Одного я застрелил, когда еще не знал имен. Потом... Клебановский и Хрипунов. Хрипунова я застрелил сегодня утром. Я напал на них в тумане. Клебановский скрылся. У меня осеклось ружье... Майор поспешно записывал, а Алонов продолжал, не ожидая вопросов: - Они заложили кубышки саранчи в трех местах. Очень много. Они работали два дня. Долго... На плато в ковыле, на берегах, между озерами. Там масса таких кубышек... Я видел. Я там разложил гильзы с записками, написал, что видел... Нужно уничтожить саранчу... Ружье осеклось, иначе я застрелил бы и третьего. Он может убежать... - Откуда они? - Не знаю. - Когда вы их заметили? - Давно. - Когда? Вы не помните дня? - Кажется, в воскресенье... Да, в воскресенье вечером. - Сегодня четверг, - сказал кто-то из спутников майора. - Мешки осмотрите, - попросил Алонов. - Там пиджак Сударева и его бумажник. И там один мешок его, Сударева... - Как вас зовут? - спросил майор. - Алонов. Я из совхоза Ленина... Но ведь нужно скорее поймать Клебановского. Которого я упустил!.. - Его найдут, товарищ Алонов. А теперь пока отдыхайте. - Спать!..
2
- Замучился за четверо суток и ранен, - сказал областной работник; он ехал в командировку. Третьим в купе был заводской мастер в отпуску, с санаторной путевкой. С майором они успели познакомиться в пути и сейчас стали его помощниками. Около спящего Алонова эти трое людей, беседуя вполголоса, составляли план действий. Нельзя было терять время, и областной работник, превратившись в секретаря майора, записывал тексты телеграмм тут же, на разложенном на колене блокноте. Вещи диверсанта были осмотрены. В захваченном Алоновым мешке не оказалось ничего интересного: две обоймы винтовочных патронов были впоследствии обнаружены в кустах около привала. А в бумажнике, кроме денег, нашелся паспорт. Перелистывая, майор говорил: - Действительно, по паспорту бандит значится Сударевым, и фотография его. Сударев, не Сударев - это потом. Паспорт настоящий, выдан давно и далеко. А вот здесь вещичка интересная. И свежая! Всего десять дней прошло. Временная прописка. Места, можно сказать, здешние... Так, - читал майор, улица Веселая, дом номер семь. Штамп - всё, как полагается. Подписал начальник паспортного отдела третьего отделения милиции. С этой ниточки начнет разматываться клубок! - Я как раз еду в этот город, - сказал областной работник. - Отлично, но уж до утра мы с вами ждать не будем, - возразил майор. - Мы немедленно приступим к делу! Сестру опять позовем приглядеть за ним, а сами - пошли, - пригласил майор, вставая. Поезд, подходя к станции, снижал ход. Майор побежал на телеграф, а областной работник - к дежурному по станции. График - это закон железной дороги. Его соблюдение есть дело чести каждого железнодорожника. Кому не знаком этот лозунг! Диспетчеры движения и дежурные на линейных станциях были крайне раздосадованы. Чрезвычайное происшествие! Пассажирский семьдесят восьмой окончательно выпал из графика! По какой-то еще не объясненной причине он простоял в степи на перегоне одиннадцать минут. И тут же добавил еще шестнадцать минут, которые он простоял сверх полагающихся трех мину г на станции, следующей за злосчастным перегоном! Эти двадцать семь минут уже не нагнать. Семьдесят восьмой снизил показатели дороги. За девятнадцать минут стоянки (вместо трех) усиленно поработали станционные телеграф и телефоны. И не успел еще главный кондуктор семьдесят восьмого свернуть флажок, запрещающий движение, не успели еще убрать свои флажки проводники вагонов, дублирующие сигнал главного, не успел еще прозвучать долгожданный сигнал отправления, как в самых разнообразных и порой довольно удаленных друг от друга и от района происшествия местах началась работа. Авиация собиралась обозреть степь сверху, как только рассветет. По проводам летели приказы сельсоветам и колхозам, составлялся план патрулирования границ обширного и ставшего весьма подозрительным района с тем, чтобы надежно его прочесать в дальнейшем. Служебное радио предупредило суда, движущиеся по каналу. Скоро быстроходные глиссеры и катера вспенят воду, шаря прожекторами по берегам и стремясь к зоне резервного водохранилища. Политический