Оставаться здесь вам невозможно, а потому я решаюсь предложить вам убежище в своем лагере. Я честный человек и ручаюсь вам, что там вы будете в совершенной безопасности; завтра же, если вы захотите возвратиться к своему покровителю или уведомить его о случившемся, я доставлю вам к этому все средства.
— Я вполне полагаюсь на ваше слово, милостивый государь, — отвечала донна Розарио. — Самопожертвование, с которым вы оказали нам услугу, слишком велико, чтобы не доверять вам. Я и спутники мои готовы следовать за вами; укажите нам дорогу.
— Да, — заметил Пелон, — капитан Грифитс честный человек и вполне заслуживает доверия; я часто слышал о нем.
Усадив обеих дам на лошадей и отдав приказание взвалить пленника на мула и привязать его покрепче, капитан Грифитс отправился вперед.
«Само небо покровительствует мне сегодня, — сказал он про себя, — теперь только надо суметь воспользоваться этим неожиданным случаем».
По прибытии в свой лагерь капитан отвел донне Розарио и ее спутникам самое комфортабельное помещение своей квартиры и, вежливо простившись с обеими женщинами, возвратился в свою комнату.
Приказав лейтенанту Маркотету строго следить за пленником, окружив его надежным конвоем, капитан Грифитс бросился в постель, устроенную из мехов, и заснул крепким сном.
Он был сильно утомлен, но эта ночь не прошла для него даром.
Глава III. Железная рука
Джон Грифитс проспал не более трех часов, в половине девятого утра он уже проснулся.
Солнце ярко светило на безоблачном небе, и день обещал быть превосходным.
Трех часов отдыха было для капитана совершенно достаточно, и он встал в самом веселом настроении духа.
Быстро осмотрев лагерь для того, чтобы удостовериться, все ли было в своем обычном порядке, Грифитс, оставшись вдвоем с Джемсом Форстером, сообщил ему со всеми подробностями о результатах своего ночного путешествия.
— Что вы думаете обо всем этом? — спросил он своего друга.
— Я думаю, — отвечал Форстер, — что это ничего более, как дело такого случая, который редко может представиться, и что положение наше со вчерашнего дня много улучшилось.
— Я сам так думаю, — отвечал капитан. — Теперь нам нужно только действовать, не увлекаясь и с величайшим благоразумием. Человек, которого я арестовал, находится, без сомнения, под строжайшим присмотром?
— Будьте покойны в этом отношении, я сам позаботился об этом.
— Важнее всего, чтобы этот негодяй не убежал, так как он нам скоро понадобится. Я так сильно был утомлен ночной поездкой, что забыл отправить с восходом солнца разъезды по нескольким направлениям, чтобы получить сведения о происшествиях этой ночи, подробности о которых, конечно, мы не имели времени узнать.
— Но ведь я вовсе не был утомлен, — сказал Форстер с улыбкой, — и так как вы вверили мне власть в лагере, то я час тому назад послал нарочных по четырем различным направлениям; я думаю, что они скоро возвратятся и привезут нам какие-нибудь новые известия.
— Благодарю вас, мой дорогой Джемс; этим вы сделали мне большое одолжение. А что поделывают наши мормоны?
— Их совсем не слышно; они почти не выходят из своих хижин и, так как вы вчера им советовали, переменили платья, в которых нисколько не отличаются от наших охотников.
— Тем лучше. Для нас очень полезно, чтобы их присутствие не было пока никем замечено.
— Что вы думаете о Кильде, или о Брауне, как вы его называете? Кажется, его положение очень плохо в настоящую минуту?
— Да, я тоже так думаю, но это тонкий плут! Не успеют его схватить, как уж он успеет найти средства освободиться; этот человек живуч, как кошка, которая всегда падает на лапы, как бы вы ее ни бросали. Теперь его шайка, наверно, находится в совершенном беспорядке после страшного ночного поражения, но если дать ей время оправиться, то через несколько дней она снова соберется и сделается еще многочисленнее против прежнего, приняв к себе новых бандитов, в которых нет недостатка в пустыне и которые с удовольствием примут участие в разбоях и грабежах, получая при этом жалованье.
— Что же вы намерены теперь делать?
— Действовать как можно решительнее и начать с того, что постараться немедленно открыть их сборное место, тем более что главное дело сделано. Приобретенная нынешней ночью добыча откроет нам путь к давно желанному результату. Задержание этого человека я считаю единственным средством доказать честным людям, что мы никогда не были соучастниками этих мерзавцев, и восстановить прежнее о себе мнение в их глазах.
