Неуловимый
вначале, он стал яснеть и определился вскоре: то был звук шагов. Бирс и
Ключников напряглись, обратившись в слух. Неизвестный двигался от тоннеля
метро и был настороже: делал несколько шагов, замирал, выжидая, потом
снова шагал и останавливался.
Иногда он зажигал фонарь, чтобы осмотреться, дальний размытый свет
падал из-за поворота; каждый из разведчиков видел тогда, как блестят в
сумраке глаза напарника. Они не знали, что их ждет и не думали об этом:
все мысли были направлены на то, чтобы не прозевать момент.
Незнакомец крался так чутко и так осторожно, что четче и осторожней,
казалось, нельзя: шаг, еще шаг, еще один, остановка - полное беззвучие,
немота.
Он приближался. Они лежали, напрягая внимание, стараясь ничем не
выдать себя. Незнакомец не дошел до поворота несколько шагов и застыл,
прислушиваясь. Стоять в полный рост здесь не удавалось, надо было изрядно
пригнуться, и пока незнакомец выжидал, они слышали слабые, едва заметные
звуки; шорохи, шуршание одежды, дыхание выдавали в темноте чужое
присутствие.
Прежде чем повернуть, он посветил перед собой, но едва он завел
горящий фонарь за угол, Ключников стремительно метнулся вперед, в ноги,
подсек и опрокинул человека, вцепившись в него мертвой хваткой.
Свои действия разведчики подолгу отрабатывали в зале, даже строили из
матов норы и лазы, чтобы научиться действовать в тесноте: каждому
следовало точно знать свой маневр. И они тренировались до седьмого пота,
пока не научились все делать без ошибок.
Включив фонарь, Бирс стремительно преодолел живой завал из двух тел и
отрезал незнакомцу путь к отступлению. Антон захватил его руки, пытаясь
надеть наручники, но противник попался им очень сильный, скрутить его
стоило большого труда: уже в наручниках, он продолжал бороться и пытался
встать.
Они бросили его на спину и прижали, наведя в упор фонари. Незнакомец
слепо щурился на ярком свету. Бирс глянул и обомлел: на земле лежал
Хартман. И Ключников, приглядевшись, понял, что знает этого человека: то
был долговязый американец, с которым Аня строила баррикаду.
- Стэн?! - очумело воскликнул Бирс. - Вы с ума сошли! Как вы здесь
оказались?!
- Может, вы снимите с меня наручники? - хмуро предложил Хартман.
Ключников отомкнул замки, Хартман лежа на спине пальцами растирал
запястья.
- Мы вполне могли вас угробить, - с досадой признался Бирс.
- Это было бы большой ошибкой с вашей стороны, - Хартман тяжело
поднялся на ноги.
- Скажи, что ему повезло, - произнес Ключников, а Бирс перевел.
- Большое спасибо, господа, - сердечно поблагодарил их Хартман.
Он сделал как раз то, против чего его предостерегал Першин: пустился
на поиски в одиночку. Со слов Бирса он знал, где Джуди исчезла, на такси
подъехал к дому Бирса и спустился в подвал.
Перед этим ему пришлось затратить немало усилий, чтобы избавиться от
слежки. За ним присматривали, но в первые после путча дни, когда толпа
осадила штаб-квартиру госбезопасности на Лубянке, секретные службы
затаились и работали вяло; Хартману удалось уйти от наблюдения.
Спустившись в подвал, он стал пробираться в сторону центра. Из
подвала Хартман проник в тепловой коллектор под Большими Каменщиками,
потом используя вентиляционные колодцы и заброшенные тюремные галереи,
приблизился к Таганской площади. По пути ему попадались полуразрушенные
непонятные ходы, своды которых в любой момент могли обрушиться и
похоронить смельчака.
Посвечивая фонарем, Бирс следил за его рассказом по карте, делая
отметки карандашом.
Таганская площадь под землей напоминала слоеный пирог: помимо
станций, переходов и тоннелей метро под площадью и в ее окрестностях вниз,
горизонт за горизонтом, уходили бункеры связи и управления. Холмы удобны
для подземного строительства, по этой причине почти все московские холмы
широко использовались под тайные сооружения; Таганский холм не был
исключением.
Не выходя на поверхность, Хартман обогнул бункер глубокого заложения
в Гончарах и оказался в Котельниках. Швивая гора позади небоскреба тоже
изрядно была застроена изнутри, Хартман нашел выход в тоннель метро,
прошел под Яузой и свернул в сторону Старых Серебряников, где углубился в
лабиринт лазов и ходов. Так он попал в Подкопаево, где еще в древности
люди брали в карьере глину, и здесь Хартман нарвался на засаду.
