Их «популярность» объяснима тем, что местная администрация постоянно требовала каторжников, без труда которых тогдашние сибирские стройки были бы попросту невозможны. Открытие серебряных копей в Нерчинске в 1703 году, при жестокой нехватке серебра в России, привело к высылке именно туда многочисленных каторжных групп, в которые попадали и политические. В Нерчинске каторжников заставляли добывать в рудниках и плавить на заводах серебро. В конце XVIII – начале XIX века Нерчинск, наряду с Иркутском, стал главной каторгой страны, а его название сделалось нарицательным. А. С. Пушкин в своем стихотворении «Царь Никита и сорок его дочерей» писал, что народ, сплетничая о физиологии царевен,
…Ахал, охал, дивовался,
А иной хоть и смеялся,
Да тихонько, чтобы в путь
До Нерчинска не махнуть.
Камчатские экспедиции Беринга в 1720-1740-х годах превратили Охотск в важный центр государственного освоения Дальнего Востока, и это определило приток каторжных в этом направлении. Позже, с окончанием Камчатских экспедиций, в подготовке которых использовали каторжан, каторга эта «заглохла».
В 1740-1750-х годах увеличился приток каторжан и ссыльных в Оренбург. Город, как известно, начинал строиться дважды: первая закладка оказалась топографически неудачной, поэтому город перенесли на другое место. На стройке постоянно не хватало рабочих, как и военных для местного гарнизона. Там же их использовали для работы в каких-то шахтах.
В середине XVIII века знаменита была каторга в Рогервике (Балтийский порт, ныне Палдиски, Эстония). Туда ссылали приговоренных к смерти преступников, которых запретила казнить императрица Елизавета Петровна. Каторга в Рогервике возникла в конце 1710-х годов, когда Петр I решил создать незамерзающую военно-морскую базу для Балтийского флота. Для этого требовалось материк соединить молом с лежащим в версте от него островом Рогер. Ни сваи, ни ряжи (срубы, заполненные камнем) здесь не помогали из-за глубин и частых штормов. Поэтому работа каторжных, как писал А. Т. Болотов, служивший там начальником конвоя, состояла «в ломании в тутошнем каменистом береге камней, в ношении их на море и кидании в воду, дабы сделать от берега до острова каменную широкую плотину, которые они называли "мулею"». Так как глубины у этой части побережья достигали 30 саженей (более 60 м), то каторга эта стала Сизифовым трудом – зимние штормы уничтожали все, что делали рабочие за лето, и сооружение мола начиналось сызнова. За сорок лет непрерывной работы длина мола достигла двухсот саженей. Благодаря этому «благоприятному» обстоятельству Рогервик стал каторгой на весь XVIII век. В конечном счете «муля» в XIX веке была построена.
Каторжане работали и в рудниках, шахтах, на заводах, на строительстве. Они копали и таскали землю, валили и перевозили лес, забивали в землю сваи. Как долго каторжники работали при строительстве Петербурга, установить трудно, хотя следует признать, что в массовых масштабах их услугами пользовались только в первые годы возведения новой столицы, позже их труд был признан неэффективным.
При Петре I каторжников использовали, как уже сказано, в виде движущей силы галерного флота. Гребля считалась тяжелейшим делом. На каждую скамью (банку) сажали по пять-шесть гребцов, а всего на галере их было 100-130 человек. Гребцов к банке приковывали цепями. Гребля могла продолжаться без перерыва по многу часов. Чтобы не допустить обмороков от голода и усталости, гребцам клали в рот кусок хлеба, смоченный в вине. Обычно же на шее каторжников висел кусок пробки – кляп. Его засовывали в рот по особой команде «Кляп в рот», которую давали охранники. Делалось это для того, чтобы не допустить лишних разговоров. В руках охранника был бич, который он сразу же обрушивал на зазевавшегося или усталого каторжника. Его могли забить до смерти, а потом, расковав, выбросить за борт. С весны до осени гребцы спали под открытым небом, прикованные к банкам, а в шторм или в морском бою гибли вместе с галерой. Зимой каторжные жили в остроге, и их выводили на работы: они забивали сваи, таскали землю и камни.
В течение всего XVIII века каторжные работали на многочисленных промышленных предприятиях столицы. Государство передавало преступников предпринимателям для работ на мануфактурах. В то время труд и жизнь работных людей и каторжных были схожими. Тогдашние заводы и мануфактуры походили на тюрьмы, что легко позволяло использовать на работах там преступников.
