Тут же сидели удрученные Куприн, Пильский, Саша Диабели и Ярославцев.
Распахнулась дверь, и в номер ворвались Шарль Риго и франтик в диком возбуждении.
– Иван Михайлович! – с ходу завопил франтик. – Такая шкода, что вы и представить себе не можете! Эти байстрюки!
Вечно спокойный и невозмутимый Риго что-то вопил по-французски и потрясал кулаками.
– Тихо, Шурик! Тихо!.. – крикнул франтик. – Иван Михайлович! Они опечатали «фармашку» и не пускают нас его чинить! Как вам это нравится?!
– Кто опечатал? – потрясенно спросил Заикин и встал.
– Пташниковы! – закричал Риго и стал ругаться на своем родном языке.
– Братцы,.. – Заикин обвел глазами друзей и растерянно развел руками. – Как же это так, братцы? Что же мне теперь делать?
* * *
Несколько журналистов одесских газет под предводительством Пильского и Саши Диабели стояли в конторе Дмитрия Тимофеевича Пташникова и строчили в блокноты.
По всей вероятности, Дмитрий Тимофеевич решил не церемониться и говорил поэтому нормальным светским языком:
– Я решил покончить с воздухоплаванием.
– Почему бы вам не перекрасить Черное море? – злобно спросил Пильский.
– Это мое предприятие, и я волен продолжать его существование или закрыть. Так же как любой из моих магазинов.
– Чем вызвано подобное решение? – спросил Саша Диабели.
– Мне сейчас необходимо освободить и себя, и весь свой капитал для организации нового большого дела.
– Но ведь все ваши затраты на аэроплан и обучение Заикина возмещены. Его полеты приносят вам чистый доход, – сказал один из репортеров.
– Существует еще одна грань моего решения – моральная. Мне не хотелось бы выглядеть в глазах общества этаким купцом-эксплуататором прекрасного, смелого и уважаемого Ивана Михайловича Заикина...
– Тогда передайте Заикину безраздельные права на аэроплан и расторгните с ним контракт, – сказал Пильский.
– И рад бы, но не могу, – улыбнулся Пташников. – К сожалению, за ним существует зарегистрированный судебным приставом остаток долга в четыре тысячи рублей.
– А если общественность поможет господину Заикину возместить вам и этот долг – вы аннулируете договор? – спросил Пильский.
– Господа, я закрываю предприятие и не собираюсь делать никаких движений ни в ту, ни в другую сторону. Надеюсь, в своих репортажах вы не исказите смысл сказанного мною?
– Вы подлец! – крикнул Петр Осипович Пильский и в ярости выскочил за дверь.
– Прощайте, господа, – снисходительно улыбнулся Пташников и встал из-за стола.
* * *
Спустя некоторое время один из журналистов стоял в своей редакции, и редактор говорил ему:
– Не сходите с ума, Сема! Неужели вы думаете, что я буду сталкиваться лбом с Пташниковыми?! Что мы тогда будем кушать с вами, Сема? Вы об этом подумали?
* * *
Второму журналисту его редактор ответил так:
– Уберите все ваши авторские домыслы и выводы, и я напечатаю чистое интервью – вопросы и ответы. Причем учтите – в самом уважительном тоне. Только в уважительном!
* * *
Взбешенный Саша Диабсли выскочил из кабинета своего редактора с криком:
– Я давно хотел плюнуть на ваш паршивый листок! На мой век газет хватит! Получше вашей!
Вслед ему выскочил редактор и крикнул:
– Если вы будете поднимать кампании против уважаемых людей города, на вас и пипифакса не хватит! Босяк!
* * *
– Хорошо, Петя, – сказал четвертый редактор Петру Осиповичу Пильскому, – давай попробуем напечатать. Что из этого получится, кроме неприятностей, понятия не имею. Ты пойдешь под псевдонимом?
Маленький, худенький Пильский гордо выпятил грудку:
– Что?!
Редактор сдержал улыбку и сказал:
– Прости, пожалуйста.
Он поднял колокольчик и позвонил. В кабинет вошла сухопарая девица. Редактор передал ей рукопись Пильского и сказал:
– В набор.
* * *
В столовой дома Пташниковых вся семья пила чай. Сидел и Травин.
– Севастопольской военной школе летчиков срочно требуются аэропланы любых конструкций, – сказал Травин.
– Вот и продайте им наш аппарат за восемьдесят пять процентов изначальной стоимости, – сказал Дмитрий Тимофеевич. – Это примерно в три раза превысит сумму долга Заикина.
– Не очень ли дорого, дядя? – спросил один из племянников.
– Ко Христову дню яички всегда дороги, – сказала добрейшая старушка Анна Ивановна.
Пташников улыбнулся и погладил ее по пухленькой ручке.
– Там же одни обломки, – сказал другой племянник.
– Но это обломки аэроплана, а не забора, – жестко ответил Дмитрий Тимофеевич.
