В
восемнадцатом веке на древних каменных подземельях вырос редкий по красоте
дом Пашкова, и случайно ли, отсюда обозревал Москву мессир Воланд?
Невнятное беспокойство висело над изрезанными и запутанными дворами
Чертолья. Это был лабиринт давних построек, лестниц, террас, галерей,
густых зарослей, тупиков, загадочных особняков, конюшен, каретных сараев,
глухих затянутых плющом стен, мшистых каменных рвов; старые кирпичные дома
поднимались по склонам, крыши их уступами высились одна над другой,
проходные дворы, сплетаясь, теснили друг друга, и множество извилистых
дорог вели в соседние околотки: на Знаменку, в Антипьевский, Колымажный,
Ваганьковский и Ржевский переулки.
Молва, наделившая Чертолье дурной славой, неизменно указывала на
древние подземелья. Уже в наше время очевидец рассказывал о подземном
ходе, идущем от Храма Христа Спасителя в сторону Неглинки и Кремля;
выложенный в рост человека белым известняком узкий сводчатый ход вел под
Ленивый торжок на Всехсвятской, названной так по церкви Всех Святых, "что
на валу".
Очевидец утверждал, что под Ленивкой сводчатая кровля растрескалась и
осыпалась, что тоже имеет объяснение: по Ленивке когда-то ходил трамвай.
На углу Ленивки и Лебяжьего переулка ход, по рассказам, раздваивался: одна
часть уходила за развилкой к Боровицкой башне Кремля, другая - в старое
Ваганьково.
Что ж, молва иной раз не есть вымысел, триста лет носит имя Лебяжий
переулок, хотя, казалось бы, какие лебеди? Но стояла, в семнадцатом веке
запруженная Неглинка, стояла на этом месте Лебяжьим прудом и отсюда к
царскому столу подавали лебедей.
Жители первых этажей по Лебяжьему переулку и Ленивке не раз
обращались в ремонтные конторы, жалуясь на проваливающиеся часто полы, под
которыми открывались обширные подземелья. И в прежние времена ясновидящие
зрили под землей по всему Чертолью ходы и палаты, как видят их нынче.
Разумеется, можно отмахнуться, но как быть, если современные сейсмографы,
ультразвуковые и электромагнитные локаторы указывают в глубине земли
пустоту? А те, кому повезло, могли своими глазами увидеть поражающие
воображение подземелья старого Ваганькова: под холмом таятся шатровые
палаты, сводчатые переходы, загадочные каменные мешки и гигантский
выложенный белым тесаным камнем колодец, уходящий под землю на глубину
небоскреба. И, похоже, там, внизу, к нему с разных сторон подходят
подземные галереи.
Необъяснимая тревога во все времена владела человеком в Чертолье,
ныла в груди и не давала покоя. Многие люди с чуткой душой и поныне
испытывают в Чертолье смущение и душевное неудобство: у одних благодушие
сменяется здесь непонятным смятением и робостью, а другие испытывают
неоправданную тревогу и злость.
...сверху в шахту стекали тонкие струи воды. Тело беглеца подняли по
стволу в верхний коллектор, сюда с поверхности доносился громкий плеск
воды, словно поблизости на землю обрушился ливень. По лестнице из
сдвоенных прутьев Першин поднялся к решетчатому люку, открыл его и
выбрался наружу.
В это трудно было поверить. Он стоял у подножья фонтана, шумящего за
спиной Карла Маркса, который каменным кулаком стучал по каменной трибуне
посреди просторной Театральной площади. Семь чугунных ангелов держали чашу
тесаного гранита, из которой вода падала в круглую чугунную ванну, стоящую
в гранитной беседке, куда вели кованые воротца. Лестницы с двух сторон
поднимались к фонтану, окруженные ажурной решеткой, а вокруг плотной
зеленой стеной рос стриженый кустарник, и казалось невероятным после ночи
преследования и погони оказаться вдруг здесь, против Большого театра и
гостиницы "Метрополь".
"С ума сойти! - подумал Першин. - Мотаться всю ночь под землей, чтобы
утром вылезти из фонтана посреди Москвы!"
Было раннее утро, площадь по кругу обегали редкие машины, и холодный
свежий воздух был особенно вкусен после подземной духоты, запаха креозота
и машинного масла. Разведчики один за другим вылезали из люка и опускались
в густую траву у фонтана. Настроение у всех было подавленное, словно они
совершили что-то такое, отчего самим стало тошно. И все же они не зря
спускались и не зря провели ночь под землей: внизу таился кто-то, кто был
готов на все, даже на смерть.
