Какое счастье!.. И вновь прояснился мозг и замелькали мысли:
"Надо скорее к Марееву… А Михаил?.. Мы вернёмся сюда, отыщем его…"
Медленно, держась за стенки торпеды, Володя встал и выпрямился. Всё тело болело. С трудом двигая руками, Володя отстегнул каучуковый воротник скафандра, откинул на спину шлем и посмотрел вокруг себя.
Вдруг громкое, неудержимое рыдание потрясло всё его тело. В мёртвом, равнодушном безмолвии, под бесстрастным светом электрической лампы он прислонился лбом к стальной оболочке торпеды и долго плакал горько и безутешно.
"Михаил… бедный, милый… Тут… внизу… под ногами… совсем близко…"
Сердце разрывалось при воспоминании о руке со сжатым кулаком, о стёклышке, которое так внимательно смотрело.
Снаряд не успеет вернуться… нет, не успеет… А он, может быть, ждёт…
И так же внезапно, как начались, рыдания прекратились. Володя, оцепенев, стоял у стенки торпеды, ощущая лбом её холод.
Неожиданно он выпрямился, глаза засверкали серьёзно и решительно, румянец залил побледневшие щёки.
Володя бросился к люку, ведущему в нижнюю камеру, и отыскал там короткую, широкую лопатку. Быстро, дрожащими руками, натянул на голову шлем и застегнул вокруг шеи каучуковый воротник.
Через несколько минут он полз под днищам торпеды к руке, торчавшей из массы песка, к мягко поблескивавшему стёклышку полузанесённого шлема…
Больше двух часов, скорчившись в тесном пространстве под торпедой, откапывал он безжизненное тело Брускова. Много раз он бросал лопатку и в изнеможении опускался на песок, тяжело дыша, не чувствуя натруженных рук, с невыносимой болью во всём теле.
Когда Брусков был почти освобожден из-под тяжёлого рыхлого слоя породы, новый приступ отчаяния овладел Володей: шлем Брускова на правой щеке был разорван и залит кровью, уже запёкшейся. Сквозь стёкла очков было видно, что кровью залито и всё его безжизненно-бледное лицо.
Но отчаяние длилось недолго. С новым приливом яростной энергии Володя продолжал откапывать Брускова.
Невероятно тяжёлым показалось Володе тело Брускова, когда он потащил его к люку и начал втаскивать в торпеду. Как страшно было прикасаться к мертвенно-неподвижному телу и прижимать его к себе!
"Он жив… – настойчиво убеждал себя Володя, – он только ранен… как тогда, в пещере…"
Он чувствовал, что не мог бы заставить себя держать в руках тело мертвеца. Лишь мысль, что Брусков жив, поддерживала его энергию и помогала ему преодолевать безотчётный ужас перед смертью и страх перед местом катастрофы.
Когда тело Брускова – тяжёлое, мягкое, как будто бескостное – опустилось в полусидячем положении на пол цилиндрической камеры, Володя собрал остаток своих сил и опять вышел наружу, чтобы обрезать провода к засыпанным инструментам и внести лампу в торпеду. Лишь герметически закрыв за собой оба люка – внешний и внутренний, – он опустился на пол в тесной близости с телом Брускова и почти без сознания долго оставался в неподвижности.
Внезапно вспыхнула мысль:
"Нельзя медлить!.. Промыть, перевязать рану… Скорее!.. Он истекает кровью…"
С невероятными усилиями Володя поднялся на ноги, скинул с себя шлем и скафандр и стал снимать шлем Брускова. Голова Михаила бессильно свисала на грудь, почти касаясь согнутых колен. Отстегнутый шлем не поддавался усилиям Володи: края разреза, залитые толстым слоем крови, запёкшейся вместе с песком, плотно пристали к лицу. Тогда Володя обрезал ножом материю шлема вокруг раны, обмыл тёплой водой лицо Брускова, проделал несколько приёмов искусственного дыхания и наконец остановился, измученный, едва держась на ногах, совершенно подавленный. Брусков не проявлял признаков жизни.
"Неужели умер?.. Это смерть?!"
Холодный ужас охватил его от сознания непоправимого несчастья. Замерло дыхание.
"Нет!.. Нет!.. Не может быть!.."