отдел дороги обратился по селекторной связи к общественности. Смысл обращения был таков: "Бандит бродит где-то около вас, товарищи! Диверсант покусился на благо нашей Родины. Будьте бдительны!" В понятии людей саранча и классовый враг слились в одно, и люди потеряли покой. На железной дороге работает много людей, они живут ее интересами и говорят: "У нас на дороге", - как мы говорим: "У нас на заводе, в колхозе..." Словом - у нас дома. Кто только не дежурил этой ночью в полосе отчуждения, считая длинные тревожные часы! Жители путевых будок и домов ремонтных бригад поделили между собою всю линию. Это легко, на каждые сто метров путей имеется свой столбик с цифрой. Сторожили рабочие, их жены, матери, отцы. И, конечно, дети. Как мечтали поймать диверсанта мальчики и девочки! Это может понять только тот из нас, взрослых, кто не забыл свое детство. А кто забыл - тот не поймет, сколько ему ни толкуй. Скучный он человек, бедняга!.. Уж во всяком случае велосипед, футбольный мяч, всякие там клюшки, куклы, любимые книги - все, что делает жизнь прекрасной, без звука отдал бы каждый за миг величайшей удачи. Поймать диверсанта! Нет, задержись Клебановский, не пройти бы ему. И не виноваты путейцы, что диверсант ускользнул от них. Безродный бродяга знал цену времени и преодолел перегон от водохранилища к станции до начала тревоги. На той самой станции, где поезд семьдесят восьмой простоял вместо трех минут - девятнадцать, Клебановский погрузился в вагон. Буфетное пиво действительно оказалось первоклассным, а водка вообще всегда и везде одинакова. Клебановский не выдержал характера. Чувствовал он - не стоит много пить, чувствовал, как накатывает пьяная тоска, а воздержаться от лишней стопки не сумел. И оправдания-то не было - он был уверен в себе, не трусил. Или думал, что не трусит... Поезд опаздывал, и бандит уже начал клевать носом скатерть буфетного столика. Когда семьдесят восьмой прибыл, сил у Клебановского хватило ровно настолько, чтобы, вручив билет проводнице, повалиться на гостеприимный вагонный тюфяк, застеленный чистым бельем, и блаженно заснуть. Вагоны до поздней ночи гудели голосами возбужденных пассажиров, были хождения, споры, выкрики, целые речи. И из всего многолюдного населения поезда, пожалуй, один Клебановский не слышал ни слова из того, что относилось теснейшим образом к нему и к диверсии. Едва поезд отошел от станции, новые друзья Алонова собрались в купе, где молодой человек спал под надзором медицинской сестры. Сестра с неохотой собралась было опять будить своего пациента, но майор ее успокоил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
2
- Замучился за четверо суток и ранен, - сказал областной работник; он ехал в командировку. Третьим в купе был заводской мастер в отпуску, с санаторной путевкой. С майором они успели познакомиться в пути и сейчас стали его помощниками. Около спящего Алонова эти трое людей, беседуя вполголоса, составляли план действий. Нельзя было терять время, и областной работник, превратившись в секретаря майора, записывал тексты телеграмм тут же, на разложенном на колене блокноте. Вещи диверсанта были осмотрены. В захваченном Алоновым мешке не оказалось ничего интересного: две обоймы винтовочных патронов были впоследствии обнаружены в кустах около привала. А в бумажнике, кроме денег, нашелся паспорт. Перелистывая, майор говорил: - Действительно, по паспорту бандит значится Сударевым, и фотография его. Сударев, не Сударев - это потом. Паспорт настоящий, выдан давно и далеко. А вот здесь вещичка интересная. И свежая! Всего десять дней прошло. Временная прописка. Места, можно сказать, здешние... Так, - читал майор, улица Веселая, дом номер семь. Штамп - всё, как полагается. Подписал начальник паспортного отдела третьего отделения милиции. С этой ниточки начнет разматываться клубок! - Я как раз еду в этот город, - сказал областной работник. - Отлично, но уж до утра мы с вами ждать не будем, - возразил майор. - Мы немедленно приступим к делу! Сестру опять позовем приглядеть за ним, а сами - пошли, - пригласил майор, вставая. Поезд, подходя к станции, снижал ход. Майор побежал на телеграф, а областной работник - к дежурному по станции. График - это закон железной дороги. Его соблюдение есть дело чести каждого железнодорожника. Кому не знаком этот лозунг! Диспетчеры движения и дежурные на линейных станциях были крайне раздосадованы. Чрезвычайное происшествие! Пассажирский семьдесят восьмой окончательно выпал из графика! По какой-то еще не объясненной причине он простоял в степи на перегоне одиннадцать минут. И тут же добавил еще шестнадцать минут, которые он простоял сверх полагающихся трех мину г на станции, следующей за злосчастным перегоном! Эти двадцать семь минут уже не нагнать. Семьдесят восьмой снизил показатели дороги. За девятнадцать минут стоянки (вместо трех) усиленно поработали станционные телеграф и телефоны. И не успел еще главный кондуктор семьдесят восьмого свернуть флажок, запрещающий движение, не успели еще убрать свои флажки проводники вагонов, дублирующие сигнал главного, не успел еще прозвучать долгожданный сигнал отправления, как в самых разнообразных и порой довольно удаленных друг от друга и от района происшествия местах началась работа. Авиация собиралась обозреть степь сверху, как только рассветет. По проводам летели приказы сельсоветам и колхозам, составлялся план патрулирования границ обширного и ставшего весьма подозрительным района с тем, чтобы надежно его прочесать в дальнейшем. Служебное радио предупредило суда, движущиеся по каналу. Скоро быстроходные глиссеры и катера вспенят воду, шаря прожекторами по берегам и стремясь к зоне резервного водохранилища. Политический отдел дороги обратился по селекторной связи к общественности. Смысл обращения был таков: "Бандит бродит где-то около вас, товарищи! Диверсант покусился на благо нашей Родины. Будьте бдительны!" В понятии людей саранча и классовый враг слились в одно, и люди потеряли покой. На железной дороге работает много людей, они живут ее интересами и говорят: "У нас на дороге", - как мы говорим: "У нас на заводе, в колхозе..." Словом - у нас дома. Кто только не дежурил этой ночью в полосе отчуждения, считая длинные тревожные часы! Жители путевых будок и домов ремонтных бригад поделили между собою всю линию. Это легко, на каждые сто метров путей имеется свой столбик с цифрой. Сторожили рабочие, их жены, матери, отцы. И, конечно, дети. Как мечтали поймать диверсанта мальчики и девочки! Это может понять только тот из нас, взрослых, кто не забыл свое детство. А кто забыл - тот не поймет, сколько ему ни толкуй. Скучный он человек, бедняга!.. Уж во всяком случае велосипед, футбольный мяч, всякие там клюшки, куклы, любимые книги - все, что делает жизнь прекрасной, без звука отдал бы каждый за миг величайшей удачи. Поймать диверсанта! Нет, задержись Клебановский, не пройти бы ему. И не виноваты путейцы, что диверсант ускользнул от них. Безродный бродяга знал цену времени и преодолел перегон от водохранилища к станции до начала тревоги. На той самой станции, где поезд семьдесят восьмой простоял вместо трех минут - девятнадцать, Клебановский погрузился в вагон. Буфетное пиво действительно оказалось первоклассным, а водка вообще всегда и везде одинакова. Клебановский не выдержал характера. Чувствовал он - не стоит много пить, чувствовал, как накатывает пьяная тоска, а воздержаться от лишней стопки не сумел. И оправдания-то не было - он был уверен в себе, не трусил. Или думал, что не трусит... Поезд опаздывал, и бандит уже начал клевать носом скатерть буфетного столика. Когда семьдесят восьмой прибыл, сил у Клебановского хватило ровно настолько, чтобы, вручив билет проводнице, повалиться на гостеприимный вагонный тюфяк, застеленный чистым бельем, и блаженно заснуть. Вагоны до поздней ночи гудели голосами возбужденных пассажиров, были хождения, споры, выкрики, целые речи. И из всего многолюдного населения поезда, пожалуй, один Клебановский не слышал ни слова из того, что относилось теснейшим образом к нему и к диверсии. Едва поезд отошел от станции, новые друзья Алонова собрались в купе, где молодой человек спал под надзором медицинской сестры. Сестра с неохотой собралась было опять будить своего пациента, но майор ее успокоил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55