Это Тимурчик мне прочитал.
Около автобуса аккуратными рядами стояли самые различные чемоданы. На тротуар их подвозили из глубины отеля на больших тележках два типа в лиловой униформе и с генеральскими фуражками на головах. Один – черный, второй – смуглый. Оба – с радиотелефонами. Ну надо же! У нас в России это признак значительности, а тут швейцары и подносчики багажа с такими телефонами шастают…
В багажное отделение автобуса чемоданы загружал как-то одному ему известным способом сам водитель этого автобуса, толстый Человек средних лет, Кевин Стивене, друг-приятель семьи Истлейк.
Я вообще заметил, что в Нью-Йорке очень много толстых Людей. Особенно среди черных Женщин и Белых мужчин.
Кевин Стивене так обрадовался, когда увидел нас с Тимуром, что бросил, к чертям собачьим, погрузку чемоданов, затащил нас в автобус и заставил нас немедленно съесть по огромному куску яблочного пирога с кленовым сиропом! Приговаривая, что, если его жена, миссис Дороти Стивене, узнает, что Тим недоел хотя бы маленький кусочек этого пирога, который она делала специально для него, – обида будет на всю жизнь!..
Мы смолотили пирог за милую душу, и только после этого Кевин снова пошел загружать чемоданы.
Тут же из отеля "Веллингтон" под красно-золотой навес у главного входа стали кучковаться и шведские хозяева этих чемоданов, пожилые, степенные, ухоженные старушки с тщательно завитыми серебряными головками и старики в легкомысленных туристских шляпченках с мордами старых дровосеков и строительных рабочих.
Я попросил Тимурчика не говорить мистеру Стивенсу о моей способности вступать в КОНТАКТ. Безумно хотелось спать, а не трепаться всю дорогу с милым, но все-таки посторонним мне Человеком. Ночь у меня была тяжелая, с визитом к Мадам, с небольшими Кото-Крысиными разборками, с назначением Хемфри временно исполняющим обязанности Старшего Кота на время моего отсутствия, с коротким, но бурным трахом с парочкой малознакомых Кошек, ибо моя Беленькая и Пушистенькая никак не могла вырваться из-под крова мистера Могилевского. Он обычно рано ложится спать… Ну, и так далее. Короче, мой недосып прямо валил меня с ног!
Потом Тимур поцеловал меня в мою мохнатую щеку и пожал мне лапу, а я облизал всю его физиономию, носившую следы остатков кленового сиропа. И мы распрощались. Тим еще надеялся успеть к третьему уроку. Наврет что-нибудь мистеру Хьюзу или, наоборот, скажет чистейшую правду – и будет прощен.
Я забрался на последнее сиденье – Кевин сказал, что оно будет свободно, – и улегся. Рядом был вход в автобусный туалет, а неподалеку стоял здоровенный пластмассовый ящик, весь набитый колотым льдом. А уже во льду было напихано невероятное количество банок с пивом, кока-колой и маленьких бутылочек с минеральной водой.
Я еще слышал, как Кевин запирал багажные отделения, как без всякой суетни рассаживались по своим местам старенькие шведы, как Кевин подошел ко мне и спросил:
– Ну, как? Устроился?
И я, кретин, чуть не ответил ему: "Да, большое спасибо…" Но, слава Богу, вовремя спохватился и промолчал. Только хрипловато муркнул в ответ. И Кевин пошел садиться за свой руль.
А вот когда мы уже тронулись, и американская шведка-гид залопотала по-шведски монотонно и без продыху, я закрыл глаза и отрубился в первые же три секунды…
И стал мне сниться совершенно реалистический сон – никаких кошмарных наваждений, никакой обычной фантастики. Все предельно бытово и заземлено.
Всколыхнулись в моем спящем мозгу все запахи той Шуриной малюсенькой квартирки в Бруклине. И снова увидел я наши книги, наши вещи, наши картинки на стенках и по углам на полу, ибо стенок было меньше, чем наших любимых картинок и фотографий…
И наша замечательная, старая и раздолбанная, но очень заслуженная пишущая машинка, которая так удивила Рут Истлейк.
– Как?!.. – поразилась она. – Он до сих пор пишет на машинке?!.. А почему не на компьютере? Это же намного удобнее!..
Не хотелось мне при всех объяснять Рут, что сегодня в России интеллигентный Человек, который не нашел в себе сил и способностей уйти в какой-нибудь прибыльный бизнес, а тупо продолжает тянуть свою профессиональную гуманитарную лямку, не в состоянии купить себе компьютер или даже пишущую машинку. Как сказал бы Шура, "никаких штанов не хватит"…
Всплыли в памяти слова Рут о фотографиях Шуры, и только сейчас, во сне, я понял, что Шура ей очень понравился!
Вот когда я вдруг на какой-то чужой очень белой стене неожиданно увидел огромную фотографию Шуры в натуральную величину в тяжелой выпуклой раме, словно Шура в окне сидит. Причем фотография вся цветная, а Шура ужасно бледный – ну, простотаки черно-белый!..
