Я сообщил старику, что государь намерен представить его мальчика к награде.
Еще сын аптекаря передал через отца копию инструкции, которую барон Биньон получил лично от Бонапарта.
Там было несколько пунктов. Вот некоторые из них: наблюдения за движением российских войск, сбор топографических и экономических статистических данных, перлюстрация и перевод захваченных бумаг и т.д.
Завтракал я у Барклая-де-Толли. Кроме непременных жены, адъютантов да злюки Закревского, были граф Кутайсов и граф Канкрин, Александр Иванович и Егор Францевич. Много говорили о светски разгульной жизни Бонапарта и его двора в Берлине.
Закревский рассказывал разные анекдоты. Все они были весьма грубого и не очень приличного свойства. Если бы Барклай-де-Толли был бы в ладах с русским языком, то он бы без всякого сомнения оскорбился. Но он ведь по-русски – ни гугу, как, впрочем, и его заносчивая женушка, и, видимо, по этой причине все сошло совершенно гладко.
По окончании завтрака я и главнокомандующий удалились в кабинет, потом к нам присоединился начальник моей канцелярии Протопопов. Последний вытащил приказания по военной полиции за последние дни, донесения моих сотрудников и разложил все это перед Барклаем-де-Толли. А я рассказывал о работе своего ведомства.
Барклай, впрочем, слушал не очень внимательно. Государь же просто впивается глазами в донесения моих сотрудников. Привлек его внимание и текст инструкции, присланной сыном аптекаря.
Я заметил, что главнокомандующему как-то не очень приятно вникать в дела военной полиции – он как бы брезгует. Ему, думаю, неловко заниматься делами, основанными на обмане, даже если это необходимо для блага отечества. Работа моего ведомства ему не очень по душе, хотя он и признает необходимость и полезность военной полиции. Барклай вообще в некоторых отношениях смешон и наивен.
Около часу дня прислал записку полковник Розен. Она неприятно удивила меня, и вообще содержащееся в ней оказалось полнейшей неожиданностью.
Розен писал, что получено известие о бегстве Алины Коссаковской.
Я уже стал подзабывать о прелестной Алине, хотя меня и мучили порой какие-то неопределенные предчувствия.
Графинюшка, без всякого сомнения, скоро объявится в наших краях. Но как и где ее искать?!
Пришел пакет от Шлыкова с копиями донесений, которые он должен был переправить в Варшаву, к французскому резиденту Биньону, моему старому недругу.
Сын аптекаря прислал новую записку, в коей вывел схему работы бюро барона Биньона: под его началом четыре офицера, в подчинении у каждого из них находится по 12 агентов – одни наблюдают на дорогах передвижение войск, другие следят за строительством крепостей, третьи доставляют через границу собранные сведения. При этом у каждого из офицеров была своя особая роль. Вандернот руководил агентурой с территории Австрии, а остальные трое (Романиус, Узембло и Сераковский) занимали должность плац-комендантов пограничных местечек и направляли агентурную деятельность в Прибалтике, Литве и на Украине.
Сведениям этим цены нет! То-то удивится государь!
В пять часов в трактире на Доминиканской я встретился со Станкевичем. Это наш человек, которого я определил работать в дом к аббату Лотреку. С тех пор мы не виделись – он только время от времени присылал донесения, весьма неглупо составленные.
Станкевич подробнейшим образом очертил круг лиц, навещающих аббата, точно описал, дал им характеристики. И вот что он еще рассказал мне.
Сегодня утром в дом аббата Лотрека постучалась молодая нищенка. Балахон, в который она была одета, был весь изодран и покрыт густым слоем пыли, а ноги были разбиты в кровь.
Аббат приказал оставить ее в доме. Нищенку помыли, одели во все чистое, обули и потом завели к аббату. Нищенка оставалась в его покоях часа три, не меньше. И потом аббат Лотрек несколько раз призывал ее к себе.
Уж не беглянка ли Алина эта нищенка? Завтра же с утра наведаюсь к аббату. А если это действительно Алина, то Шлыкову угрожает опасность – его ведь устроили курьером по записке, которую мне удалось вырвать у Алины.
В восьмом часу часу вечера я написал две записки – к Шлыкову и поручику Розену, – приказывая им явиться ко мне наутро к девяти.
Посмотрел текущую корреспонденцию и иду спать. На сердце тяжело, неспокойно, муторно.
Что-то узнаю завтра? Сыщется ли, наконец, Алина Коссаковская? Найдут ли Степана Григорьевича Шлыкова?