– Но если продажей этой рухляди вы перекроете долг Заикина в три раза, может быть, мы простим Ивану четыре тысячи? – спросил третий.
– Зачем же? – удивился Дмитрий Тимофеевич. – Мы слегка повременим, чтобы не восстанавливать против себя мнений, а через полгода... – Он повернулся к Травину: –...или того раньше начните взыскивать с него долг равными частями в судебном порядке.
– Слушаюсь, – ответил Травин.
– Грешить надо меньше, дорогие мои племяннички, – сказал Пташников, – тогда и на благотворительность не потянет!
– Кому еще вареньица положить? – спросила Анна Ивановна.
* * *
Наутро Саша Диабели и Петр Осипович Пильский шли по Дерибасовской.
– Почему я мог настоять на том, чтобы мой материал напечатали, а ты ограничился праведной истерикой и хлопнул дверью? – раздраженно говорил Пильский. – Меня уже сегодня читает вся Одесса, а ты так и будешь ходить со своей интеллигентной фигой в пустом кармане. Пожалуйста, смотри!
И Пильский показал Диабели на трех молодцеватых приказчиков, которые стояли у дверей какого то магазина и проглядывали газету.
– Я ручаюсь, что они читают мою статью! – гордо сказал Пильский. – И ручаюсь, что она вызовет необходимый резонанс!
Приказчики услышали голос Пильского и посмотрели в его сторону.
Пильский тщеславно улыбнулся им. Один из приказчиков поклонился и подошел к Пильскому и Диабели.
– Извините великодушно, – сказал приказчик и приподнял картуз. – Кто из вас будет господин Пильский?
Пильский торжествующе посмотрел на Диабели и сказал:
– Это я.
И тут же получил такой удар по физиономии, что отлетел чуть ли не на середину мостовой.
Саша бросился поднимать Пильского. Когда ему с великим трудом удалось поставить Петра Осиповича на ноги, уже не было никаких приказчиков, и дверь магазина была закрыта. А над магазином во всю длину висела вывеска: «Мануфактура бр. Пташниковых».
* * *
В одесском порту Заикин, Куприн, Ярославцев, Саша Диабели, франтик и Пильский провожали Шарля Риго во Францию.
У Петра Осиповича один глаз заплыл черно-голубовато-желтым цветом.
Собрались у пассажирского трапа, около вахтенного – молоденького французского матросика.
Неподалеку по грузовому трапу шли знакомые грузчики, сгибаясь под огромными тюками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Распахнулась дверь, и в номер ворвались Шарль Риго и франтик в диком возбуждении.
– Иван Михайлович! – с ходу завопил франтик. – Такая шкода, что вы и представить себе не можете! Эти байстрюки!
Вечно спокойный и невозмутимый Риго что-то вопил по-французски и потрясал кулаками.
– Тихо, Шурик! Тихо!.. – крикнул франтик. – Иван Михайлович! Они опечатали «фармашку» и не пускают нас его чинить! Как вам это нравится?!
– Кто опечатал? – потрясенно спросил Заикин и встал.
– Пташниковы! – закричал Риго и стал ругаться на своем родном языке.
– Братцы,.. – Заикин обвел глазами друзей и растерянно развел руками. – Как же это так, братцы? Что же мне теперь делать?
* * *
Несколько журналистов одесских газет под предводительством Пильского и Саши Диабели стояли в конторе Дмитрия Тимофеевича Пташникова и строчили в блокноты.
По всей вероятности, Дмитрий Тимофеевич решил не церемониться и говорил поэтому нормальным светским языком:
– Я решил покончить с воздухоплаванием.
– Почему бы вам не перекрасить Черное море? – злобно спросил Пильский.
– Это мое предприятие, и я волен продолжать его существование или закрыть. Так же как любой из моих магазинов.
– Чем вызвано подобное решение? – спросил Саша Диабели.
– Мне сейчас необходимо освободить и себя, и весь свой капитал для организации нового большого дела.
– Но ведь все ваши затраты на аэроплан и обучение Заикина возмещены. Его полеты приносят вам чистый доход, – сказал один из репортеров.
– Существует еще одна грань моего решения – моральная. Мне не хотелось бы выглядеть в глазах общества этаким купцом-эксплуататором прекрасного, смелого и уважаемого Ивана Михайловича Заикина...
– Тогда передайте Заикину безраздельные права на аэроплан и расторгните с ним контракт, – сказал Пильский.
– И рад бы, но не могу, – улыбнулся Пташников. – К сожалению, за ним существует зарегистрированный судебным приставом остаток долга в четыре тысячи рублей.
– А если общественность поможет господину Заикину возместить вам и этот долг – вы аннулируете договор? – спросил Пильский.
– Господа, я закрываю предприятие и не собираюсь делать никаких движений ни в ту, ни в другую сторону. Надеюсь, в своих репортажах вы не исказите смысл сказанного мною?