— Берегитесь, мой друг! Этот человек не задумается открыть, что вы покупали у него невольников, имея в виду если не оправдаться этим, то по крайней мере запутать дело.
— Так что же? Разве вы не слышали вчера моего разговора с Ионафаном Мобертом? Эта продажа, или, скорее, покупка, была ничего более как ловушка, которую я ему приготовил. Я принял все предосторожности, чтобы не было возможности заподозрить меня в подобной мерзости.
— Как так?
— Да разве вы забыли о том, что я написал обо всем этом Бриггаму Юнгу и что письмо это уже вручено ему?
— В самом деле вы отправили нарочного к Бриггаму Юнгу?
— Конечно, разве вы сомневаетесь в этом?
— Признаться, да.
— Значит, вы находите меня способным решиться на эту отвратительную покупку? От души благодарю вас за подобное обо мне мнение; однако вы, как видно, очень хорошо знаете меня.
— Конечно, я знаю и люблю вас, мой друг; но тем не менее я не мог не подумать, что вы не совсем со мною откровенны.
— Но как же мог я иначе поступить?
— Я думал, что вы просто забыли отправить нарочного, что было бы для нас великим несчастьем.
— Конечно, но успокойтесь, нарочный отправлен. Скажу вам откровенно, что, вмешиваясь в это дело, я знал, что мне предстоит иметь дело с тонким мошенником, а потому я принял всевозможные предосторожности; понятно, что на будущее время я буду поступать не менее благоразумно. Не скрою от вас, что я намерен употребить маленькую хитрость: через три дня отряд мормонов засядет в Прыжке Лоси, и затем я выполню в точности все то, о чем говорил вчера Ионафану Моберту.
— Слава Богу! Какое-то бремя свалилось с груди моей. Я знаю, что вы страшно беспечны, мой друг, в делах, касающихся вас лично, вследствие чего я и заподозрил вас в подобной оплошности.
— Это правда, я несколько беспечен, если речь идет о моей личности, но в то же время я отношусь совершенно серьезно к делу, касающемуся моей чести, которая, благодаря Бога, осталась до сих пор неприкосновенною.
— Никому это так не известно, как мне, мой друг, — сказал Джемс Форстер, протягивая Грифитсу руку, которую тот пожал с чувством.
В это время дверь, или, скорее, плетенка хижины, приподнялась, и вошел лейтенант Маркотет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Я вполне полагаюсь на ваше слово, милостивый государь, — отвечала донна Розарио. — Самопожертвование, с которым вы оказали нам услугу, слишком велико, чтобы не доверять вам. Я и спутники мои готовы следовать за вами; укажите нам дорогу.
— Да, — заметил Пелон, — капитан Грифитс честный человек и вполне заслуживает доверия; я часто слышал о нем.
Усадив обеих дам на лошадей и отдав приказание взвалить пленника на мула и привязать его покрепче, капитан Грифитс отправился вперед.
«Само небо покровительствует мне сегодня, — сказал он про себя, — теперь только надо суметь воспользоваться этим неожиданным случаем».
По прибытии в свой лагерь капитан отвел донне Розарио и ее спутникам самое комфортабельное помещение своей квартиры и, вежливо простившись с обеими женщинами, возвратился в свою комнату.
Приказав лейтенанту Маркотету строго следить за пленником, окружив его надежным конвоем, капитан Грифитс бросился в постель, устроенную из мехов, и заснул крепким сном.
Он был сильно утомлен, но эта ночь не прошла для него даром.
Глава III. Железная рука
Джон Грифитс проспал не более трех часов, в половине девятого утра он уже проснулся.
Солнце ярко светило на безоблачном небе, и день обещал быть превосходным.
Трех часов отдыха было для капитана совершенно достаточно, и он встал в самом веселом настроении духа.
Быстро осмотрев лагерь для того, чтобы удостовериться, все ли было в своем обычном порядке, Грифитс, оставшись вдвоем с Джемсом Форстером, сообщил ему со всеми подробностями о результатах своего ночного путешествия.
— Что вы думаете обо всем этом? — спросил он своего друга.
— Я думаю, — отвечал Форстер, — что это ничего более, как дело такого случая, который редко может представиться, и что положение наше со вчерашнего дня много улучшилось.
— Я сам так думаю, — отвечал капитан. — Теперь нам нужно только действовать, не увлекаясь и с величайшим благоразумием. Человек, которого я арестовал, находится, без сомнения, под строжайшим присмотром?