В это поистине нельзя было поверить. Бирс долго не мог отделаться от
ощущения странной игры, в которую он ненароком угодил. В то, что
произошло, верилось с трудом. И как причудлива судьба, если сводит тебя с
человеком, которого ты встречал когда-то - далеко и давно, в прошлой
жизни, на другом конце земли. И не просто сводит, но - где?!
"Спятить можно!" - подумал Бирс, оглушенный несуразностью
происходящего.
Разумеется, Хартман поступил безрассудно. Бирс и Ключников обсудили
события и решили, что это настоящее безрассудство. И все же они отдали ему
должное: решиться на такое мог только очень смелый человек.
Спускаться сюда, в преисподнюю - в чужой стране, без оружия, без
специального снаряжения, даже без бронежилета, зная наверняка - случись
что, никто не поможет, для этого и впрямь следовало быть отчаянным
храбрецом, но и сумасшедшим вполне. Бирс не удержался и сказал американцу,
что они с напарником думают по этому поводу.
- У меня не было другого выхода. Я обещал родителям Джуди сделать
все, что смогу, - объяснил Хартман, а Бирсу его слова показались обидными.
- Мы делаем все, что можем, - вернул он подачу Хартману.
Понятно было, что Хартман - один из тех богатых американцев, которые
мотаются по всему свету в поисках острых ощущений и готовы платить большие
деньги, чтобы подвергаться опасности и переживать риск; именно этого не
хватало им для полноты существования, все прочее они имели. Вероятно, по
этой причине Хартман сделался глубоководным ныряльщиком и устраивал себе
сафари в Африке.
И все же его затея выглядела чистым безумием.
- Он, видно, не понимает, чем это грозит, - предположил Ключников.
- Все он понимает, - возразил Бирс, немало удивив напарника.
Антон знал, что для Хартмана существует кое-что поважнее
благоразумия: тщеславие! Оно жгло его и не давало покоя. Неукротимое
честолюбие гнало этих людей вперед в поисках удачи. Хартман мог быть
только победителем, ему всегда надо было стать первым, добиться своего,
доказать, опередить других и утвердиться. И тут уж ничего нельзя было
поделать, ничего не имело значения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
вначале, он стал яснеть и определился вскоре: то был звук шагов. Бирс и
Ключников напряглись, обратившись в слух. Неизвестный двигался от тоннеля
метро и был настороже: делал несколько шагов, замирал, выжидая, потом
снова шагал и останавливался.
Иногда он зажигал фонарь, чтобы осмотреться, дальний размытый свет
падал из-за поворота; каждый из разведчиков видел тогда, как блестят в
сумраке глаза напарника. Они не знали, что их ждет и не думали об этом:
все мысли были направлены на то, чтобы не прозевать момент.
Незнакомец крался так чутко и так осторожно, что четче и осторожней,
казалось, нельзя: шаг, еще шаг, еще один, остановка - полное беззвучие,
немота.
Он приближался. Они лежали, напрягая внимание, стараясь ничем не
выдать себя. Незнакомец не дошел до поворота несколько шагов и застыл,
прислушиваясь. Стоять в полный рост здесь не удавалось, надо было изрядно
пригнуться, и пока незнакомец выжидал, они слышали слабые, едва заметные
звуки; шорохи, шуршание одежды, дыхание выдавали в темноте чужое
присутствие.
Прежде чем повернуть, он посветил перед собой, но едва он завел
горящий фонарь за угол, Ключников стремительно метнулся вперед, в ноги,
подсек и опрокинул человека, вцепившись в него мертвой хваткой.
Свои действия разведчики подолгу отрабатывали в зале, даже строили из
матов норы и лазы, чтобы научиться действовать в тесноте: каждому
следовало точно знать свой маневр. И они тренировались до седьмого пота,
пока не научились все делать без ошибок.
Включив фонарь, Бирс стремительно преодолел живой завал из двух тел и
отрезал незнакомцу путь к отступлению. Антон захватил его руки, пытаясь
надеть наручники, но противник попался им очень сильный, скрутить его
стоило большого труда: уже в наручниках, он продолжал бороться и пытался
встать.
Они бросили его на спину и прижали, наведя в упор фонари. Незнакомец
слепо щурился на ярком свету. Бирс глянул и обомлел: на земле лежал
Хартман. И Ключников, приглядевшись, понял, что знает этого человека: то
был долговязый американец, с которым Аня строила баррикаду.
