В ритуале казни после казни особое место занимала голова преступника. Ее показывали толпе после отсечения, втыкали на заостренный кол или столб с металлическим стержнем наверху и стремились сохранить как можно дольше, даже если тело при этом сжигали. Порой отрубленную в столицах голову казненного посылали на родину преступника или в места, где он совершал злодеяния.
ИЗ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЛ
Обезглавленное тело Варлама Левина после казни 26 июля 1722 года в Москве было сожжено, но голову его отправили в Пензу – по адресу совершенного им преступления. В день казни Левина генерал А. И. Ушаков писал доктору Блюментросту: «Извольте сочинить спирт в удобном сосуде, в котором бы можно ту голову Левина довести до означенного города (до Пензы), чтоб она дорогою за дальностию пути не избилась». Доставленная в Пензу голова была водружена именно там, где преступник кричал «непристойные слова» – на городском базаре.
До тех пор, пока части тела преступника торчали на колах или лежали на колесах, их родственникам не было покоя. Берхгольц сообщает, что в апреле 1724 года вдова Авраама Лопухина просила Петра I о том, «чтоб голову ее мужа, взоткнутую в Петербурге, позволено было снять». Значит, голова Лопухина провисела на колу более пяти лет после казни. При этом известно, что сами тела (туловища) Лопухина и других казненных 8 декабря 1718 года по делу царевича Алексея были сняты с колес и выданы родственникам в праздник Пасхи 29 марта 1719 года.

10 июля 1727 года указом Петра II предписано, «чтоб на столбах головы здесь и в Москве снять и столбы разрушить, понеже рассуждается, что не надлежит быть в резиденции в городе таким столбам, но вне города». Из этого указа следует, что столбы убирали только из центра столиц. Скорее всего, предписание это объясняется тем, что на столбах еще висели головы казненных в 1718 году сторонников царевича Алексея – отца издавшего указ императора. Столбы же и колья с головами продолжали торчать по всей стране и во времена подавления восстания Пугачева и, возможно, позже. Когда они исчезли с площадей русских городов, сказать трудно – особого указа об этом не известно.
На местах казней – у эшафотов, виселиц, позорных столбов, в местах сожжения и развеивания по ветру останков преступника – вывешивали указы, написанные на нескольких железных листах. Указ разъяснял суть преступления казненных. Возле такого столба всегда стояла охрана, которая препятствовала родственникам и сочувствующим снять и захоронить останки.
Позже «листы» стали заменять публичным чтением манифестов о казни преступника, которые начинались словами: «Объявляем во всенародное известие». Манифесты печатали в сенатской типографии и рассылали по губерниям и уездам. Там их читали в людных местах и по церквям. Были и публикации в газете. Так, через два дня после казни Василия Мировича 17 сентября 1764 года в № 75 «Санкт-Петербургских ведомостей» был опубликован отчет о происшедшем на О6жорке. Впрочем, одновременно ставили, как и раньше, «листы» на месте казни.
НАРОД У ЭШАФОТА
Публичная казнь – один из традиционных элементов жизни человеческого общества – уходит своими корнями в глубокую древность, но сохраняется и сегодня в некоторых странах мира. Казнь на площади в присутствии тысяч людей – явление обычное для России XVII– XVIII веков. «Педагогическое» значение казни считалось одной из главных причин устройства этой кровавой экзекуции. С точки зрения государства, публичность казни была важным средством воспитания подданных в духе послушания. Зрелище казни, мучений преступника служило грозным предупреждением всем настоящим и будущим нарушителям законов. Ссылка на «примерность» наказания весьма часто встречается в приговорах преступникам и вообще в законах: «В страх других», «Прочим в страх», «Дабы впредь, на то смотря, другим никому делать было неповадно» и т. д.
ИЗ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЛ
В 1732 году руководитель Московской конторы Тайной канцелярии запрашивал Петербург о том, как наказывать преступников, приговоренных к битью кнутом: «Перед окнами на улице чинить или ж так, как ныне чинитца, внутрь двора?» Тайная канцелярия распорядилась: «Велеть виновным колодникам наказанье чинить перед канцеляриею публично, а не внутрь двора, дабы, на то смотря, другие продерзостей чинить не дерзали».
Что публичные казни воспитывают, считали почти все люди XV1I1 века. Когда помещик и автор мемуаров Андрей Болотов поймал и с помощью пытки уличил деревенских воров, то устроил им показательную казнь, причем порка сочеталась с позорящими наказаниями: «Желая всему селу показать, как наказываются воры, велел их, раздев донага, вымазать всех дегтем и водить с процессиею по всем улицам села, и всем жителям, выгнанным из изб для смотрения перед вороты, кричать, чтоб смотрели они, как наказываются воры, и что со всеми другими поступлено будет так же, кто изобличится хотя в малейшем воровстве. Маленьких же ребятишек велено всех согнать к мосту и в то время, когда поведут воров через оный, велел заставлять кричать: "Воры! Воры!" и кидать в них грязью, а потом, собрав всех крестьян, торжественно им сказал…», и далее следует речь помещика, обещавшего всему селу еще большие неприятности в случае повторения преступлений. В итоге, пишет Болотов, результат оказался волшебный: «Все крестьяне… ровно как переродились, и помянутое образцовое наказание отстращало их от всех прежних шалостей», и всюду стало «смирно и безопасно».
Чтобы чиновники боялись воровать, перед приказными палатами провинциальных городов, на площади у приказов в Кремле, перед канцеляриями на Троицкой площади и коллегиями на Васильевском острове в Петербурге регулярно пороли канцеляристов. Неслучайно тело казненного в 1721 году губернатора-вора князя Матвея Гагарина несколько месяцев висело именно перед зданием коллегий, чтобы каждый чиновник, взглянув в окно, видел, что его ожидает, если он будет вести себя подобным образом.
После подавления восстания Пугачева в Оренбургской губернии, в десятках сел и деревень, жители которых примкнули к бунтовщикам, участвовали в погромах и убийствах помещиков и священников или не оказали пугачевцам должного сопротивления, были поставлены «глаголи» – виселицы в виде столба с перекладиной (буквой «Г»). На них не было висельников, но сделано это было «в страх, на будущее время». Для воспитания в народе уважения к закону власти устраивали массовые публичные порки.
ИЗ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЛ
В 1752 году на Полотняном заводе А. А. Гончарова пороли в один день 270 взбунтовавшихся против хозяина работных людей: 91 человека из них били кнутами, а 179 человек – плетьми и кошками. Делать это предписывалось «при публикации с барабанным боем, в собрании народа».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105