И вдруг замечаю – ШУРИНА ФОТОГРАФИЯ ДЫШИТ!!!
Вроде бы даже как-то виновато мне улыбается и пытается что-то сказать…
– Громче, Шурик! – кричу я ему. – Здесь плохо слышно…
Сплю ведь, а понимаю, что шум автобусного мотора, около которого я лежу в кресле последнего ряда, заглушает Шуру и меня…
– Я за тобой еду, Шура!.. – кричу я ему. – Я тебя обязательно найду! Не боись,
Шурик, я их всех там подниму на ноги и поставлю на уши! (ужасно мне нравится это выражение!) Ты мне только скажи, что такое ОРАЛЬНЫЙ СЕКС?
А сам вдруг замечаю, что на фотографии Шура розовеет, удивленно высовывается из рамы, опирается на нее локтями, словно в окне на подоконник, и так смущенно меня спрашивает:
– Боже мой, Мартышка… Где это ты так нахватался?..
– Мы сегодня были в твоей квартире на Оушенавеню в Бруклине, и мне об этом говорил Арни-Арон, Собака Хозяина твоего дома.
И замечаю, что вдруг стало очень хорошо слышно!.. Мотор, что ли, выключили? И трясти перестало…
Шура еще больше краснеет на фотографии и так сбивчиво, неуверенно отвечает мне:
– Видишь ли, Мартын… Дело в том, ну, в общем, оральный секс – это одна из форм…
Но тут чувствую, кто-то меня за ухом чешет и голосом Кевина Стивенса говорит:
– Филадельфия! Стоим час. Писать, какать, кушать будешь?
Я перевернулся на спину, потянулся весь до стона, до хруста, весь врастопырку, зевнул и снова свернулся клубочком в кресле.
Вот как проснулся в Филадельфии, так и заснул до самого Вашингтона. Так что про Филадельфию ничего путного сказать не могу. "Америка глазами Кота" не получится…
– Дорогие леди и джентльмены! Мы с вами прибыли в столицу Соединенных Штатов Америки Вашингтон. Потом я вам подробнее расскажу об этом замечательном городе. Здесь мы пробудем до послезавтрашнего утра, и у нас очень обширная программа. Однако, прежде чем мы поедем в отель, я хотела бы на пять минут задержаться у самого сердца Америки, у Белого Дома, резиденции всех Президентов Соединенных Штатов, начиная с Джорджа Вашингтона, именем которого и назван этот город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Около автобуса аккуратными рядами стояли самые различные чемоданы. На тротуар их подвозили из глубины отеля на больших тележках два типа в лиловой униформе и с генеральскими фуражками на головах. Один – черный, второй – смуглый. Оба – с радиотелефонами. Ну надо же! У нас в России это признак значительности, а тут швейцары и подносчики багажа с такими телефонами шастают…
В багажное отделение автобуса чемоданы загружал как-то одному ему известным способом сам водитель этого автобуса, толстый Человек средних лет, Кевин Стивене, друг-приятель семьи Истлейк.
Я вообще заметил, что в Нью-Йорке очень много толстых Людей. Особенно среди черных Женщин и Белых мужчин.
Кевин Стивене так обрадовался, когда увидел нас с Тимуром, что бросил, к чертям собачьим, погрузку чемоданов, затащил нас в автобус и заставил нас немедленно съесть по огромному куску яблочного пирога с кленовым сиропом! Приговаривая, что, если его жена, миссис Дороти Стивене, узнает, что Тим недоел хотя бы маленький кусочек этого пирога, который она делала специально для него, – обида будет на всю жизнь!..
Мы смолотили пирог за милую душу, и только после этого Кевин снова пошел загружать чемоданы.
Тут же из отеля "Веллингтон" под красно-золотой навес у главного входа стали кучковаться и шведские хозяева этих чемоданов, пожилые, степенные, ухоженные старушки с тщательно завитыми серебряными головками и старики в легкомысленных туристских шляпченках с мордами старых дровосеков и строительных рабочих.
Я попросил Тимурчика не говорить мистеру Стивенсу о моей способности вступать в КОНТАКТ. Безумно хотелось спать, а не трепаться всю дорогу с милым, но все-таки посторонним мне Человеком. Ночь у меня была тяжелая, с визитом к Мадам, с небольшими Кото-Крысиными разборками, с назначением Хемфри временно исполняющим обязанности Старшего Кота на время моего отсутствия, с коротким, но бурным трахом с парочкой малознакомых Кошек, ибо моя Беленькая и Пушистенькая никак не могла вырваться из-под крова мистера Могилевского. Он обычно рано ложится спать… Ну, и так далее. Короче, мой недосып прямо валил меня с ног!
Потом Тимур поцеловал меня в мою мохнатую щеку и пожал мне лапу, а я облизал всю его физиономию, носившую следы остатков кленового сиропа. И мы распрощались. Тим еще надеялся успеть к третьему уроку. Наврет что-нибудь мистеру Хьюзу или, наоборот, скажет чистейшую правду – и будет прощен.
