Например, ее спросят: какое впечатление произвели письма Флер на ее друзей и знакомых? Чтобы выиграть дело, необходимо этот пункт выяснить. Но что она может сказать? Одна чопорная графиня и одна миллионерша из Канады, которая вышла замуж за разорившегося баронета, пригласили ее погостить, а потом от приглашения отказались. Ей только сейчас пришло в голову сопоставить их отказ с этими письмами. Но больше никаких данных у нее нет; обычно люди не говорят вам в глаза, что они о вас слышали или думают. А защитник будет распространяться об оскорбленной невинности. О господи! А что если огласить на суде свой символ веры, и пусть они расхлебывают кашу? В чем ее символ веры? Не подводить друзей; не выдавать мужчин; не трусить; поступать не так, как все; всегда быть в движении; не быть скучной; не быть «мещанкой»! Ой, какая путаница! Только бы не растеряться!
V. ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
В день суда Сомс проснулся в доме Уинифрид на Гринстрит и сразу почувствовал какое-то болезненное нетерпение. Поскорей бы наступило «завтра»!
Встречи с «очень молодым» Николасом Форсайтом и сэром Джемсом Фоскиссоном возобновились, и было окончательно решено повести атаку на современные нравы. Фоскиссон был явно заинтересован — может быть, у него свои счеты с современными нравами; и если он покажет себя хотя бы в полсилы старика Бобстэя, который только что, восьмидесяти двух лет от роду, опубликовал свои мемуары, то эта рыжая кошка не выдержит и проговорится. Накануне Сомс отправился в суд посмотреть на судью Брэна и вынес благоприятное впечатление: ученый судья хотя и был моложе Сомса, но выглядел достаточно старомодным.
Почистив зубы и причесавшись, Сомс прошел в соседнюю комнату и предупредил Аннет, что она опоздает. В постели Аннет всегда выглядела очень молодой и хорошенькой, и, хотя ему это нравилось, но простить ей этого он не мог. Когда он умрет — так лет через пятнадцать, — ей не будет еще шестидесяти лет, и, пожалуй, она проживет после него годиков двадцать.
Добившись, наконец, того, что она проснулась и сказала: «Успеешь еще поскучать в суде. Сомс», он вернулся в свою комнату и подошел к окну. В воздухе пахло весной — даже обидно! Он принял ванну и тщательно выбрился; брился осторожно: не подобает являться в суд с порезанным подбородком! Затем заглянул к Аннет, чтобы посоветовать ей одеться поскромнее. На Аннет было розовое белье.
— Я бы на твоем месте надел черное платье.
Аннет посмотрела на него поверх ручного зеркала.
— Кого ты прикажешь мне соблазнить. Сомс?
— Конечно, эти люди явятся со своими друзьями; все, что бросается в глаза...
— Не беспокойся, я постараюсь выглядеть не моложе своей дочери.
Сомс вышел. Француженка! Но одеваться она умеет.
Позавтракав, он отправился к Флер. С Аннет остались Уинифрид и Имоджин — они тоже собирались в суд, точно в этом было что-нибудь веселое!
Элегантный, в цилиндре, он шел по Грин-парку, репетируя свои показания. Почки еще не налились — поздняя весна в этом году! И королевской семьи нет в городе. Он мельком взглянул на скульптуру перед Букингемским дворцом — мускулистые тела, большие звери — символ империи! Все теперь ругают и это, и памятник принцу Альберту, а ведь они связаны с эпохой мира и процветания, и ничего в них современного... Потом узким переулком, где пахло жареной рыбой, он пробрался на тихую Норт-стрит и долго смотрел на церковь Рэна , приютившуюся среди чистеньких небольших домов. Он никогда не заглядывал ни в одну церковь, кроме собора св. Павла, но, созерцая их снаружи, обычно набирался бодрости. Постройки все крепкие, не кричащие, вид у них независимый. На Саут-сквер он свернул в несколько лучшем настроении. В холле его встретил Дэнди. Сомс не питал страсти к собакам, но солидный, толстый Дэнди нравился ему гораздо больше, чем тот китайский недоносок, которого Флер держала раньше. Дэнди — собака с характером властным и настойчивым; уж он-то не проболтался бы, если б его вызвали свидетелем! Подняв голову. Сомс увидел Майкла и Флер, спускавшихся по лестнице. Окинув беглым взглядом коричневый костюм Майкла и его галстук в крапинку, он впился глазами в лицо дочери. Бледна, но, слава богу, ни румян, ни пудры, и губы не подкрашены, ресницы не подведены. Прекрасно загримирована для своей роли! Синее платье выбрала с большим вкусом — вероятно, долго обдумывала. Желание подбодрить дочь заставило Сомса подавить беспокойство.