Женщин-каторжанок на тяжелые работы в карьере или на стройке обычно не посылали не по гуманным соображениям, а потому, что для них там не было работы по силам. Преступниц отправляли на мануфактуру – прядильный двор – навечно или на несколько лет. Герцог Голштинский Карл Фридрих в 1723 году осматривал прядильный двор голландского купца Тамеса в Петербурге. Как пишет сопровождавший герцога Ф. В. Берхгольц, хозяин показал высокому гостю первую комнату, где за прялками сидело около тридцати исключительно молоденьких и хорошеньких, нарядно одетых женщин и девушек, приговоренных к десяти и более годам заключения, однако между ними виднелись и особы с вырванными ноздрями. На замужних женщинах гости увидели шапки из золотой и серебряной парчи с галуном! Берхгольц отмечает замечательную чистоту комнаты. Вместе с герцогом он любовался плясками, которые устроили девицы, причем на балалайке играла предшественница кавалерист-девицы Надежды Дуровой – женщина, которая тайно семь лет служила в драгунах, но потом была разоблачена и сослана на каторгу.
Вероятно, у голштинских гостей осталось замечательное впечатление о посещении этой мануфактуры, хотя вся экскурсия и самодеятельность была типичной показухой для иностранцев. На самом деле прядильный двор был самой тяжкой каторгой, где женщины работали непрерывно, как на галерах, спали прямо на полу, у своих прялок. Их плохо кормили и постоянно били надсмотрщики. Берхгольц, проходя из «концертной палаты» через одну из комнат прядильного двора, чуть не задохнулся от смрада, который оттуда шел («воняло почти нестерпимо»).
Для жилья каторжникам сооружали «каторжные дворы», или остроги. Они были и в Сибири, и в других местах. Сохранился рапорт А. Д. Меншикова Петру I из Петербурга за июль 1706 года: «Острог каторжным колодникам заложили». Речь идет об остроге на месте современной площади Труда. Позже острог перенесли на реку Пряжку, а в 1742 году – на Васильевский остров, к Галерной гавани. По-видимому, именно в этом остроге во время наводнения 1777 года погибло около 300 арестантов. Каторжный двор был и на Городской (Петроградской) стороне, и возле Литейного двора.
Жизнь каторжных подробно описывает Болотов: «Собственное жилище их… состоит в превеликом и толстом остроге, посредине которого построена превеликая и огромная связь (т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
…Ахал, охал, дивовался,
А иной хоть и смеялся,
Да тихонько, чтобы в путь
До Нерчинска не махнуть.
Камчатские экспедиции Беринга в 1720-1740-х годах превратили Охотск в важный центр государственного освоения Дальнего Востока, и это определило приток каторжных в этом направлении. Позже, с окончанием Камчатских экспедиций, в подготовке которых использовали каторжан, каторга эта «заглохла».
В 1740-1750-х годах увеличился приток каторжан и ссыльных в Оренбург. Город, как известно, начинал строиться дважды: первая закладка оказалась топографически неудачной, поэтому город перенесли на другое место. На стройке постоянно не хватало рабочих, как и военных для местного гарнизона. Там же их использовали для работы в каких-то шахтах.
В середине XVIII века знаменита была каторга в Рогервике (Балтийский порт, ныне Палдиски, Эстония). Туда ссылали приговоренных к смерти преступников, которых запретила казнить императрица Елизавета Петровна. Каторга в Рогервике возникла в конце 1710-х годов, когда Петр I решил создать незамерзающую военно-морскую базу для Балтийского флота. Для этого требовалось материк соединить молом с лежащим в версте от него островом Рогер. Ни сваи, ни ряжи (срубы, заполненные камнем) здесь не помогали из-за глубин и частых штормов. Поэтому работа каторжных, как писал А. Т. Болотов, служивший там начальником конвоя, состояла «в ломании в тутошнем каменистом береге камней, в ношении их на море и кидании в воду, дабы сделать от берега до острова каменную широкую плотину, которые они называли "мулею"». Так как глубины у этой части побережья достигали 30 саженей (более 60 м), то каторга эта стала Сизифовым трудом – зимние штормы уничтожали все, что делали рабочие за лето, и сооружение мола начиналось сызнова. За сорок лет непрерывной работы длина мола достигла двухсот саженей. Благодаря этому «благоприятному» обстоятельству Рогервик стал каторгой на весь XVIII век. В конечном счете «муля» в XIX веке была построена.
