Но если она сейчас не взрывается изнутри, не выплескивается наружу, то, вероятно, в этот момент присутствует еще более могучее ощущение – сознание Исполненной Справедливости! Как бы это ни выглядело со стороны…
* * *
– Я не уверен, Владимир Владимирович, что в тот момент Лидочка рассуждала именно так – логически выстраивая сиюсекундную линию психологического поведения Толика Самошникова. Но то, что она чувствовала это подсознательно, за это я вам ручаюсь! В конце концов, спустя несколько лет она сама говорила мне об этом… – сказал мне Ангел.
– Дальше… – еле выдохнул я.
* * *
…Свет в гараже потушили, дверь оставили незапертой и ушли напрямик, через забор научно-исследовательского института.
В квартиру Самошниковых явились к одиннадцати.
– Пойду руки помою, – смущенно сказал Толик и заперся в ванной.
Через тонкую дверь Лидочка слышала, как его рвало. Выворачивало наизнанку…
Позже слышала, как Толик глухо и надрывно рыдал, наверное, зарывшись лицом в старый махровый халат своей бабушки – Любови Абрамовны. Уж как Толик не хотел, чтобы Лидочка слышала его рыдания!.. А они все рвались и рвались у него из груди…
Потом затих. Пустил душ… Наверное, стал раздеваться.
А Лидочка Петрова стояла, смотрела на две некрасивые крематорские урны с прахом Сергея Алексеевича и Любови Абрамовны и думала о том, что вполне может не получиться похоронить эти урны в деревне Виша, в доме, который подарил Толику Самошникову старый друг их семьи – дядя Ваня Лепехин. А Толик так хотел этого… Потому и упросил мать оставить урны пока в доме. Он, дескать, освободится, переедут они в деревню, а там в саду и похоронят. Чтобы всегда были рядом.
А вот если теперь все откроется и они оба попадут в тюрьму?..
Но в эту секунду из-за двери ванной раздался голос Толика:
– Лидуня! Принеси чистое полотенце. И трусики. Они лежат…
– Знаю я, где они лежат! – крикнула ему Лидочка.
… Из ванной Толик вышел в одних трусах и в бабушкиных шлепанцах. Прилизанный, розовый, с запухшими веками. Одежду нес в руках.
– Так душно в ванной, не продохнуть, – сказал Толик, отводя глаза в сторону. – Пойду к бабуле, там оденусь…
– Подожди! – вдруг решительно и нервно сказала Лидочка. – Подожди ты одеваться!..
Она подошла к нему вплотную, обняла, прижала к себе его сильное, тренированное, мальчишеское тело и, целуя его в шею, глаза, нос, плечи, зашептала срывающимся голосом:
– Толик… Миленький мой! Любимый!.. Давай поженимся!.. По-настоящему… Ну пожалуйста, давай поженимся! Я умру без тебя…
– Ты что, Лидка?! – опешил Толик. – Кто же нам разрешит?! Нам же еще столько ждать надо…
– Да наплевать!.. Наплевать мне… Я не могу ждать! Мы через неделю уже в тюрьме сидеть будем за этого Зайца… Я не хочу ждать! Не хочу, чтобы кто-то другой!.. Я только с тобой хочу… – бормотала Лидочка, тащила Толика к дивану и на ходу лихорадочно стаскивала через голову свитер, маечку, срывала с себя свой дурацкий лифчик. – Расстегни сзади! Помоги, Толинька… Пусть все будет по-взрослому! Я с тобой хочу быть всегда. Ты меня любишь? Ты любишь меня, скажи, Толинька, Натанчик ты мой родненький?! Ну, давай… Давай, не бойся! Я все вытерплю… Я даже не крикну, Толька! Не думай ни о чем, Толинька-а-а!..
* * *
Спустя час одетая и причесанная Лидочка позвонила домой.