- Стэн?! - очумело воскликнул Бирс. - Вы с ума сошли! Как вы здесь
оказались?!
- Может, вы снимите с меня наручники? - хмуро предложил Хартман.
Ключников отомкнул замки, Хартман лежа на спине пальцами растирал
запястья.
- Мы вполне могли вас угробить, - с досадой признался Бирс.
- Это было бы большой ошибкой с вашей стороны, - Хартман тяжело
поднялся на ноги.
- Скажи, что ему повезло, - произнес Ключников, а Бирс перевел.
- Большое спасибо, господа, - сердечно поблагодарил их Хартман.
Он сделал как раз то, против чего его предостерегал Першин: пустился
на поиски в одиночку. Со слов Бирса он знал, где Джуди исчезла, на такси
подъехал к дому Бирса и спустился в подвал.
Перед этим ему пришлось затратить немало усилий, чтобы избавиться от
слежки. За ним присматривали, но в первые после путча дни, когда толпа
осадила штаб-квартиру госбезопасности на Лубянке, секретные службы
затаились и работали вяло; Хартману удалось уйти от наблюдения.
Спустившись в подвал, он стал пробираться в сторону центра. Из
подвала Хартман проник в тепловой коллектор под Большими Каменщиками,
потом используя вентиляционные колодцы и заброшенные тюремные галереи,
приблизился к Таганской площади. По пути ему попадались полуразрушенные
непонятные ходы, своды которых в любой момент могли обрушиться и
похоронить смельчака.
Посвечивая фонарем, Бирс следил за его рассказом по карте, делая
отметки карандашом.
Таганская площадь под землей напоминала слоеный пирог: помимо
станций, переходов и тоннелей метро под площадью и в ее окрестностях вниз,
горизонт за горизонтом, уходили бункеры связи и управления. Холмы удобны
для подземного строительства, по этой причине почти все московские холмы
широко использовались под тайные сооружения; Таганский холм не был
исключением.
Не выходя на поверхность, Хартман обогнул бункер глубокого заложения
в Гончарах и оказался в Котельниках. Швивая гора позади небоскреба тоже
изрядно была застроена изнутри, Хартман нашел выход в тоннель метро,
прошел под Яузой и свернул в сторону Старых Серебряников, где углубился в
лабиринт лазов и ходов. Так он попал в Подкопаево, где еще в древности
люди брали в карьере глину, и здесь Хартман нарвался на засаду.
В это поистине нельзя было поверить. Бирс долго не мог отделаться от
ощущения странной игры, в которую он ненароком угодил. В то, что
произошло, верилось с трудом. И как причудлива судьба, если сводит тебя с
человеком, которого ты встречал когда-то - далеко и давно, в прошлой
жизни, на другом конце земли. И не просто сводит, но - где?!
"Спятить можно!" - подумал Бирс, оглушенный несуразностью
происходящего.
Разумеется, Хартман поступил безрассудно. Бирс и Ключников обсудили
события и решили, что это настоящее безрассудство. И все же они отдали ему
должное: решиться на такое мог только очень смелый человек.
Спускаться сюда, в преисподнюю - в чужой стране, без оружия, без
специального снаряжения, даже без бронежилета, зная наверняка - случись
что, никто не поможет, для этого и впрямь следовало быть отчаянным
храбрецом, но и сумасшедшим вполне. Бирс не удержался и сказал американцу,
что они с напарником думают по этому поводу.
- У меня не было другого выхода. Я обещал родителям Джуди сделать
все, что смогу, - объяснил Хартман, а Бирсу его слова показались обидными.
- Мы делаем все, что можем, - вернул он подачу Хартману.
Понятно было, что Хартман - один из тех богатых американцев, которые
мотаются по всему свету в поисках острых ощущений и готовы платить большие
деньги, чтобы подвергаться опасности и переживать риск; именно этого не
хватало им для полноты существования, все прочее они имели. Вероятно, по
этой причине Хартман сделался глубоководным ныряльщиком и устраивал себе
сафари в Африке.
И все же его затея выглядела чистым безумием.
- Он, видно, не понимает, чем это грозит, - предположил Ключников.
- Все он понимает, - возразил Бирс, немало удивив напарника.
Антон знал, что для Хартмана существует кое-что поважнее
благоразумия: тщеславие! Оно жгло его и не давало покоя. Неукротимое
честолюбие гнало этих людей вперед в поисках удачи. Хартман мог быть
только победителем, ему всегда надо было стать первым, добиться своего,
доказать, опередить других и утвердиться. И тут уж ничего нельзя было
поделать, ничего не имело значения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98