Его лицо утратило всякое выражение. Взгляд переместился с сестры на арфиста. Затем он убрал руки с ее плеч, осторожно, как если бы поднимал камни. – Ладно. – В голосе его не было надежды. – Наверное, мы можем…
Его прервал тугой, словно пружина, голос арфиста:
– Основателя нет в Ане.
– Я чувствовала его присутствие! – вскричала Рэдерле. – Он был позади тебя у ворот Ануйна. Я чувствовала, как его ум обыскивает все уголки Хела; он чуть не прорвался сквозь мой разум, точно черный ветер, и я чувствовала его ненависть, его бешенство…
– Это был не Основатель.
– Но тогда кто… – И она остановилась. Живые и мертвые вокруг нее казались неподвижными, словно фигуры на шахматной доске. Она медленно покачала головой, опять онемев; стиснутый ее хваткой череп стал еще тверже и холоднее. Арфист сказал с неожиданной жесткостью:
– Я ни за что бы не предпочел это место. Но вы не дали мне выбора.
– Моргон? – прошептала она. И тогда вспомнила его быстрое и тихое отбытие из Кэйтнарда. – Я привела тебя сюда, чтобы он мог тебя убить?
Его изнуренное, лишенное надежды лицо было ей ответом. В ней всколыхнулось нечто среднее между выкриком и рыданием, порожденное смятением и скорбью. Она воззрилась на Дета, чувствуя, что дыхание ее стеснено, а в глубине глаз скапливаются жаркие слезы.
– Есть поступки, недостойные смерти. Прокляни нас за все: себя за то, что ты сделал его тем, чем он стал; его за то, что он не видит, чем он стал; а меня за то, что едва не поставила вас лицом к лицу. Ты погубишь его даже своей смертью. Вот дверь. Открой ее. Отыщи корабль, покидающий Ануйн…
– И куда я подамся?
– Куда угодно. Хоть на дно морское, если больше некуда. Играй там костям Илона, мне-то что. Просто уйди, и пусть Звездоносец забудет твое имя и все, что знал о тебе. Уходи…
– Слишком поздно… – Его голос стал почти нежным. – Ты привела меня в свой дом.
Она услышала сзади шаги и торопливо обернулась. Но это был Руд, раскрасневшийся и растрепанный от быстрой скачки, стремительно влетевший в зал. Он бросил зоркий вороний взгляд на сборище привидений, вызванных из могил мечтой о возмездии и вооруженных так, как ни один король Ана не вооружался несколько сотен лет. Руд замер; Рэдерле увидела, что, хотя лицо его и побелело, в глазах мелькает узнавание. Охрэ Проклятый, стоявший с ним рядом, по лицу которого шел багровый шрам от виска и до челюсти, след смертельной раны, схватил Руда за шиворот и рванул назад. Его рука, тяжелая, в кольчужной броне, крепко обвила горло Руда; в другой руке сверкнул нож. Кончик ножа кольнул висок. Охрэ кратко сказал:
– Давай-ка поторгуемся снова.
Мысль Рэдерле, забившая клокочущим фонтаном от испуга и ярости, полыхнула ослепительной белизной поперек лезвия ножа и ударила в глаза Охрэ. Он разинул пасть и выронил нож. Локоть Руда, ухнувший под окольчуженные ребра, похоже, не произвел должного действия, но хватка, стиснувшая горло, ослабла, так как Охрэ поднял ладонь к лицу. Руд высвободился и понесся через зал, задержавшись только, чтобы сорвать со стены древний клинок, висевший там со смерти Хагиса. Он остановился рядом с Дуаком, который сдержанно заметил:
– Будь добр, опусти меч. Последнее, чего я хотел бы, – это битвы в нашем доме.
Короли, казалось, двигались вместе без единого звука. И среди них – арфист, слегка наклонивший голову, как будто его внимание сосредоточилось на чем-то, не имеющем отношения к окружающему. Молчание его вызывало подозрения. Руд издал какой-то горловой звук. Затем покрепче ухватил рукоять меча и сказал:
– Попробуй их в этом убедить. Когда мы сами станем привидениями, мы хотя бы сможем биться с ними на равных. Кто их сюда привел? Дет?
– Рэдерле.
Руд резко повернул голову. И увидел Рэдерле, стоявшую теперь немного позади Дуака. Его глаза переместились с ее утомленного лица на череп в ее руках, и острие меча, звякнув, ударило об пол. Она увидела, как содрогнулся Руд.
– Рэдерле? Я увидел тебя и даже не узнал… – Он швырнул меч на камни и подошел к сестре. Потянулся к ней, как до того Дуак, но его руки упали, прежде чем он ее коснулся.
Он глядел на нее во все глаза, и она видела, что где-то глубоко-глубоко нечто дремлющее и неведомое ему борется с ощущением ее мощи. Руд прошептал:
– Что с тобой случилось? Что случается с людьми, которые пытаются совершить путешествие к горе Эрленстар?
Она сглотнула комок и убрала с черепа одну руку, чтобы коснуться брата.
– Руд…
– Где ты приобрела такую силу? Это не похоже на то, что ты могла прежде.
– Это всегда было во мне.
– Откуда? Я все гляжу на тебя и даже не знаю, кто ты!
– Ты знаешь меня, – прошептала она, горло у нее пылало. – Я из Ана…
– Руд, – заговорил Дуак. Голос его прозвучал с такой странной и неприкрытой тревогой, что Руд оторвал взгляд от сестры. Дуак уставился в дверной проем. Он ощупью поискал сзади Руда. – Руд, вот… Кто он? Скажи мне, это не тот, о ком я думаю, что он…
Руд резко развернулся. Их порог беззвучно, подобно тени, пересек некто на огромном черном скакуне с глазами цвета провалов Фарровых глазниц. Всадник был смуглым, жилистым и могучим. Голову его венчал обруч с одним-единственным кроваво-красным камнем. Рукояти его ножа и меча были оплетены золотом. На богатой накидке поверх брони был вышит древний символ Ана: дуб, принявший удар черной молнии в свою зеленую крону. Всадник оставил на пороге сопровождающих, которые, безусловно, явились из садов и с полей вокруг Ануйна. Позади них в открытую дверь Рэдерле видела стражей Дуака и безоружных слуг, пытавшихся прорваться в зал. Они с тем же успехом могли бы биться о каменную стену. Воздействие всадника на привидения в зале было немедленным: каждый меч тут же оказался обнажен. Фарр выступил вперед, его плоское, лишенное выражения лицо синевато светилось над разрубленной шеей, гигантский клинок взметнулся в его руке. Царственный всадник, не обращая внимания на Фарра, медленно обвел глазами собравшихся и задержал взгляд на Дуаке. Черный конь остановился.
– Эн.
Голос Руда на миг привлек к нему внимание короля, но тут же взгляд Эна вернулся к Дуаку. Голова Эна слегка наклонилась, и он произнес голосом бесстрастным, но непреклонным:
– Мир всем живущим в этом доме, и да не падет на них бесчестье. На тех, у кого есть честь. – Он замолчал, все еще не сводя глаз с Дуака, ибо признал в нем вечное чутье землезакона. Он испустил короткий смешок, в котором было мало веселья. – У тебя лицо того, кто из моря. Но твой отец более удачлив. В тебе чуть больше от моего земленаследника, нежели память о нем…
Дуак, вконец измученный, наконец обрел голос.
– Мир… – Это слово задрожало, и он прочистил горло. – Ты принес мир в этот дом и оставишь его нам, когда уйдешь?
– Не могу. Я дал обет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53