– Ты где шляешься? – закричал Николай Дмитриевич. – Хочешь, чтобы я тебя выдрал как Сидорову козу?!!
– Не кричи, – строго сказала ему Лидочка. – Так надо было. Мама дома?
Что-то в голосе дочери заставило подполковника милиции сбавить тон:
– Нету мамы! К счастью… На дне рождения у тети Вали. А то бы она уже с ума сошла!..
– Очень хорошо, – сказала Лидочка. – Оставь ей записку, что я с тобой. Придумай, что хочешь. А сам одевайся и иди к Самошниковым.
– Что случилось?
– Папуль, все потом. А сейчас мы ждем тебя здесь.
– «Мы»?!
– Да. И документы не забудь.
– Какие еще документы? – не понял Николай Дмитриевич.
– Права водительские, «ксиву» свою, как ты сам ее называешь! – уже раздраженно пояснила Лидочка. – И не задерживайся, пап.
Во втором часу ночи самошниковский «Запорожец» мчался по пустынному загородному шоссе к колонии «усиленного режима».
За рулем сидел подполковник милиции Петров. Рядом – дочь Лидочка. Сзади, накрытый с головой клетчатым пледом, лежал Толик Самошников.
– Ты понимаешь, что пролетаешь мимо амнистии, как фанера над Парижем?! – нервничал Николай Дмитриевич. – А за побег тебе еще и срок добавят! И будешь ты сидеть, как цуцик, с последующим переводом во взрослую колонию. А там…
– Мы должны были увидеться, дядя Коля! – донеслось из-под пледа. – Иначе…
– Что «иначе», что «иначе»? Вам вот-вот по четырнадцать, а мозги у вас, как…
– Как у взрослых, – резко прервала его Лидочка. – Только вы с мамой к этому никак привыкнуть не можете! И не гони так. Впереди – пост ГАИ.
– Ты-то откуда знаешь?! – окрысился на нее отец.
– Я столько раз уже проехала по этой дороге на этой же машине с Сергеем Алексеевичем или с Фи-рочкой Анатольевной, что все ваши милицейские заморочки знаю на этой трассе. То, кретины, в кустах прячутся, то за трюндель готовы паровоз остановить!
– Ну, знаешь!.. – Подполковник милиции понятия не имел, что нужно сказать в ответ, но скорость сбавил.
На КП их остановили. Откозыряли подполковничьему удостоверению, удивились такому автомобилю при такой должности, льстиво похихикали и пожелали счастливого пути.
Петров снова разогнал «Запорожец» чуть ли не до ста километров в час и попросил:
– Толька… Ответь мне на один вопрос…
– Без проблем, дядя Коля, – ответил Толик из-под пледа.
– На что ты надеялся, когда рванул в Ленинград? Что не хватятся? Да? Тебя уже наверняка в розыск объявили!..
– На пацанов надеялся. Обещали прикрыть. И потом… Дядя Коля, я был обязан сегодня быть в Ленинграде!
– Да, – подтвердила Лидочка.
– Перед кем обязан? Перед ней? – в отчаянии закричал Петров и даже дал легкий подзатыльник сидящей рядом Лидочке. – Так она бы все равно никуда от тебя не делась! Что же мы с матерью, слепые, что ли?! Обязан он был…
Но Лидочка совсем не обиделась на отцовский подзатыльник.
Наоборот, она наклонилась к рулю, поцеловала правую отцовскую руку и ласково потерлась носом и щекой о его плечо.
Толик лежал под пледом, ничего этого не видел. Поэтому сказал жестко, вызывающе:
– Да, был обязан… Перед Лидкой, перед мамой, перед самим собой. Перед дедом, бабулей, отцом…
– Ну ладно, ладно, – смутился Петров. – Ты на меня-то не напрыгивай! Ничего я такого не сказал. Я же за тебя боюсь.