Честно признаюсь: боюсь новостей. Судьба же нашего Шлыкова меня просто страшит, форменным образом страшит. Не случилось бы худого. Конечно, до сына аптекаря ему далеко, но все-таки он работник исполнительный и дельный и во многих отношениях незаменимый.
Апреля 25 дня. Десятый час вечера
Полковники Розен и Ланг были у меня без пяти девять, а вот Шлыкова нигде не было, ну совершенно нигде.
Мы ждали около двадцати минут, но он так и не появился. Это был дурной знак, ибо Шлыков всегда отличался совершенно особой исполнительностью – он никогда не опаздывал.
Но делать было нечего, и мы поехали с обыском к аббату Лотреку.
Облазили весь дом, весьма обширный и поместительный, полный темных закоулков, но даже следов таинственной нищенки не нашли.
Аббат заявил нам (то есть мне, Розену и Лангу), что даже в глаза ее не видывал. Ясное дело, он ее переправил в надежное место, но сомнений никаких не было – прежде тут была Алина. Приходилось уходить несолоно хлебавши.
Я вернулся к себе. От Шлыкова ни слуху ни духу, и это просто ужасно: рождаются самые дурные предчувствия.
Подождал до часу, а потом отдал приказ по военной полиции разыскивать Шлыкова и девицу с приметами Алины Коссаковской. Особенно усиленная слежка по моему распоряжению была установлена за домом аббата Лотрека. Но она совершенно ничего не дала.
Вообще эта Алина, доставляющая нам столько хлопот, как будто растворилась. Убежден, что она непременно находится в Вильне, но только где? Не представляю, где ее искать. Совершенно очевидно, что она не станет прятаться у своих – у графа Шуазеля, аббата Лотрека, графа Тышкевича, Менцеля. Думаю, что милейшая Алина постарается проникнуть туда, где ее точно искать не станут.
А от Шлыкова вестей все не было. Никаких.
В пять часов я вызвал к себе полковников Розена и Ланга и отправил их с отрядом полицейских, дабы они разбились на две основные группки и пошли осматривать городской парк, глухие переулки, палисаднички.
Через два часа поисков квартальный надзиратель Шуленберх в палисадничке одного из домом на Остробрамской улице (за ратушей) обнаружил безжизненное тело, прикрытое большим листом бумаги. Сдернув лист и начав его рассматривать с внутренней стороны, надзиратель увидел, что это нечто иное, как портрет самого Наполеона Бонапарта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Еще сын аптекаря передал через отца копию инструкции, которую барон Биньон получил лично от Бонапарта.
Там было несколько пунктов. Вот некоторые из них: наблюдения за движением российских войск, сбор топографических и экономических статистических данных, перлюстрация и перевод захваченных бумаг и т.д.
Завтракал я у Барклая-де-Толли. Кроме непременных жены, адъютантов да злюки Закревского, были граф Кутайсов и граф Канкрин, Александр Иванович и Егор Францевич. Много говорили о светски разгульной жизни Бонапарта и его двора в Берлине.
Закревский рассказывал разные анекдоты. Все они были весьма грубого и не очень приличного свойства. Если бы Барклай-де-Толли был бы в ладах с русским языком, то он бы без всякого сомнения оскорбился. Но он ведь по-русски – ни гугу, как, впрочем, и его заносчивая женушка, и, видимо, по этой причине все сошло совершенно гладко.
По окончании завтрака я и главнокомандующий удалились в кабинет, потом к нам присоединился начальник моей канцелярии Протопопов. Последний вытащил приказания по военной полиции за последние дни, донесения моих сотрудников и разложил все это перед Барклаем-де-Толли. А я рассказывал о работе своего ведомства.
Барклай, впрочем, слушал не очень внимательно. Государь же просто впивается глазами в донесения моих сотрудников. Привлек его внимание и текст инструкции, присланной сыном аптекаря.
Я заметил, что главнокомандующему как-то не очень приятно вникать в дела военной полиции – он как бы брезгует. Ему, думаю, неловко заниматься делами, основанными на обмане, даже если это необходимо для блага отечества. Работа моего ведомства ему не очень по душе, хотя он и признает необходимость и полезность военной полиции. Барклай вообще в некоторых отношениях смешон и наивен.
Около часу дня прислал записку полковник Розен. Она неприятно удивила меня, и вообще содержащееся в ней оказалось полнейшей неожиданностью.
Розен писал, что получено известие о бегстве Алины Коссаковской.
Я уже стал подзабывать о прелестной Алине, хотя меня и мучили порой какие-то неопределенные предчувствия.
Графинюшка, без всякого сомнения, скоро объявится в наших краях. Но как и где ее искать?!
