: - Отлично, право же, отлично! Давно не приходилось есть так вкусно. Ваши утки были прямо изумительно запечены! Клебановский поклонился. Убрав все со стола, он уселся, отдыхая. Сударев спросил: - А что у вас за друзья здесь? Помедлив, Клебановский ответил: - Народ, как говорится, ничего. Я днем сходил, одного предупредил. Сегодня вы его увидите. Остальных покажу завтра, послезавтра. Как будет удобно и когда вы захотите. - Хорошо, хорошо! - одобрил Сударев. - А кого я увижу сегодня? Расскажите... Прежде чем ответить, Клебановский достал папиросу из металлического портсигара с вытисненным на крышке изображением Кремля, закурил и положил открытый портсигар перед смаковавшим сочную грушу гостем. Затем доложил: - Перед самой войной он был осужден за хулиганство в общественном месте избил администратора кино. Отбывал наказание. Был досрочно освобожден и призван в ряды армии. Отстал от эшелона, умышленно, - был судим, получил десять лет с заменой фронтом. На фронт все же попал и был ранен... - Здесь Клебановский внушительно поднял брови. - Сам помог случаю. Как говорится, самострел, но с умом. Попал под подозрение, но ничего доказать не смогли. После войны был демобилизован, конечно. В Ростове-на-Дону участвовал в шайке, привлекался по делу крупного ограбления швейной мастерской. По недостатку улик, хотя при нападении было убито два сторожа, в основном вывернулся: отделался двумя годами с запрещением проживать в крупных центрах. В городе работает слесарем ремонтной артели. - Трус, уголовник, - заключил Сударев. - Не судите так просто, - возразил Клебановский. - Он, как говорится, натура широкая. Тесновато ему, жить хочется, а со всех сторон жмет. Я его изучил, подкармливаю два года. С оружием он обращаться умеет отлично. Держать язык за зубами учить не приходится. В остальном - будете судить сами. - Слесарь... А на здешний завод вы его не пробовали пристроить? Клебановский с некоторой досадой махнул рукой с папиросой; - Не вышло. По совести сказать, он сам не пожелал. В артели с дисциплиной повольнее - удается погулять, когда очень захочется. На заводе у меня информатор имеется. - Не слишком хорошо он информирует, ваш "информатор"! - чуть-чуть показал зубы Сударев, чтобы Клебановский не забывался. Хозяин не принял вызова, и гость, считая упрек достаточным, сказал: - Кто же еще у вас? - Дальше примерно так... Есть один из крымчаков, высланных за связь с немцами. Думается мне, что избежал он куда худшего. За что точно - не знаю. Человек молчаливый, твердый - кремешок. Есть еще очень бывалый мужчина - из бывших богатых, потомок, можно сказать. Теперь катится по жизни колобком. Сумел сам имя переменить - за ним были лихие делишки по хозяйственной части. Он здесь пристал, спутав следы... - И все? - спросил Сударев. - Да, видите ли, в зависимости от чего... - протянул Клебановский. - Эти, как говорится, свои, проверенные. А так, вообще, есть и еще знакомые. У нас городок славится тихим. По народной мудрости, - съязвил Клебановский, - в тихом омуте черти водятся. Действую я с осторожностью, учить не приходится, слава богу. Да ведь и вообще народ ученый. Маскируются дружки, а я принюхиваюсь, чем пахнет. Сердце не камень - прорывается, человек показывает, что у него под кожей. Клебановскому, естественно, хотелось поскорее узнать, с каким делом прибыл Сударев. И он пустил пробный шар: - Те трое, о которых я рассказал, - народ свой, на всё пригодны, люди решительные и злые. А в остальном придется судить в зависимости от задания, какая операция намечается. Но Сударев ничего не сказал. За обедом и за докладом Клебановского подошла ночь. Сударев поглядывал то на свои часы, то на часы-ходики, висевшие на стене. И когда стрелки начали приближаться к девяти, спросил: - Не пора ли на вокзал? - За вашими вещами? Не беспокойтесь, время есть, я рассчитал, - возразил Клебановский. Сударев встал: - Хорошо. Но я не могу таскать с собой портфель. Где его спрятать? - Найдется надежное место. В углу комнаты Клебановский приподнял за кольцо крышку. Под полом был устроен погреб, как это бывает обычно в маленьких домах. Хозяин пригласил гостя спуститься первым. - Нет, показывайте дорогу, - вежливо отказался Сударев. В пустом погребе стояли ящики для овощей и сильно пахло сыростью. Стены погреба были сложены из вертикально поставленных дубовых кругляшей. Клебановский светил сильным электрическим фонарем. Он передал его Судареву, сам достал из-под гнилой соломы, наполнявшей до половины один из ящиков, короткий ломик с плоским загнутым концом и демонстративно обошел все четыре стены, выстукивая их. Повсюду толстое ослизлое дерево отвечало одинаковым звуком - глухим, влажным, полным. Взглянув на Сударева, словно ожидая одобрения, Клебановский поддел ломиком снизу один кругляк, приподнял и вынул. Соседний он вытащил руками. В отверстие пришлось протискиваться боком. Дальше оказалось длинное, низкое помещение под сферическим сводом тесаного камня и с полом из очень крупных буро-красных кирпичей. Клебановский пояснил: - По рассказам старожилов, был когда-то на берегу монастырек, выведенный за штат еще до революции. Здесь неподалеку есть часовенка, которую по закону поставили на месте алтаря, когда разбирали монастырскую церковь. Часовенка после революции развалилась, только стены торчат... Остаток не то части монастырского подвала, не то подземного хода монастырь входил когда-то в систему укреплений острога, выстроенного для охраны от кочевников, - кончался завалом битых кирпичей, камня и земли. Воздух здесь был очень тяжелый, душный, прелый, Клебановский нашел на стене примету - остаток съеденного ржавчиной железного крюка - и отсчитал несколько шагов. Разметя щебень, он всмотрелся в пол, вставил конец ломика в шов между кирпичами и нажал. Соединенные крепким раствором в монолит, кирпичи отвалились одной плитой, открывая доску с кольцом. Под доской обнаружился тайник, в котором лежали длинные предметы, запеленатые в куски промасленной ткани, - это было оружие. Клебановский достал резиновый мешок. - Сыро очень, - пояснил он, укладывая в мешок портфель Сударева. - А так за целый год не успеет отсыреть, не то что за какой-нибудь месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55