– Спасибо, па, – сказала ему Лидочка. – Мы теперь на всю жизнь одна семья. А своих закладывать – последнее дело…
Вспомнила висящего в гараже скрюченного мертвого Зайца и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
* * *
– Я не уверен, Владимир Владимирович, что в тот момент Лидочка рассуждала именно так – логически выстраивая сиюсекундную линию психологического поведения Толика Самошникова. Но то, что она чувствовала это подсознательно, за это я вам ручаюсь! В конце концов, спустя несколько лет она сама говорила мне об этом… – сказал мне Ангел.
– Дальше… – еле выдохнул я.
* * *
…Свет в гараже потушили, дверь оставили незапертой и ушли напрямик, через забор научно-исследовательского института.
В квартиру Самошниковых явились к одиннадцати.
– Пойду руки помою, – смущенно сказал Толик и заперся в ванной.
Через тонкую дверь Лидочка слышала, как его рвало. Выворачивало наизнанку…
Позже слышала, как Толик глухо и надрывно рыдал, наверное, зарывшись лицом в старый махровый халат своей бабушки – Любови Абрамовны. Уж как Толик не хотел, чтобы Лидочка слышала его рыдания!.. А они все рвались и рвались у него из груди…
Потом затих. Пустил душ… Наверное, стал раздеваться.
А Лидочка Петрова стояла, смотрела на две некрасивые крематорские урны с прахом Сергея Алексеевича и Любови Абрамовны и думала о том, что вполне может не получиться похоронить эти урны в деревне Виша, в доме, который подарил Толику Самошникову старый друг их семьи – дядя Ваня Лепехин. А Толик так хотел этого… Потому и упросил мать оставить урны пока в доме. Он, дескать, освободится, переедут они в деревню, а там в саду и похоронят. Чтобы всегда были рядом.
А вот если теперь все откроется и они оба попадут в тюрьму?..
Но в эту секунду из-за двери ванной раздался голос Толика:
– Лидуня! Принеси чистое полотенце. И трусики. Они лежат…
– Знаю я, где они лежат! – крикнула ему Лидочка.
… Из ванной Толик вышел в одних трусах и в бабушкиных шлепанцах. Прилизанный, розовый, с запухшими веками. Одежду нес в руках.
– Так душно в ванной, не продохнуть, – сказал Толик, отводя глаза в сторону. – Пойду к бабуле, там оденусь…
– Подожди! – вдруг решительно и нервно сказала Лидочка. – Подожди ты одеваться!..
Она подошла к нему вплотную, обняла, прижала к себе его сильное, тренированное, мальчишеское тело и, целуя его в шею, глаза, нос, плечи, зашептала срывающимся голосом:
– Толик… Миленький мой! Любимый!.. Давай поженимся!.. По-настоящему… Ну пожалуйста, давай поженимся! Я умру без тебя…
– Ты что, Лидка?! – опешил Толик. – Кто же нам разрешит?! Нам же еще столько ждать надо…
– Да наплевать!.. Наплевать мне… Я не могу ждать! Мы через неделю уже в тюрьме сидеть будем за этого Зайца… Я не хочу ждать! Не хочу, чтобы кто-то другой!.. Я только с тобой хочу… – бормотала Лидочка, тащила Толика к дивану и на ходу лихорадочно стаскивала через голову свитер, маечку, срывала с себя свой дурацкий лифчик. – Расстегни сзади! Помоги, Толинька… Пусть все будет по-взрослому! Я с тобой хочу быть всегда. Ты меня любишь? Ты любишь меня, скажи, Толинька, Натанчик ты мой родненький?! Ну, давай… Давай, не бойся! Я все вытерплю… Я даже не крикну, Толька! Не думай ни о чем, Толинька-а-а!..
* * *
Спустя час одетая и причесанная Лидочка позвонила домой.
– Ты где шляешься? – закричал Николай Дмитриевич. – Хочешь, чтобы я тебя выдрал как Сидорову козу?!!