Я забрался на последнее сиденье – Кевин сказал, что оно будет свободно, – и улегся. Рядом был вход в автобусный туалет, а неподалеку стоял здоровенный пластмассовый ящик, весь набитый колотым льдом. А уже во льду было напихано невероятное количество банок с пивом, кока-колой и маленьких бутылочек с минеральной водой.
Я еще слышал, как Кевин запирал багажные отделения, как без всякой суетни рассаживались по своим местам старенькие шведы, как Кевин подошел ко мне и спросил:
– Ну, как? Устроился?
И я, кретин, чуть не ответил ему: "Да, большое спасибо…" Но, слава Богу, вовремя спохватился и промолчал. Только хрипловато муркнул в ответ. И Кевин пошел садиться за свой руль.
А вот когда мы уже тронулись, и американская шведка-гид залопотала по-шведски монотонно и без продыху, я закрыл глаза и отрубился в первые же три секунды…
И стал мне сниться совершенно реалистический сон – никаких кошмарных наваждений, никакой обычной фантастики. Все предельно бытово и заземлено.
Всколыхнулись в моем спящем мозгу все запахи той Шуриной малюсенькой квартирки в Бруклине. И снова увидел я наши книги, наши вещи, наши картинки на стенках и по углам на полу, ибо стенок было меньше, чем наших любимых картинок и фотографий…
И наша замечательная, старая и раздолбанная, но очень заслуженная пишущая машинка, которая так удивила Рут Истлейк.
– Как?!.. – поразилась она. – Он до сих пор пишет на машинке?!.. А почему не на компьютере? Это же намного удобнее!..
Не хотелось мне при всех объяснять Рут, что сегодня в России интеллигентный Человек, который не нашел в себе сил и способностей уйти в какой-нибудь прибыльный бизнес, а тупо продолжает тянуть свою профессиональную гуманитарную лямку, не в состоянии купить себе компьютер или даже пишущую машинку. Как сказал бы Шура, "никаких штанов не хватит"…
Всплыли в памяти слова Рут о фотографиях Шуры, и только сейчас, во сне, я понял, что Шура ей очень понравился!
Вот когда я вдруг на какой-то чужой очень белой стене неожиданно увидел огромную фотографию Шуры в натуральную величину в тяжелой выпуклой раме, словно Шура в окне сидит. Причем фотография вся цветная, а Шура ужасно бледный – ну, простотаки черно-белый!..
И вдруг замечаю – ШУРИНА ФОТОГРАФИЯ ДЫШИТ!!!
Вроде бы даже как-то виновато мне улыбается и пытается что-то сказать…
– Громче, Шурик! – кричу я ему. – Здесь плохо слышно…
Сплю ведь, а понимаю, что шум автобусного мотора, около которого я лежу в кресле последнего ряда, заглушает Шуру и меня…
– Я за тобой еду, Шура!.. – кричу я ему. – Я тебя обязательно найду! Не боись,
Шурик, я их всех там подниму на ноги и поставлю на уши! (ужасно мне нравится это выражение!) Ты мне только скажи, что такое ОРАЛЬНЫЙ СЕКС?
А сам вдруг замечаю, что на фотографии Шура розовеет, удивленно высовывается из рамы, опирается на нее локтями, словно в окне на подоконник, и так смущенно меня спрашивает:
– Боже мой, Мартышка… Где это ты так нахватался?..
– Мы сегодня были в твоей квартире на Оушенавеню в Бруклине, и мне об этом говорил Арни-Арон, Собака Хозяина твоего дома.
И замечаю, что вдруг стало очень хорошо слышно!.. Мотор, что ли, выключили? И трясти перестало…
Шура еще больше краснеет на фотографии и так сбивчиво, неуверенно отвечает мне:
– Видишь ли, Мартын… Дело в том, ну, в общем, оральный секс – это одна из форм…
Но тут чувствую, кто-то меня за ухом чешет и голосом Кевина Стивенса говорит:
– Филадельфия! Стоим час. Писать, какать, кушать будешь?
Я перевернулся на спину, потянулся весь до стона, до хруста, весь врастопырку, зевнул и снова свернулся клубочком в кресле.
Вот как проснулся в Филадельфии, так и заснул до самого Вашингтона. Так что про Филадельфию ничего путного сказать не могу. "Америка глазами Кота" не получится…
– Дорогие леди и джентльмены! Мы с вами прибыли в столицу Соединенных Штатов Америки Вашингтон. Потом я вам подробнее расскажу об этом замечательном городе. Здесь мы пробудем до послезавтрашнего утра, и у нас очень обширная программа. Однако, прежде чем мы поедем в отель, я хотела бы на пять минут задержаться у самого сердца Америки, у Белого Дома, резиденции всех Президентов Соединенных Штатов, начиная с Джорджа Вашингтона, именем которого и назван этот город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85