Ключников и Бирс лежали на траве, уставясь в белесое небо, на душе
было муторно, словно в том, что беглец покончил с собой, была их вина: не
преследуй они этого человека, он был бы жив.
Першин по рации вызвал машины и в ожидании их медленно гулял по
дорожкам сквера. Каменный Маркс по-прежнему стучал каменным кулаком, и эхо
стука отзывалось во всем мире войнами, голодом и мором. Першин подумал,
что, как бы не развивались события, памятник в любом случае следует
оставить для вящей острастки.
Пришли машины, на одной разведка отправилась отсыпаться, на другой
беглеца повезли в лабораторию. При дневном свете незнакомец выглядел
особенно бледным, точно всю жизнь провел под землей: белые рассыпающиеся
волосы, бесцветные зрачки; биохимический анализ показал отсутствие в
тканях красящего пигмента. Это был настоящий альбинос, в лаборатории
весьма удивились и долго разглядывали анализы.
- Похоже, этот человек никогда не знал солнца, - сказал один из
биохимиков.
- Почему вы решили? - спросил Першин.
- Цвет глаз, кожи и волос зависит от меланина. А меланин образуется
под действием ультрафиолетовых лучей.
Тем временем криминальная лаборатория определила, что одежда, обувь,
белье и шлем незнакомца изготовлены - подумать только! - вскоре после
войны.
8
Из лаборатории Першин отправился домой. Жена была на работе, дочки
играли во дворе. Они не видели его, прыгали через веревочку, а он думал,
как мало он может дать своим детям. Из поколения в поколение дети этой
страны не получали сполна всего, что положено, и кто знает, может быть, по
этой причине нация постепенно вырождалась.
В Москве и особенно в провинции Першин на каждом шагу встречал
больных людей: даже веру в коммунизм он полагал болезнью, особым видом
слабоумия, поразившим большую страну.
Эта земля, похоже, была проклята Богом. То ли пролитая обильно кровь,
то ли дела людей были причиной, но Творец оставил эту землю без призора,
остальное доделали сами люди: поверили преступникам, пошли за ними, и те
ввергли их в грех, растлили и сделали соучастниками.
И вот он, отец, смотрел на своих дочерей, жалел и горевал - у него
сердце заходилось от жалости и горя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
восемнадцатом веке на древних каменных подземельях вырос редкий по красоте
дом Пашкова, и случайно ли, отсюда обозревал Москву мессир Воланд?
Невнятное беспокойство висело над изрезанными и запутанными дворами
Чертолья. Это был лабиринт давних построек, лестниц, террас, галерей,
густых зарослей, тупиков, загадочных особняков, конюшен, каретных сараев,
глухих затянутых плющом стен, мшистых каменных рвов; старые кирпичные дома
поднимались по склонам, крыши их уступами высились одна над другой,
проходные дворы, сплетаясь, теснили друг друга, и множество извилистых
дорог вели в соседние околотки: на Знаменку, в Антипьевский, Колымажный,
Ваганьковский и Ржевский переулки.
Молва, наделившая Чертолье дурной славой, неизменно указывала на
древние подземелья. Уже в наше время очевидец рассказывал о подземном
ходе, идущем от Храма Христа Спасителя в сторону Неглинки и Кремля;
выложенный в рост человека белым известняком узкий сводчатый ход вел под
Ленивый торжок на Всехсвятской, названной так по церкви Всех Святых, "что
на валу".
Очевидец утверждал, что под Ленивкой сводчатая кровля растрескалась и
осыпалась, что тоже имеет объяснение: по Ленивке когда-то ходил трамвай.
На углу Ленивки и Лебяжьего переулка ход, по рассказам, раздваивался: одна
часть уходила за развилкой к Боровицкой башне Кремля, другая - в старое
Ваганьково.
Что ж, молва иной раз не есть вымысел, триста лет носит имя Лебяжий
переулок, хотя, казалось бы, какие лебеди? Но стояла, в семнадцатом веке
запруженная Неглинка, стояла на этом месте Лебяжьим прудом и отсюда к
царскому столу подавали лебедей.
Жители первых этажей по Лебяжьему переулку и Ленивке не раз
обращались в ремонтные конторы, жалуясь на проваливающиеся часто полы, под
которыми открывались обширные подземелья. И в прежние времена ясновидящие
зрили под землей по всему Чертолью ходы и палаты, как видят их нынче.
