— Ну, вы точно заслужили награду за то, что привезли все это мне… то есть, в смысле, мистеру Коулмэну. — Дотянувшись до ларя с посудой, Лидия достала кухонный нож и отрезала от колбасного круга по изрядному куску для каждого из ребят. — Ешьте.
Люк немедленно запихнул свою порцию в рот. Бубба же принял ее почти неохотно.
— Большое вам спасибо, мисс Лидия. — Он явно испытывал облегчение от того, что она не носит больше свое тесное платье, хотя ворот старой рубашки Люка она тоже до конца не застегивала.
Тайны женского тела потрясали его и будили самые неожиданные мысли. Иногда по целым дням он думал о Присцилле Уоткинс. Вчера вечером он видел, как она вышла под дождь — и платье прилипло к ее телу, обрисовав каждую впадину и выпуклость. Увидев Буббу, она повернулась к нему, видно, не подозревая, что мокрая материя просто выставляет напоказ ее грудь с набухшими, выступающими сосками. Бубба же промаялся всю ночь, представляя, каково это — прикоснуться к женской груди.
И теперь при виде Лидии, ее нежной и теплой плоти тело его отзывалось все тем же возмутительным и постыдным образом.
— Мы, пожалуй, поехали — а то Ма еще примется нас искать.
Лидия улыбнулась.
— Да, да, поезжайте. — Два конных силуэта исчезли в сгустившемся мраке.
Когда вернулся Росс, они поужинали. Вымок он почти так же, как ребята. Вдвоем они распределили запасы на несколько последующих дней. Привезенная еда, даже холодная, со вчерашними лепешками, показалась Лидии необыкновенно вкусной. До того, как ее нашли Лэнгстоны, она ни разу не пробовала такой вкусной еды, все же остальные, казалось, принимали ее как должное.
Лидия старалась не думать о той минуте, когда Росс снова покинет ее, чтобы спать снаружи. Но неизмеримо больше не хотелось этого Россу. Земля за эти сутки совсем разбухла от сырости, и ему совсем не улыбалось снова искать всю ночь сухой пятачок под фургоном. Внутри было так тепло, уютно мигал свет лампы, пахло пеленками Ли и… Лидией. Ее присутствие — присутствие женщины — сделало старый фургон настоящим домом.
Он пытался продлить свое пребывание внутри, взявшись чинить уздечку, которая вполне могла подождать еще несколько дней. Чтобы покончить с этим несложным делом, ему потребовалось на сей раз удивительно много времени, но на всем протяжении его он старался, чтобы две тени, отбрасываемые на покрышку фургона в свете масляной лампы, оставались на почтительном расстоянии друг от друга — вдруг кто-нибудь наблюдает за ними. Когда предлогов задерживаться внутри более не осталось, он молча взял свою постель и направился к выходу.
— Не забудьте на ночь потушить лампу.
Он старался не смотреть в дальний угол, где она сидела, держа Ли у обнаженной груди. Ребенок уже насытился, но она не спешила положить его в колыбель. Ей нравилось ощущать у своей груди эту драгоценную ношу, чувствовать всем телом биение его сердечка.
— Доброй ночи, мистер Коулмэн.
Смутившись, она смотрела, как он уходит. По правде говоря, он имел полное право пинком вышвырнуть ее под дождь и расположиться внутри. Но она и сама уже предлагала ему здесь остаться — просто из соображений здравого смысла. А он чуть голову ей не оторвал. Но она упряма не меньше, чем он. Больше никогда ему этого не предложит.
Поспать ей не удалось — удар грома заставил ее вскочить, и она застыла, сидя на тюфяке. Последний раз она слышала гром в ту ночь, когда Клэнси пробрался туда, где она спала, и сжал ей горло своей грязной лапой, пытаясь заставить лежать тихо. На ее лбу и верхней губе выступили капли пота. Ей снова почудились его руки на ее горле, боль, мучительное и безнадежное сопротивление.
В небесах снова загремело, и рванул пронизывающий ветер. По покрышке фургона яростно хлестал дождь. Он звучал, как тысячи маленьких грохочущих барабанов. Лидия вздрогнула — от страха перед бушевавшей стихией и словно стряхивая с себя приснившийся кошмар. Она взглянула на Ли. Ребенок спал крепко. И тут она подумала о Коулмэне, там, под дождем, и, прежде чем успела сообразить зачем, начала пробираться к выходу.
К тому моменту, когда Лидия очнулась от привидевшегося сна, Росс под фургоном окончательно убедил себя в том, что поступил как последний дурак, отказавшись от тепла и уюта ради шлюшки, которая наверняка в ближайшее время от него смоется. Он промок до костей, каждый порыв ветра бросал его в дрожь, а дождь, казалось, поставил своей целью выжить его и из-под фургона. Эта девчонка может убираться ко всем чертям и заодно прихватить с собой и старуху Уоткинс, и всех, кого захочет. А он идет в фургон. Выбравшись из-под днища, он потянулся уже к пологу, когда с противоположной стороны его откинула Лидия.
Удивленные, они уставились друг на друга, замерев на секунду и даже забыв про дождь. Потребовалась еще одна слепящая вспышка молнии, расколовшая небо сверкающим кривым шрамом, чтобы вывести их из этого состояния и вернуть к действительности.
Дотянувшись, Лидия поймала его руку и в следующую секунду уже втягивала в фургон. Взобравшись, он упал на колени, дрожа всем телом, а вокруг него растекалась по полу обширная лужа.
Не обращая внимания на намокшую ночную рубашку, Лидия встала перед ним на колени и принялась расстегивать пуговицы его рубахи.
— Так и до смерти замерзнуть можно, — приговаривала она, стягивая промокшую насквозь рубашку с его плеч. — Снимайте штаны.
Мозг и тело Росса слишком застыли для того, чтобы он смог ей возразить; он лишь слепо повиновался. Лидия бросила рубашку на ступеньки снаружи. Мокнуть ей все равно уже было больше некуда. Он зажег светильник, но лишь настолько, чтобы он едва тлел. Оглянувшись через плечо, она увидела, что он трудится над пряжкой ремня.
— Давайте все мне. Я вывешу их наружу.
Все это время она оставалась к нему спиной, но слышала, как он снимает с себя одежду. Его штаны впитали столько воды, что весили, наверное, все десять фунтов, но она умудрилась, не глядя, принять их в протянутую назад руку, перенести и вывесить снаружи — вместе с носками и нижним бельем.
Когда она оглянулась вновь, Росс уже завернулся в одеяло.
— Вы весь дрожите. Еще не вытерлись? — Она дотянулась до корзины с полотенцами и передала ему сразу два. — Нужно высушить волосы.
Намотав полотенце на голову, он принялся яростно тереть. Она тем временем приложила другое к его груди, руки ее ритмично задвигались, его — на миг замерли, но задвигались вновь, когда она легкими движениями начала вытирать его плечи, грудь и плоский живот.
Ее поразило, каким сильным оказалось его тело. Бронзовая от солнца кожа туго обтягивала сухожилия, мускулы и кости. Вся она была испещрена царапинами, небольшими затянувшимися шрамами; а один, длинный, тянулся прямо под левым плечом — словно кусок плоти был вырван некогда рукой какого-то гиганта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103