– Вы подлец! – крикнул Петр Осипович Пильский и в ярости выскочил за дверь.
– Прощайте, господа, – снисходительно улыбнулся Пташников и встал из-за стола.
* * *
Спустя некоторое время один из журналистов стоял в своей редакции, и редактор говорил ему:
– Не сходите с ума, Сема! Неужели вы думаете, что я буду сталкиваться лбом с Пташниковыми?! Что мы тогда будем кушать с вами, Сема? Вы об этом подумали?
* * *
Второму журналисту его редактор ответил так:
– Уберите все ваши авторские домыслы и выводы, и я напечатаю чистое интервью – вопросы и ответы. Причем учтите – в самом уважительном тоне. Только в уважительном!
* * *
Взбешенный Саша Диабсли выскочил из кабинета своего редактора с криком:
– Я давно хотел плюнуть на ваш паршивый листок! На мой век газет хватит! Получше вашей!
Вслед ему выскочил редактор и крикнул:
– Если вы будете поднимать кампании против уважаемых людей города, на вас и пипифакса не хватит! Босяк!
* * *
– Хорошо, Петя, – сказал четвертый редактор Петру Осиповичу Пильскому, – давай попробуем напечатать. Что из этого получится, кроме неприятностей, понятия не имею. Ты пойдешь под псевдонимом?
Маленький, худенький Пильский гордо выпятил грудку:
– Что?!
Редактор сдержал улыбку и сказал:
– Прости, пожалуйста.
Он поднял колокольчик и позвонил. В кабинет вошла сухопарая девица. Редактор передал ей рукопись Пильского и сказал:
– В набор.
* * *
В столовой дома Пташниковых вся семья пила чай. Сидел и Травин.
– Севастопольской военной школе летчиков срочно требуются аэропланы любых конструкций, – сказал Травин.
– Вот и продайте им наш аппарат за восемьдесят пять процентов изначальной стоимости, – сказал Дмитрий Тимофеевич. – Это примерно в три раза превысит сумму долга Заикина.
– Не очень ли дорого, дядя? – спросил один из племянников.
– Ко Христову дню яички всегда дороги, – сказала добрейшая старушка Анна Ивановна.
Пташников улыбнулся и погладил ее по пухленькой ручке.
– Там же одни обломки, – сказал другой племянник.
– Но это обломки аэроплана, а не забора, – жестко ответил Дмитрий Тимофеевич.
– Но если продажей этой рухляди вы перекроете долг Заикина в три раза, может быть, мы простим Ивану четыре тысячи? – спросил третий.
– Зачем же? – удивился Дмитрий Тимофеевич. – Мы слегка повременим, чтобы не восстанавливать против себя мнений, а через полгода... – Он повернулся к Травину: –...или того раньше начните взыскивать с него долг равными частями в судебном порядке.
– Слушаюсь, – ответил Травин.
– Грешить надо меньше, дорогие мои племяннички, – сказал Пташников, – тогда и на благотворительность не потянет!
– Кому еще вареньица положить? – спросила Анна Ивановна.
* * *
Наутро Саша Диабели и Петр Осипович Пильский шли по Дерибасовской.
– Почему я мог настоять на том, чтобы мой материал напечатали, а ты ограничился праведной истерикой и хлопнул дверью? – раздраженно говорил Пильский. – Меня уже сегодня читает вся Одесса, а ты так и будешь ходить со своей интеллигентной фигой в пустом кармане. Пожалуйста, смотри!
И Пильский показал Диабели на трех молодцеватых приказчиков, которые стояли у дверей какого то магазина и проглядывали газету.
– Я ручаюсь, что они читают мою статью! – гордо сказал Пильский. – И ручаюсь, что она вызовет необходимый резонанс!
Приказчики услышали голос Пильского и посмотрели в его сторону.
Пильский тщеславно улыбнулся им. Один из приказчиков поклонился и подошел к Пильскому и Диабели.
– Извините великодушно, – сказал приказчик и приподнял картуз. – Кто из вас будет господин Пильский?
Пильский торжествующе посмотрел на Диабели и сказал:
– Это я.
И тут же получил такой удар по физиономии, что отлетел чуть ли не на середину мостовой.
Саша бросился поднимать Пильского. Когда ему с великим трудом удалось поставить Петра Осиповича на ноги, уже не было никаких приказчиков, и дверь магазина была закрыта. А над магазином во всю длину висела вывеска: «Мануфактура бр. Пташниковых».
* * *
В одесском порту Заикин, Куприн, Ярославцев, Саша Диабели, франтик и Пильский провожали Шарля Риго во Францию.
У Петра Осиповича один глаз заплыл черно-голубовато-желтым цветом.
Собрались у пассажирского трапа, около вахтенного – молоденького французского матросика.
Неподалеку по грузовому трапу шли знакомые грузчики, сгибаясь под огромными тюками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29