Но какова фактическая основа этих рассказов? Видимо, эти сообщения саг нужно сопоставить с показаниями других источников, в частности с песнями скальдов. В них Норвегия неоднократно названа «одалем» короля, «наследственным семейным достоянием» королевского рода. Трактовка государства как «отчины» или «вотчины» его главы относится ко времени короля Олава Харальдссона. По-видимому, укрепление королевской власти и изменение в системе вейцл, упомянутое выше, породили идею верховенства короля над всем населением и его земельными владениями; эта идея королевского суверенитета не могла, однако, найти адекватного юридического и терминологического выражения (ибо римское право оставалось чуждым сознанию средневековых скандинавов) и интерпретировалась единственно возможным и наиболее естественным для них образом, а именно – в виде «воспоминания» о будто бы имевшей место узурпации королем-объединителем всего одаля бондов.
Если иметь в виду, что в сознании бондов право собственности на наследственные владения и правоспособность, полноправие свободного человека сливались воедино, то легенда об «отнятии отчин» Харальдом Прекрасноволосым была, видимо, не чем иным, как своеобразным выражением чувств, вызванных посягательствами укреплявшейся монархии на независимость свободного населения Норвегии – посягательствами, которые стали особенно ощутимыми в XI веке. Здесь приходят на память «Откровенные висы» скальда Сигвата Тордарсона, в которых он призывал конунга Магнуса, сына Олава Святого, не посягать на отчины своих подданных, – эти притеснения и конфискации вызывают недовольство и чреваты мятежом (см. «Сагу о Магнусе Добром», гл. XVI). Тот факт, что из системы пиров-вейцл, некогда устраиваемых населением для короля и его дружины на началах добровольности, с начала XI века стала развиваться зачаточная система принудительного обложения, расценивался бондами как насилие и узурпация. В действительности, разумеется, земельные владения основной массы сельских жителей (исключая усадьбы опальных магнатов и их сторонников) оставались в их собственности. Но обязанность содержать на свой счет короля и его людей и в самом деле была возложена на население и вызывала его недовольство. Это недовольство выразилось и в неоднократных случаях сопротивления бондов фискальным требованиям королевских слуг.
Усиление королевской власти, приобретение ею новых прав и полномочий, расправа с язычеством и его приверженцами, вообще политика открытого разрыва со старыми порядками, которую Олав Харальдссон проводил более решительно и последовательно, нежели его предшественники, породили глубокий конфликт между ним и значительной частью старой знати, нашедшей поддержку у многих бондов. Знать перешла на сторону Кнута Могучего, короля Дании и Англии, который претендовал также на верховенство над Норвегией. Норвежские хёвдинги предпочитали далекого чужеземного государя самовластному правителю из рода Харальда Прекрасноволосого, вмешивавшемуся в их дела. Ученые высказывали гипотезу, что еще до захвата Олавом Харальдссоном норвежского престола между ним и Кнутом существовало соглашение, по которому Олав, служивший в качестве наемника в Англии, не откажет в поддержке английскому королю, а Кнут, добивавшийся в ту пору власти над Англией, за это передаст ему в управление Норвегию (или часть ее). Однако Олав правил страной в качестве самостоятельного государя, что в конце концов и привело к конфликту между ним и Кнутом Могучим.
После поражения шведов и норвежцев в войне против Дании Олаву Харальдссону пришлось покинуть Норвегию и бежать в Швецию и оттуда дальше на восток – на Русь, к киевскому князю Ярославу. Попытка Олава вернуть себе престол завершилась его гибелью в битве при Стикластадире (29 июля 1030 г.). Но в высшей степени символично, что это поражение короля обернулось победой монархии над традиционным крестьянским обществом. Ибо мятеж и убийство короля сопровождались установлением датского верховенства над Норвегией, в условиях которого преимущества отечественной королевской власти стали очевидны, и спустя немного времени авторитет покойного Олава настолько возрос, что церковь могла провозгласить его святым, покровителем норвежских королей и даже «вечным королем Норвегии». Идея о сакральной природе королевской власти получила новое обоснование. Вместе с тем этот акт продемонстрировал наличие новой важной опоры королевской власти – церкви.
Католические священники в окружении норвежского короля (как Олава Трюггвасона, так и Олава Святого) были выходцами из Англии. Норвегия в церковном отношении первоначально была подчинена архиепископам северной Германии. Но политика, проводившаяся духовенством, прежде всего способствовала укреплению норвежской монархии. В свою очередь и церковь нашла у короля поддержку, и том числе и материальную. В отличие от других стран Запада, церковь в Норвегии не могла рассчитывать на широкий приток пожертвований населения и на передачу в ее пользу массы земельных владений. Отчуждению наследственных участков земли препятствовали традиционные ограничения, и попытки духовенства отменить их были малоуспешными. Владения церкви и монастырей, которые вскоре стали основывать в Норвегии, составились преимущественно из пожалований королей; впоследствии они росли за счет подарков знати, а также в результате закладов недвижимой собственности бедными людьми, которые не сумели затем выкупить свои участки, и путем расчистки новых территорий. Далеко не сразу сумела церковь добиться и введения десятины (лишь в первой половине XII века).
Христианизация ознаменовала новый этап в развитии норвежского раннего государства. Появилась новая идеологическая опора его, в лице духовенства в норвежском обществе возникла сила, последовательно боровшаяся против старых языческих порядков, которые пронизывали всю традиционную социальную структуру. Если прежде социально-правовая община (округ тинга) была вместе с тем и культовой общиной, то теперь это единство было разбито, поскольку церковные приходы строились по новой схеме, не совпадавшей с системой тингов.