Разумеется, можно отмахнуться, но как быть, если современные сейсмографы,
ультразвуковые и электромагнитные локаторы указывают в глубине земли
пустоту? А те, кому повезло, могли своими глазами увидеть поражающие
воображение подземелья старого Ваганькова: под холмом таятся шатровые
палаты, сводчатые переходы, загадочные каменные мешки и гигантский
выложенный белым тесаным камнем колодец, уходящий под землю на глубину
небоскреба. И, похоже, там, внизу, к нему с разных сторон подходят
подземные галереи.
Необъяснимая тревога во все времена владела человеком в Чертолье,
ныла в груди и не давала покоя. Многие люди с чуткой душой и поныне
испытывают в Чертолье смущение и душевное неудобство: у одних благодушие
сменяется здесь непонятным смятением и робостью, а другие испытывают
неоправданную тревогу и злость.
...сверху в шахту стекали тонкие струи воды. Тело беглеца подняли по
стволу в верхний коллектор, сюда с поверхности доносился громкий плеск
воды, словно поблизости на землю обрушился ливень. По лестнице из
сдвоенных прутьев Першин поднялся к решетчатому люку, открыл его и
выбрался наружу.
В это трудно было поверить. Он стоял у подножья фонтана, шумящего за
спиной Карла Маркса, который каменным кулаком стучал по каменной трибуне
посреди просторной Театральной площади. Семь чугунных ангелов держали чашу
тесаного гранита, из которой вода падала в круглую чугунную ванну, стоящую
в гранитной беседке, куда вели кованые воротца. Лестницы с двух сторон
поднимались к фонтану, окруженные ажурной решеткой, а вокруг плотной
зеленой стеной рос стриженый кустарник, и казалось невероятным после ночи
преследования и погони оказаться вдруг здесь, против Большого театра и
гостиницы "Метрополь".
"С ума сойти! - подумал Першин. - Мотаться всю ночь под землей, чтобы
утром вылезти из фонтана посреди Москвы!"
Было раннее утро, площадь по кругу обегали редкие машины, и холодный
свежий воздух был особенно вкусен после подземной духоты, запаха креозота
и машинного масла. Разведчики один за другим вылезали из люка и опускались
в густую траву у фонтана. Настроение у всех было подавленное, словно они
совершили что-то такое, отчего самим стало тошно. И все же они не зря
спускались и не зря провели ночь под землей: внизу таился кто-то, кто был
готов на все, даже на смерть.
Ключников и Бирс лежали на траве, уставясь в белесое небо, на душе
было муторно, словно в том, что беглец покончил с собой, была их вина: не
преследуй они этого человека, он был бы жив.
Першин по рации вызвал машины и в ожидании их медленно гулял по
дорожкам сквера. Каменный Маркс по-прежнему стучал каменным кулаком, и эхо
стука отзывалось во всем мире войнами, голодом и мором. Першин подумал,
что, как бы не развивались события, памятник в любом случае следует
оставить для вящей острастки.
Пришли машины, на одной разведка отправилась отсыпаться, на другой
беглеца повезли в лабораторию. При дневном свете незнакомец выглядел
особенно бледным, точно всю жизнь провел под землей: белые рассыпающиеся
волосы, бесцветные зрачки; биохимический анализ показал отсутствие в
тканях красящего пигмента. Это был настоящий альбинос, в лаборатории
весьма удивились и долго разглядывали анализы.
- Похоже, этот человек никогда не знал солнца, - сказал один из
биохимиков.
- Почему вы решили? - спросил Першин.
- Цвет глаз, кожи и волос зависит от меланина. А меланин образуется
под действием ультрафиолетовых лучей.
Тем временем криминальная лаборатория определила, что одежда, обувь,
белье и шлем незнакомца изготовлены - подумать только! - вскоре после
войны.
8
Из лаборатории Першин отправился домой. Жена была на работе, дочки
играли во дворе. Они не видели его, прыгали через веревочку, а он думал,
как мало он может дать своим детям. Из поколения в поколение дети этой
страны не получали сполна всего, что положено, и кто знает, может быть, по
этой причине нация постепенно вырождалась.
В Москве и особенно в провинции Першин на каждом шагу встречал
больных людей: даже веру в коммунизм он полагал болезнью, особым видом
слабоумия, поразившим большую страну.
Эта земля, похоже, была проклята Богом. То ли пролитая обильно кровь,
то ли дела людей были причиной, но Творец оставил эту землю без призора,
остальное доделали сами люди: поверили преступникам, пошли за ними, и те
ввергли их в грех, растлили и сделали соучастниками.
И вот он, отец, смотрел на своих дочерей, жалел и горевал - у него
сердце заходилось от жалости и горя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98