Тем более что он находится в пятидесяти метрах отсюда. Достаточно перейти улицу.
– Так точно, – подтвердил Невинный. – Вот видите огрудек за воротами? А в нем такой домик – будьте-нате, товарищ подполковник! Воздушку протянем, телефончик поставим и... Вот пойдемте, я вам покажу. Там комнат пятнадцать, и всего один старик живет. Все и разместимся. Не строевой ведь батальон, а медицинский...
И Невинный повел всех через мощенную диабазом уличку к высоким железным, несколько вычурным воротам в середине длинного, во весь квартал, красивого каменного забора, из-за которого торчали густо посаженные деревья с еще голыми безлистными ветвями...
Они долго рассматривали старинный роскошный особняк с огромной кухней внизу, узкими лестницами из черного дерева, ведущими на второй этаж, анфиладами комнат с дополнительными отдельными входами и общим залом в первом этаже.
В доме было почти все цело, и только легкие следы поспешного бегства напоминали о том, что хозяев тут нет, а сопровождающий медицинско-комендантскую группу старик – не более чем служащий в этом доме.
Зайцев перекинулся парой слов с этим стариком и уже чувствовал себя хозяином положения, предлагая свои варианты расселения медперсонала.
– Кому принадлежал дом? – спросил Станишевский у старика.
– Отставному генералу барону фон Бризену, пан капитан, – коротко поклонившись Анджею, ответил старик.
Он был высок, сухощав, и в его манере коротко, не сгибая спины, кланяться, отвечая на вопрос, чувствовалось достоинство старого военного служаки. Ему было не менее семидесяти лет.
Станишевский вгляделся в лицо старика и подумал о том, что этого человека он где-то совсем недавно видел. Они встретились глазами, и старик снова легко наклонил голову, отвечая на незаданный вопрос Стапишевского.
– Пан капитан видел меня в офлаге три часа тому назад. Я переводил речь вашего генерала на итальянский язык.
– Ну что ж... – кисло проговорил начмед, – я думаю, что вам здесь будет удобно.
– Обратно же комендатура недалеко, – пропела Зинка.
– Уймись! – одернула ее Васильева.
– Старика этого можете держать при себе, – сказал Валера. – Он и по-немецки шпрехает.
Зайцев по-свойски хлопнул старика по спине и крикнул ему по-польски:
– Пан добже разуме по-немецку?
– Так ест, проше пана , – поклонился старик.
– Он тут на них лет двадцать вкалывал, – объяснил всем Валера нормальным голосом и снова закричал старику, который стоял к нему ближе всех остальных: – Иле пан працевалось в немчех?
– Кавал часу... Двадесча тши лята, проше пана, – ответил старик и вдруг сказал неожиданно на превосходном русском языке: – И не кричите так, пожалуйста. Я прекрасно слышу.
На секунду все опешили. Валера Зайцев первым пришел в себя и железной хваткой сгреб старика за отвороты куртки.
– Ты мне тут спектакли не разыгрывай! Фамилия?
Но этого старика испугать, видимо, было трудно. Не сопротивляясь, он просто поморщился от неудобства.
– По-немецки или по-польски?
– А у вас две фамилии? – немедленно спросил Анджей.
– Да, – ответил старик. – Отпустите меня, пожалуйста. Вы делаете мне больно.
– Отпусти его, – сказал Станишевский Зайцеву.
Валера нехотя выпустил старика. Тот спокойно одернул на себе помятую куртку.
– Здесь все, даже исконно польское, имело немецкие названия. По-польски я – Збигнев Дмоховский.
– Ну а кто ты был по-немецки, мы еще выясним, – пообещал ему Зайцев. – Через особый отдел, а еще лучше – через контрразведку крутанем...
Начмед дивизии был не на шутку испуган. Но Васильева отодвинула Валеру в сторону и неприязненно сказала ему:
– Да погоди ты, Зайцев... Что это у вас, у мужиков, одна и та же болезнь на всех?! Как власть дадут вам в руки, так вы дуреете прямо. Мне вот, например, переводчик нужен. У меня четырнадцать раненых фрицев лежат. Из них – шесть тяжелых... Час тому назад один кончился. Не могли понять, что он там бормочет. Я с ними без переводчика как без рук...
– Пожалуйста, товарищ майор, – согласился Зайцев. – Только потом, если что случится... В конце концов, тут ваш непосредственный начальник – товарищ подполковник...