— Пахнет весной! — сказал он. — Ну что ж, едем?
Пока вызывали такси, он пытался рассеять ее тревогу.
— Вчера я пошел поглядеть на Брана; он очень изменился за то время, что я с ним знаком. Я один из первых стал поручать ему дела.
— Это плохо, сэр, — сказал Майкл.
— Почему?
— Он побоится, как бы его не сочли благодарным.
Острит, как всегда!
— Славный народ наши судьи, — сказал Сомс.
— Не сомневаюсь, сэр. Как вы думаете, он когда-нибудь читает?
— Что вы хотите сказать? Что читает?
— Романы. Мы вот, в парламенте, не читаем.
— Романы читают только женщины, — сказал Сомс и пощупал платье Флер. — Материя тонкая; надень мех.
Пока Флер ходила за мехом. Сомс спросил Майкла:
— Как она спала?
— Лучше, чем я, сэр.
— Это хорошо. А вот и такси. Держитесь подальше от этого шотландца.
— Да ведь я его каждый день вижу в палате.
— Ах да, — сказал Сомс. — Я забыл. Кажется, там вы на такого рода вещи внимания, не обращаете.
И, взяв под руку дочь, повел ее к автомобилю.
— Интересно, придет ли Блайт, — проговорил Майкл, когда они проезжали мимо редакции «Аванпоста».
Никто не ответил, и разговор иссяк.
Вид у здания суда был обычный, к подъезду спешили люди в черном и синем. «Тараканы!» — сказал Майкл.
В ответ на это сравнение Сомс толкнул его локтем; ему все это было так знакомо — гулкие залы, темные лестницы, душные коридоры.
Они приехали слишком рано и медленно поднимались по лестнице. В сущности, какой идиотизм! Вот они явились сюда — они и их противники, чтобы получить — что? Сомс удивлялся самому себе. Как он не настоял, чтобы Флер извинилась? Когда дело касалось других, вся судебная процедура казалась вполне естественной и разумной, но сейчас в это была замешана его дочь. Он быстро повел ее мимо клерков и свидетелей к дверям зала. Несколько слов вполголоса швейцару — и они вошли, сели. «Очень молодой» Николае был уже на месте, и Сомс устроился так, чтобы между ними оказался только сэр Джемс. Потом он окинул взглядом публику. Да, очевидно, все пронюхали! Он так и знал, ведь эта рыжая кошка у всех на виду. На задних скамьях сидели дамы, много дам; и публики все прибавлялось. Сомс резко повернулся: гуськом входили присяжные. Почему у них всегда такой простоватый вид? Сомс никогда не был присяжным. Он взглянул на Флер. Сидит рядом с ним, а о чем думает — неизвестно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
V. ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
В день суда Сомс проснулся в доме Уинифрид на Гринстрит и сразу почувствовал какое-то болезненное нетерпение. Поскорей бы наступило «завтра»!
Встречи с «очень молодым» Николасом Форсайтом и сэром Джемсом Фоскиссоном возобновились, и было окончательно решено повести атаку на современные нравы. Фоскиссон был явно заинтересован — может быть, у него свои счеты с современными нравами; и если он покажет себя хотя бы в полсилы старика Бобстэя, который только что, восьмидесяти двух лет от роду, опубликовал свои мемуары, то эта рыжая кошка не выдержит и проговорится. Накануне Сомс отправился в суд посмотреть на судью Брэна и вынес благоприятное впечатление: ученый судья хотя и был моложе Сомса, но выглядел достаточно старомодным.
Почистив зубы и причесавшись, Сомс прошел в соседнюю комнату и предупредил Аннет, что она опоздает. В постели Аннет всегда выглядела очень молодой и хорошенькой, и, хотя ему это нравилось, но простить ей этого он не мог. Когда он умрет — так лет через пятнадцать, — ей не будет еще шестидесяти лет, и, пожалуй, она проживет после него годиков двадцать.
Добившись, наконец, того, что она проснулась и сказала: «Успеешь еще поскучать в суде. Сомс», он вернулся в свою комнату и подошел к окну. В воздухе пахло весной — даже обидно! Он принял ванну и тщательно выбрился; брился осторожно: не подобает являться в суд с порезанным подбородком! Затем заглянул к Аннет, чтобы посоветовать ей одеться поскромнее. На Аннет было розовое белье.
— Я бы на твоем месте надел черное платье.
Аннет посмотрела на него поверх ручного зеркала.
— Кого ты прикажешь мне соблазнить. Сомс?
— Конечно, эти люди явятся со своими друзьями; все, что бросается в глаза...