— Будьте покойны в этом отношении, я сам позаботился об этом.
— Важнее всего, чтобы этот негодяй не убежал, так как он нам скоро понадобится. Я так сильно был утомлен ночной поездкой, что забыл отправить с восходом солнца разъезды по нескольким направлениям, чтобы получить сведения о происшествиях этой ночи, подробности о которых, конечно, мы не имели времени узнать.
— Но ведь я вовсе не был утомлен, — сказал Форстер с улыбкой, — и так как вы вверили мне власть в лагере, то я час тому назад послал нарочных по четырем различным направлениям; я думаю, что они скоро возвратятся и привезут нам какие-нибудь новые известия.
— Благодарю вас, мой дорогой Джемс; этим вы сделали мне большое одолжение. А что поделывают наши мормоны?
— Их совсем не слышно; они почти не выходят из своих хижин и, так как вы вчера им советовали, переменили платья, в которых нисколько не отличаются от наших охотников.
— Тем лучше. Для нас очень полезно, чтобы их присутствие не было пока никем замечено.
— Что вы думаете о Кильде, или о Брауне, как вы его называете? Кажется, его положение очень плохо в настоящую минуту?
— Да, я тоже так думаю, но это тонкий плут! Не успеют его схватить, как уж он успеет найти средства освободиться; этот человек живуч, как кошка, которая всегда падает на лапы, как бы вы ее ни бросали. Теперь его шайка, наверно, находится в совершенном беспорядке после страшного ночного поражения, но если дать ей время оправиться, то через несколько дней она снова соберется и сделается еще многочисленнее против прежнего, приняв к себе новых бандитов, в которых нет недостатка в пустыне и которые с удовольствием примут участие в разбоях и грабежах, получая при этом жалованье.
— Что же вы намерены теперь делать?
— Действовать как можно решительнее и начать с того, что постараться немедленно открыть их сборное место, тем более что главное дело сделано. Приобретенная нынешней ночью добыча откроет нам путь к давно желанному результату. Задержание этого человека я считаю единственным средством доказать честным людям, что мы никогда не были соучастниками этих мерзавцев, и восстановить прежнее о себе мнение в их глазах.
— Берегитесь, мой друг! Этот человек не задумается открыть, что вы покупали у него невольников, имея в виду если не оправдаться этим, то по крайней мере запутать дело.
— Так что же? Разве вы не слышали вчера моего разговора с Ионафаном Мобертом? Эта продажа, или, скорее, покупка, была ничего более как ловушка, которую я ему приготовил. Я принял все предосторожности, чтобы не было возможности заподозрить меня в подобной мерзости.
— Как так?
— Да разве вы забыли о том, что я написал обо всем этом Бриггаму Юнгу и что письмо это уже вручено ему?
— В самом деле вы отправили нарочного к Бриггаму Юнгу?
— Конечно, разве вы сомневаетесь в этом?
— Признаться, да.
— Значит, вы находите меня способным решиться на эту отвратительную покупку? От души благодарю вас за подобное обо мне мнение; однако вы, как видно, очень хорошо знаете меня.
— Конечно, я знаю и люблю вас, мой друг; но тем не менее я не мог не подумать, что вы не совсем со мною откровенны.
— Но как же мог я иначе поступить?
— Я думал, что вы просто забыли отправить нарочного, что было бы для нас великим несчастьем.
— Конечно, но успокойтесь, нарочный отправлен. Скажу вам откровенно, что, вмешиваясь в это дело, я знал, что мне предстоит иметь дело с тонким мошенником, а потому я принял всевозможные предосторожности; понятно, что на будущее время я буду поступать не менее благоразумно. Не скрою от вас, что я намерен употребить маленькую хитрость: через три дня отряд мормонов засядет в Прыжке Лоси, и затем я выполню в точности все то, о чем говорил вчера Ионафану Моберту.
— Слава Богу! Какое-то бремя свалилось с груди моей. Я знаю, что вы страшно беспечны, мой друг, в делах, касающихся вас лично, вследствие чего я и заподозрил вас в подобной оплошности.
— Это правда, я несколько беспечен, если речь идет о моей личности, но в то же время я отношусь совершенно серьезно к делу, касающемуся моей чести, которая, благодаря Бога, осталась до сих пор неприкосновенною.
— Никому это так не известно, как мне, мой друг, — сказал Джемс Форстер, протягивая Грифитсу руку, которую тот пожал с чувством.
В это время дверь, или, скорее, плетенка хижины, приподнялась, и вошел лейтенант Маркотет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41