Подполковник был здесь человеком новым. Он прибыл в дивизию на должность начмеда лишь два месяца тому назад и еще недостаточно уяснил для себя внутреннюю расстановку сил. Однако, будучи человеком опытным и осторожным, он решил, что уверенная и свободная манера держать себя в любой обстановке, некоторая излишняя резкость в суждениях и оценках майора Васильевой наверняка поддерживаются чьим-то сильным покровительством «сверху». Будто бы ей, Васильевой, что-то такое известно, чего ему, ее непосредственному начальнику, знать не положено. Ничего удивительного – женщина одинокая, привлекательная, а большие командиры – тоже люди, тоже человеки. Хорошо еще, что она специалист отменный. А была бы на ее месте какая-нибудь – таких дров наломала бы...
Тем не менее подполковник счел своим долгом отвести Васильеву в угол и прошептать ей, что такими вещами не шутят – он показал глазами на старика Дмоховского – и он на себя ответственности взять не может.
– Ну давайте под мою ответственность, – усмехнулась Васильева и закурила. – Вам так удобнее?
Подполковник представил себе весь командный состав дивизии и подумал: «Интересно, с кем же у нее шуры-муры?..»
К пятнадцати ноль-ноль замок был разминирован. Не осталось ни единого непроверенного угла, ни одной неосмотренной лестнички. Замок был выстроен в конце четырнадцатого века и окружен крепостной стеной, сооруженной несколько позже. Весь ансамбль с характерными для польского средневековья остроконечными башенками по всей крепостной стене, с бойницами, угрюмо и слепо зияющими своими пустыми глазницами из под таких косых черепичных скатов, что на них и кошке не удержаться, с большим внутренним двором, выложенным серыми каменными плитами, напоминал знаменитый краковский Барбакан и Флорианские ворота.
Попасть в замок можно было только через двор, сквозь единственные ворота в крепостной стене, а там, дальше, уже во внутренние покои – через две могучие, окованные черным железом двери мореного дуба. Одна дверь вела в правую часть замка, вторая – в левую. Широкие лестничные марши со старыми ступеньками шли наверх пологими полукружьями и там сходились в одно большое мрачное помещение с высоченными стенами из грубого, почти не отесанного камня. Столетиями закопченный потолок из толстенных дубовых брусьев был почти не освещен. От длинных узких окон свет попадал только на пол и лишь к вечеру с трудом доползал до середины стен, да так на них и угасал, не дотянув до потолка.
В ознаменование освобождения города и по случаю вселения штабов польской и русской дивизий в замок было решено устроить торжественный обед для командного состава с приглашением освобожденных из плена старших офицеров союзных войск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Так точно, – подтвердил Невинный. – Вот видите огрудек за воротами? А в нем такой домик – будьте-нате, товарищ подполковник! Воздушку протянем, телефончик поставим и... Вот пойдемте, я вам покажу. Там комнат пятнадцать, и всего один старик живет. Все и разместимся. Не строевой ведь батальон, а медицинский...
И Невинный повел всех через мощенную диабазом уличку к высоким железным, несколько вычурным воротам в середине длинного, во весь квартал, красивого каменного забора, из-за которого торчали густо посаженные деревья с еще голыми безлистными ветвями...
Они долго рассматривали старинный роскошный особняк с огромной кухней внизу, узкими лестницами из черного дерева, ведущими на второй этаж, анфиладами комнат с дополнительными отдельными входами и общим залом в первом этаже.
В доме было почти все цело, и только легкие следы поспешного бегства напоминали о том, что хозяев тут нет, а сопровождающий медицинско-комендантскую группу старик – не более чем служащий в этом доме.
Зайцев перекинулся парой слов с этим стариком и уже чувствовал себя хозяином положения, предлагая свои варианты расселения медперсонала.
– Кому принадлежал дом? – спросил Станишевский у старика.
– Отставному генералу барону фон Бризену, пан капитан, – коротко поклонившись Анджею, ответил старик.
Он был высок, сухощав, и в его манере коротко, не сгибая спины, кланяться, отвечая на вопрос, чувствовалось достоинство старого военного служаки. Ему было не менее семидесяти лет.
Станишевский вгляделся в лицо старика и подумал о том, что этого человека он где-то совсем недавно видел. Они встретились глазами, и старик снова легко наклонил голову, отвечая на незаданный вопрос Стапишевского.
– Пан капитан видел меня в офлаге три часа тому назад. Я переводил речь вашего генерала на итальянский язык.
– Ну что ж... – кисло проговорил начмед, – я думаю, что вам здесь будет удобно.
– Обратно же комендатура недалеко, – пропела Зинка.
– Уймись! – одернула ее Васильева.
– Старика этого можете держать при себе, – сказал Валера. – Он и по-немецки шпрехает.
Зайцев по-свойски хлопнул старика по спине и крикнул ему по-польски:
– Пан добже разуме по-немецку?