– Не кричи, – строго сказала ему Лидочка. – Так надо было. Мама дома?
Что-то в голосе дочери заставило подполковника милиции сбавить тон:
– Нету мамы! К счастью… На дне рождения у тети Вали. А то бы она уже с ума сошла!..
– Очень хорошо, – сказала Лидочка. – Оставь ей записку, что я с тобой. Придумай, что хочешь. А сам одевайся и иди к Самошниковым.
– Что случилось?
– Папуль, все потом. А сейчас мы ждем тебя здесь.
– «Мы»?!
– Да. И документы не забудь.
– Какие еще документы? – не понял Николай Дмитриевич.
– Права водительские, «ксиву» свою, как ты сам ее называешь! – уже раздраженно пояснила Лидочка. – И не задерживайся, пап.
Во втором часу ночи самошниковский «Запорожец» мчался по пустынному загородному шоссе к колонии «усиленного режима».
За рулем сидел подполковник милиции Петров. Рядом – дочь Лидочка. Сзади, накрытый с головой клетчатым пледом, лежал Толик Самошников.
– Ты понимаешь, что пролетаешь мимо амнистии, как фанера над Парижем?! – нервничал Николай Дмитриевич. – А за побег тебе еще и срок добавят! И будешь ты сидеть, как цуцик, с последующим переводом во взрослую колонию. А там…
– Мы должны были увидеться, дядя Коля! – донеслось из-под пледа. – Иначе…
– Что «иначе», что «иначе»? Вам вот-вот по четырнадцать, а мозги у вас, как…
– Как у взрослых, – резко прервала его Лидочка. – Только вы с мамой к этому никак привыкнуть не можете! И не гони так. Впереди – пост ГАИ.
– Ты-то откуда знаешь?! – окрысился на нее отец.
– Я столько раз уже проехала по этой дороге на этой же машине с Сергеем Алексеевичем или с Фи-рочкой Анатольевной, что все ваши милицейские заморочки знаю на этой трассе. То, кретины, в кустах прячутся, то за трюндель готовы паровоз остановить!
– Ну, знаешь!.. – Подполковник милиции понятия не имел, что нужно сказать в ответ, но скорость сбавил.
На КП их остановили. Откозыряли подполковничьему удостоверению, удивились такому автомобилю при такой должности, льстиво похихикали и пожелали счастливого пути.
Петров снова разогнал «Запорожец» чуть ли не до ста километров в час и попросил:
– Толька… Ответь мне на один вопрос…
– Без проблем, дядя Коля, – ответил Толик из-под пледа.
– На что ты надеялся, когда рванул в Ленинград? Что не хватятся? Да? Тебя уже наверняка в розыск объявили!..
– На пацанов надеялся. Обещали прикрыть. И потом… Дядя Коля, я был обязан сегодня быть в Ленинграде!
– Да, – подтвердила Лидочка.
– Перед кем обязан? Перед ней? – в отчаянии закричал Петров и даже дал легкий подзатыльник сидящей рядом Лидочке. – Так она бы все равно никуда от тебя не делась! Что же мы с матерью, слепые, что ли?! Обязан он был…
Но Лидочка совсем не обиделась на отцовский подзатыльник.
Наоборот, она наклонилась к рулю, поцеловала правую отцовскую руку и ласково потерлась носом и щекой о его плечо.
Толик лежал под пледом, ничего этого не видел. Поэтому сказал жестко, вызывающе:
– Да, был обязан… Перед Лидкой, перед мамой, перед самим собой. Перед дедом, бабулей, отцом…
– Ну ладно, ладно, – смутился Петров. – Ты на меня-то не напрыгивай! Ничего я такого не сказал. Я же за тебя боюсь.
– Спасибо, па, – сказала ему Лидочка. – Мы теперь на всю жизнь одна семья. А своих закладывать – последнее дело…
Вспомнила висящего в гараже скрюченного мертвого Зайца и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74