Пришел пакет от Шлыкова с копиями донесений, которые он должен был переправить в Варшаву, к французскому резиденту Биньону, моему старому недругу.
Сын аптекаря прислал новую записку, в коей вывел схему работы бюро барона Биньона: под его началом четыре офицера, в подчинении у каждого из них находится по 12 агентов – одни наблюдают на дорогах передвижение войск, другие следят за строительством крепостей, третьи доставляют через границу собранные сведения. При этом у каждого из офицеров была своя особая роль. Вандернот руководил агентурой с территории Австрии, а остальные трое (Романиус, Узембло и Сераковский) занимали должность плац-комендантов пограничных местечек и направляли агентурную деятельность в Прибалтике, Литве и на Украине.
Сведениям этим цены нет! То-то удивится государь!
В пять часов в трактире на Доминиканской я встретился со Станкевичем. Это наш человек, которого я определил работать в дом к аббату Лотреку. С тех пор мы не виделись – он только время от времени присылал донесения, весьма неглупо составленные.
Станкевич подробнейшим образом очертил круг лиц, навещающих аббата, точно описал, дал им характеристики. И вот что он еще рассказал мне.
Сегодня утром в дом аббата Лотрека постучалась молодая нищенка. Балахон, в который она была одета, был весь изодран и покрыт густым слоем пыли, а ноги были разбиты в кровь.
Аббат приказал оставить ее в доме. Нищенку помыли, одели во все чистое, обули и потом завели к аббату. Нищенка оставалась в его покоях часа три, не меньше. И потом аббат Лотрек несколько раз призывал ее к себе.
Уж не беглянка ли Алина эта нищенка? Завтра же с утра наведаюсь к аббату. А если это действительно Алина, то Шлыкову угрожает опасность – его ведь устроили курьером по записке, которую мне удалось вырвать у Алины.
В восьмом часу часу вечера я написал две записки – к Шлыкову и поручику Розену, – приказывая им явиться ко мне наутро к девяти.
Посмотрел текущую корреспонденцию и иду спать. На сердце тяжело, неспокойно, муторно.
Что-то узнаю завтра? Сыщется ли, наконец, Алина Коссаковская? Найдут ли Степана Григорьевича Шлыкова?
Честно признаюсь: боюсь новостей. Судьба же нашего Шлыкова меня просто страшит, форменным образом страшит. Не случилось бы худого. Конечно, до сына аптекаря ему далеко, но все-таки он работник исполнительный и дельный и во многих отношениях незаменимый.
Апреля 25 дня. Десятый час вечера
Полковники Розен и Ланг были у меня без пяти девять, а вот Шлыкова нигде не было, ну совершенно нигде.
Мы ждали около двадцати минут, но он так и не появился. Это был дурной знак, ибо Шлыков всегда отличался совершенно особой исполнительностью – он никогда не опаздывал.
Но делать было нечего, и мы поехали с обыском к аббату Лотреку.
Облазили весь дом, весьма обширный и поместительный, полный темных закоулков, но даже следов таинственной нищенки не нашли.
Аббат заявил нам (то есть мне, Розену и Лангу), что даже в глаза ее не видывал. Ясное дело, он ее переправил в надежное место, но сомнений никаких не было – прежде тут была Алина. Приходилось уходить несолоно хлебавши.
Я вернулся к себе. От Шлыкова ни слуху ни духу, и это просто ужасно: рождаются самые дурные предчувствия.
Подождал до часу, а потом отдал приказ по военной полиции разыскивать Шлыкова и девицу с приметами Алины Коссаковской. Особенно усиленная слежка по моему распоряжению была установлена за домом аббата Лотрека. Но она совершенно ничего не дала.
Вообще эта Алина, доставляющая нам столько хлопот, как будто растворилась. Убежден, что она непременно находится в Вильне, но только где? Не представляю, где ее искать. Совершенно очевидно, что она не станет прятаться у своих – у графа Шуазеля, аббата Лотрека, графа Тышкевича, Менцеля. Думаю, что милейшая Алина постарается проникнуть туда, где ее точно искать не станут.
А от Шлыкова вестей все не было. Никаких.
В пять часов я вызвал к себе полковников Розена и Ланга и отправил их с отрядом полицейских, дабы они разбились на две основные группки и пошли осматривать городской парк, глухие переулки, палисаднички.
Через два часа поисков квартальный надзиратель Шуленберх в палисадничке одного из домом на Остробрамской улице (за ратушей) обнаружил безжизненное тело, прикрытое большим листом бумаги. Сдернув лист и начав его рассматривать с внутренней стороны, надзиратель увидел, что это нечто иное, как портрет самого Наполеона Бонапарта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41