– Так ест, проше пана , – поклонился старик.
– Он тут на них лет двадцать вкалывал, – объяснил всем Валера нормальным голосом и снова закричал старику, который стоял к нему ближе всех остальных: – Иле пан працевалось в немчех?
– Кавал часу... Двадесча тши лята, проше пана, – ответил старик и вдруг сказал неожиданно на превосходном русском языке: – И не кричите так, пожалуйста. Я прекрасно слышу.
На секунду все опешили. Валера Зайцев первым пришел в себя и железной хваткой сгреб старика за отвороты куртки.
– Ты мне тут спектакли не разыгрывай! Фамилия?
Но этого старика испугать, видимо, было трудно. Не сопротивляясь, он просто поморщился от неудобства.
– По-немецки или по-польски?
– А у вас две фамилии? – немедленно спросил Анджей.
– Да, – ответил старик. – Отпустите меня, пожалуйста. Вы делаете мне больно.
– Отпусти его, – сказал Станишевский Зайцеву.
Валера нехотя выпустил старика. Тот спокойно одернул на себе помятую куртку.
– Здесь все, даже исконно польское, имело немецкие названия. По-польски я – Збигнев Дмоховский.
– Ну а кто ты был по-немецки, мы еще выясним, – пообещал ему Зайцев. – Через особый отдел, а еще лучше – через контрразведку крутанем...
Начмед дивизии был не на шутку испуган. Но Васильева отодвинула Валеру в сторону и неприязненно сказала ему:
– Да погоди ты, Зайцев... Что это у вас, у мужиков, одна и та же болезнь на всех?! Как власть дадут вам в руки, так вы дуреете прямо. Мне вот, например, переводчик нужен. У меня четырнадцать раненых фрицев лежат. Из них – шесть тяжелых... Час тому назад один кончился. Не могли понять, что он там бормочет. Я с ними без переводчика как без рук...
– Пожалуйста, товарищ майор, – согласился Зайцев. – Только потом, если что случится... В конце концов, тут ваш непосредственный начальник – товарищ подполковник...
Подполковник был здесь человеком новым. Он прибыл в дивизию на должность начмеда лишь два месяца тому назад и еще недостаточно уяснил для себя внутреннюю расстановку сил. Однако, будучи человеком опытным и осторожным, он решил, что уверенная и свободная манера держать себя в любой обстановке, некоторая излишняя резкость в суждениях и оценках майора Васильевой наверняка поддерживаются чьим-то сильным покровительством «сверху». Будто бы ей, Васильевой, что-то такое известно, чего ему, ее непосредственному начальнику, знать не положено. Ничего удивительного – женщина одинокая, привлекательная, а большие командиры – тоже люди, тоже человеки. Хорошо еще, что она специалист отменный. А была бы на ее месте какая-нибудь – таких дров наломала бы...
Тем не менее подполковник счел своим долгом отвести Васильеву в угол и прошептать ей, что такими вещами не шутят – он показал глазами на старика Дмоховского – и он на себя ответственности взять не может.
– Ну давайте под мою ответственность, – усмехнулась Васильева и закурила. – Вам так удобнее?
Подполковник представил себе весь командный состав дивизии и подумал: «Интересно, с кем же у нее шуры-муры?..»
К пятнадцати ноль-ноль замок был разминирован. Не осталось ни единого непроверенного угла, ни одной неосмотренной лестнички. Замок был выстроен в конце четырнадцатого века и окружен крепостной стеной, сооруженной несколько позже. Весь ансамбль с характерными для польского средневековья остроконечными башенками по всей крепостной стене, с бойницами, угрюмо и слепо зияющими своими пустыми глазницами из под таких косых черепичных скатов, что на них и кошке не удержаться, с большим внутренним двором, выложенным серыми каменными плитами, напоминал знаменитый краковский Барбакан и Флорианские ворота.
Попасть в замок можно было только через двор, сквозь единственные ворота в крепостной стене, а там, дальше, уже во внутренние покои – через две могучие, окованные черным железом двери мореного дуба. Одна дверь вела в правую часть замка, вторая – в левую. Широкие лестничные марши со старыми ступеньками шли наверх пологими полукружьями и там сходились в одно большое мрачное помещение с высоченными стенами из грубого, почти не отесанного камня. Столетиями закопченный потолок из толстенных дубовых брусьев был почти не освещен. От длинных узких окон свет попадал только на пол и лишь к вечеру с трудом доползал до середины стен, да так на них и угасал, не дотянув до потолка.
В ознаменование освобождения города и по случаю вселения штабов польской и русской дивизий в замок было решено устроить торжественный обед для командного состава с приглашением освобожденных из плена старших офицеров союзных войск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68