— Не беспокойся, я постараюсь выглядеть не моложе своей дочери.
Сомс вышел. Француженка! Но одеваться она умеет.
Позавтракав, он отправился к Флер. С Аннет остались Уинифрид и Имоджин — они тоже собирались в суд, точно в этом было что-нибудь веселое!
Элегантный, в цилиндре, он шел по Грин-парку, репетируя свои показания. Почки еще не налились — поздняя весна в этом году! И королевской семьи нет в городе. Он мельком взглянул на скульптуру перед Букингемским дворцом — мускулистые тела, большие звери — символ империи! Все теперь ругают и это, и памятник принцу Альберту, а ведь они связаны с эпохой мира и процветания, и ничего в них современного... Потом узким переулком, где пахло жареной рыбой, он пробрался на тихую Норт-стрит и долго смотрел на церковь Рэна , приютившуюся среди чистеньких небольших домов. Он никогда не заглядывал ни в одну церковь, кроме собора св. Павла, но, созерцая их снаружи, обычно набирался бодрости. Постройки все крепкие, не кричащие, вид у них независимый. На Саут-сквер он свернул в несколько лучшем настроении. В холле его встретил Дэнди. Сомс не питал страсти к собакам, но солидный, толстый Дэнди нравился ему гораздо больше, чем тот китайский недоносок, которого Флер держала раньше. Дэнди — собака с характером властным и настойчивым; уж он-то не проболтался бы, если б его вызвали свидетелем! Подняв голову. Сомс увидел Майкла и Флер, спускавшихся по лестнице. Окинув беглым взглядом коричневый костюм Майкла и его галстук в крапинку, он впился глазами в лицо дочери. Бледна, но, слава богу, ни румян, ни пудры, и губы не подкрашены, ресницы не подведены. Прекрасно загримирована для своей роли! Синее платье выбрала с большим вкусом — вероятно, долго обдумывала. Желание подбодрить дочь заставило Сомса подавить беспокойство.
— Пахнет весной! — сказал он. — Ну что ж, едем?
Пока вызывали такси, он пытался рассеять ее тревогу.
— Вчера я пошел поглядеть на Брана; он очень изменился за то время, что я с ним знаком. Я один из первых стал поручать ему дела.
— Это плохо, сэр, — сказал Майкл.
— Почему?
— Он побоится, как бы его не сочли благодарным.
Острит, как всегда!
— Славный народ наши судьи, — сказал Сомс.
— Не сомневаюсь, сэр. Как вы думаете, он когда-нибудь читает?
— Что вы хотите сказать? Что читает?
— Романы. Мы вот, в парламенте, не читаем.
— Романы читают только женщины, — сказал Сомс и пощупал платье Флер. — Материя тонкая; надень мех.
Пока Флер ходила за мехом. Сомс спросил Майкла:
— Как она спала?
— Лучше, чем я, сэр.
— Это хорошо. А вот и такси. Держитесь подальше от этого шотландца.
— Да ведь я его каждый день вижу в палате.
— Ах да, — сказал Сомс. — Я забыл. Кажется, там вы на такого рода вещи внимания, не обращаете.
И, взяв под руку дочь, повел ее к автомобилю.
— Интересно, придет ли Блайт, — проговорил Майкл, когда они проезжали мимо редакции «Аванпоста».
Никто не ответил, и разговор иссяк.
Вид у здания суда был обычный, к подъезду спешили люди в черном и синем. «Тараканы!» — сказал Майкл.
В ответ на это сравнение Сомс толкнул его локтем; ему все это было так знакомо — гулкие залы, темные лестницы, душные коридоры.
Они приехали слишком рано и медленно поднимались по лестнице. В сущности, какой идиотизм! Вот они явились сюда — они и их противники, чтобы получить — что? Сомс удивлялся самому себе. Как он не настоял, чтобы Флер извинилась? Когда дело касалось других, вся судебная процедура казалась вполне естественной и разумной, но сейчас в это была замешана его дочь. Он быстро повел ее мимо клерков и свидетелей к дверям зала. Несколько слов вполголоса швейцару — и они вошли, сели. «Очень молодой» Николае был уже на месте, и Сомс устроился так, чтобы между ними оказался только сэр Джемс. Потом он окинул взглядом публику. Да, очевидно, все пронюхали! Он так и знал, ведь эта рыжая кошка у всех на виду. На задних скамьях сидели дамы, много дам; и публики все прибавлялось. Сомс резко повернулся: гуськом входили присяжные. Почему у них всегда такой простоватый вид? Сомс никогда не был присяжным. Он взглянул на Флер. Сидит рядом с ним, а о чем думает — неизвестно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73