Каторжане работали и в рудниках, шахтах, на заводах, на строительстве. Они копали и таскали землю, валили и перевозили лес, забивали в землю сваи. Как долго каторжники работали при строительстве Петербурга, установить трудно, хотя следует признать, что в массовых масштабах их услугами пользовались только в первые годы возведения новой столицы, позже их труд был признан неэффективным.
При Петре I каторжников использовали, как уже сказано, в виде движущей силы галерного флота. Гребля считалась тяжелейшим делом. На каждую скамью (банку) сажали по пять-шесть гребцов, а всего на галере их было 100-130 человек. Гребцов к банке приковывали цепями. Гребля могла продолжаться без перерыва по многу часов. Чтобы не допустить обмороков от голода и усталости, гребцам клали в рот кусок хлеба, смоченный в вине. Обычно же на шее каторжников висел кусок пробки – кляп. Его засовывали в рот по особой команде «Кляп в рот», которую давали охранники. Делалось это для того, чтобы не допустить лишних разговоров. В руках охранника был бич, который он сразу же обрушивал на зазевавшегося или усталого каторжника. Его могли забить до смерти, а потом, расковав, выбросить за борт. С весны до осени гребцы спали под открытым небом, прикованные к банкам, а в шторм или в морском бою гибли вместе с галерой. Зимой каторжные жили в остроге, и их выводили на работы: они забивали сваи, таскали землю и камни.
В течение всего XVIII века каторжные работали на многочисленных промышленных предприятиях столицы. Государство передавало преступников предпринимателям для работ на мануфактурах. В то время труд и жизнь работных людей и каторжных были схожими. Тогдашние заводы и мануфактуры походили на тюрьмы, что легко позволяло использовать на работах там преступников.
Женщин-каторжанок на тяжелые работы в карьере или на стройке обычно не посылали не по гуманным соображениям, а потому, что для них там не было работы по силам. Преступниц отправляли на мануфактуру – прядильный двор – навечно или на несколько лет. Герцог Голштинский Карл Фридрих в 1723 году осматривал прядильный двор голландского купца Тамеса в Петербурге. Как пишет сопровождавший герцога Ф. В. Берхгольц, хозяин показал высокому гостю первую комнату, где за прялками сидело около тридцати исключительно молоденьких и хорошеньких, нарядно одетых женщин и девушек, приговоренных к десяти и более годам заключения, однако между ними виднелись и особы с вырванными ноздрями. На замужних женщинах гости увидели шапки из золотой и серебряной парчи с галуном! Берхгольц отмечает замечательную чистоту комнаты. Вместе с герцогом он любовался плясками, которые устроили девицы, причем на балалайке играла предшественница кавалерист-девицы Надежды Дуровой – женщина, которая тайно семь лет служила в драгунах, но потом была разоблачена и сослана на каторгу.
Вероятно, у голштинских гостей осталось замечательное впечатление о посещении этой мануфактуры, хотя вся экскурсия и самодеятельность была типичной показухой для иностранцев. На самом деле прядильный двор был самой тяжкой каторгой, где женщины работали непрерывно, как на галерах, спали прямо на полу, у своих прялок. Их плохо кормили и постоянно били надсмотрщики. Берхгольц, проходя из «концертной палаты» через одну из комнат прядильного двора, чуть не задохнулся от смрада, который оттуда шел («воняло почти нестерпимо»).
Для жилья каторжникам сооружали «каторжные дворы», или остроги. Они были и в Сибири, и в других местах. Сохранился рапорт А. Д. Меншикова Петру I из Петербурга за июль 1706 года: «Острог каторжным колодникам заложили». Речь идет об остроге на месте современной площади Труда. Позже острог перенесли на реку Пряжку, а в 1742 году – на Васильевский остров, к Галерной гавани. По-видимому, именно в этом остроге во время наводнения 1777 года погибло около 300 арестантов. Каторжный двор был и на Городской (Петроградской) стороне, и возле Литейного двора.
Жизнь каторжных подробно описывает Болотов: «Собственное жилище их… состоит в превеликом и толстом остроге, посредине которого построена превеликая и огромная связь (т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105