Наряду с духовенством, тесно связанным с монархией, значительную роль в стране стали играть должностные лица короля – лендрманны (институт, утвердившийся, по-видимому, со времени правления Олава Святого). В компетенцию лендрманна входила в первую очередь организация ополчения, в котором должно было принимать участие население. Выполнение этих военно-организационных функций неизбежно влекло за собой вмешательство лендрманнов в местное самоуправление, хотя обычное право и ставило им определенные препоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232
Если иметь в виду, что в сознании бондов право собственности на наследственные владения и правоспособность, полноправие свободного человека сливались воедино, то легенда об «отнятии отчин» Харальдом Прекрасноволосым была, видимо, не чем иным, как своеобразным выражением чувств, вызванных посягательствами укреплявшейся монархии на независимость свободного населения Норвегии – посягательствами, которые стали особенно ощутимыми в XI веке. Здесь приходят на память «Откровенные висы» скальда Сигвата Тордарсона, в которых он призывал конунга Магнуса, сына Олава Святого, не посягать на отчины своих подданных, – эти притеснения и конфискации вызывают недовольство и чреваты мятежом (см. «Сагу о Магнусе Добром», гл. XVI). Тот факт, что из системы пиров-вейцл, некогда устраиваемых населением для короля и его дружины на началах добровольности, с начала XI века стала развиваться зачаточная система принудительного обложения, расценивался бондами как насилие и узурпация. В действительности, разумеется, земельные владения основной массы сельских жителей (исключая усадьбы опальных магнатов и их сторонников) оставались в их собственности. Но обязанность содержать на свой счет короля и его людей и в самом деле была возложена на население и вызывала его недовольство. Это недовольство выразилось и в неоднократных случаях сопротивления бондов фискальным требованиям королевских слуг.
Усиление королевской власти, приобретение ею новых прав и полномочий, расправа с язычеством и его приверженцами, вообще политика открытого разрыва со старыми порядками, которую Олав Харальдссон проводил более решительно и последовательно, нежели его предшественники, породили глубокий конфликт между ним и значительной частью старой знати, нашедшей поддержку у многих бондов. Знать перешла на сторону Кнута Могучего, короля Дании и Англии, который претендовал также на верховенство над Норвегией. Норвежские хёвдинги предпочитали далекого чужеземного государя самовластному правителю из рода Харальда Прекрасноволосого, вмешивавшемуся в их дела. Ученые высказывали гипотезу, что еще до захвата Олавом Харальдссоном норвежского престола между ним и Кнутом существовало соглашение, по которому Олав, служивший в качестве наемника в Англии, не откажет в поддержке английскому королю, а Кнут, добивавшийся в ту пору власти над Англией, за это передаст ему в управление Норвегию (или часть ее). Однако Олав правил страной в качестве самостоятельного государя, что в конце концов и привело к конфликту между ним и Кнутом Могучим.
После поражения шведов и норвежцев в войне против Дании Олаву Харальдссону пришлось покинуть Норвегию и бежать в Швецию и оттуда дальше на восток – на Русь, к киевскому князю Ярославу. Попытка Олава вернуть себе престол завершилась его гибелью в битве при Стикластадире (29 июля 1030 г.). Но в высшей степени символично, что это поражение короля обернулось победой монархии над традиционным крестьянским обществом. Ибо мятеж и убийство короля сопровождались установлением датского верховенства над Норвегией, в условиях которого преимущества отечественной королевской власти стали очевидны, и спустя немного времени авторитет покойного Олава настолько возрос, что церковь могла провозгласить его святым, покровителем норвежских королей и даже «вечным королем Норвегии». Идея о сакральной природе королевской власти получила новое обоснование. Вместе с тем этот акт продемонстрировал наличие новой важной опоры королевской власти – церкви.
Католические священники в окружении норвежского короля (как Олава Трюггвасона, так и Олава Святого) были выходцами из Англии. Норвегия в церковном отношении первоначально была подчинена архиепископам северной Германии. Но политика, проводившаяся духовенством, прежде всего способствовала укреплению норвежской монархии. В свою очередь и церковь нашла у короля поддержку, и том числе и материальную. В отличие от других стран Запада, церковь в Норвегии не могла рассчитывать на широкий приток пожертвований населения и на передачу в ее пользу массы земельных владений. Отчуждению наследственных участков земли препятствовали традиционные ограничения, и попытки духовенства отменить их были малоуспешными. Владения церкви и монастырей, которые вскоре стали основывать в Норвегии, составились преимущественно из пожалований королей; впоследствии они росли за счет подарков знати, а также в результате закладов недвижимой собственности бедными людьми, которые не сумели затем выкупить свои участки, и путем расчистки новых территорий. Далеко не сразу сумела церковь добиться и введения десятины (лишь в первой половине XII века).
Христианизация ознаменовала новый этап в развитии норвежского раннего государства. Появилась новая идеологическая опора его, в лице духовенства в норвежском обществе возникла сила, последовательно боровшаяся против старых языческих порядков, которые пронизывали всю традиционную социальную структуру. Если прежде социально-правовая община (округ тинга) была вместе с тем и культовой общиной, то теперь это единство было разбито, поскольку церковные приходы строились по новой схеме, не совпадавшей с системой тингов.
Наряду с духовенством, тесно связанным с монархией, значительную роль в стране стали играть должностные лица короля – лендрманны (институт, утвердившийся, по-видимому, со времени правления Олава Святого). В компетенцию лендрманна входила в первую очередь организация ополчения, в котором должно было принимать участие население. Выполнение этих военно-организационных функций неизбежно влекло за собой вмешательство лендрманнов в местное самоуправление, хотя обычное право и ставило им определенные препоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232