С лихорадочной быстротой он принялся разрезать ножом скафандр и комбинезон Брускова, растирать его обнажённую грудь. Потом бросился к ящику с продуктами и отыскал бутылку с коньяком. Приподняв голову, Брускова и разжав ножом зубы, он влил ему в рот немного коньяку и чуть не заплакал от радости, когда заметил появление лёгкого румянца на бледном лице Брускова. Румянец усиливался. Послышался тихий, едва уловимый стон… Брусков дышал, но все дальнейшие усилия Володи не помогали: Брусков оставался без сознания. Он проглотил несколько ложек бульона, прерывисто дыша, но голова бессильно свисала на грудь, глаза были закрыты.
Тогда Володя заторопился.
"Скорее назад… к снаряду… к Марееву!.."
Но вместо того, чтобы встать с колен, Володя вдруг свалился на пол, втиснувшись между телом Брускова и круглой стенкой торпеды.
Он заснул мёртвым, каменным сном.
Сколько часов длился этот сон, Володя не мог потом сказать. Проснувшись, он почувствовал себя свежим, бодрым и голодным. Брусков громко, прерывисто дышал, яркий румянец заливал его лицо, временами какое-то бормотанье срывалось с запёкшихся губ. Эти разгоревшиеся искры жизни доставили Володе ощущение невероятного счастья. Жизнь вновь была рядом, он не был больше одинок среди этой безмерной, мёртвой пустыни.
Володя влил несколько ложек бульона в рот Брускова, и тот без усилий проглотил их. Затем он постарался придать телу Брускова более удобное положение, подложил под него всё, что было мягкого в торпеде, укрыл его и лишь после этого сам охотно, с аппетитом, поел. Он ел и обдумывал сложность и серьёзность своего положения. Как вернуться к снаряду, не имея радиостанции, без помощи пеленгации? Управление торпедой надо было взять на полную свою ответственность. Он решил сделать самый крутой поворот вниз и затем, не теряя из виду фидера, спускаться до встречи со снарядом.
Скоро торпеда наполнилась волнующим гудением моторов. Сердце Володи радостно билось. Он был уверен в себе, в своём знании торпеды, её механизмов и приборов, в умении обращаться с ними. Гордость и уверенность росли в нем вместе с чувством благодарности к Брускову, передавшему ему эти знания, весь свой опыт вождения торпеды.
Он, Володя, – капитан подземной торпеды! Тринадцатилетний капитан! Он спасёт себя и Брускова! Вперёд! Какое будет счастье, когда он вернётся к снаряду, приведёт в целости и сохранности торпеду, доставит спасённого им Брускова! Вперёд!
Он осторожно привёл в движение колонны давления. Через некоторое время, когда они достаточно уплотнили под собой породу, Володя включил буровой аппарат, дав торпеде крутой поворот вниз.
Не отходя от киноаппарата, Володя следил за трассой снаряда. Торпеда, слегка изгибаясь и всё выше поднимаясь по кривизне, удалялась от трассы. Стараясь не терять её из виду, Володя непрерывно регулировал дистанцию. Торпеда прокладывала себе путь в толще габбро, со скоростью десяти метров в час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
"Надо скорее к Марееву… А Михаил?.. Мы вернёмся сюда, отыщем его…"
Медленно, держась за стенки торпеды, Володя встал и выпрямился. Всё тело болело. С трудом двигая руками, Володя отстегнул каучуковый воротник скафандра, откинул на спину шлем и посмотрел вокруг себя.
Вдруг громкое, неудержимое рыдание потрясло всё его тело. В мёртвом, равнодушном безмолвии, под бесстрастным светом электрической лампы он прислонился лбом к стальной оболочке торпеды и долго плакал горько и безутешно.
"Михаил… бедный, милый… Тут… внизу… под ногами… совсем близко…"
Сердце разрывалось при воспоминании о руке со сжатым кулаком, о стёклышке, которое так внимательно смотрело.
Снаряд не успеет вернуться… нет, не успеет… А он, может быть, ждёт…
И так же внезапно, как начались, рыдания прекратились. Володя, оцепенев, стоял у стенки торпеды, ощущая лбом её холод.
Неожиданно он выпрямился, глаза засверкали серьёзно и решительно, румянец залил побледневшие щёки.
Володя бросился к люку, ведущему в нижнюю камеру, и отыскал там короткую, широкую лопатку. Быстро, дрожащими руками, натянул на голову шлем и застегнул вокруг шеи каучуковый воротник.
Через несколько минут он полз под днищам торпеды к руке, торчавшей из массы песка, к мягко поблескивавшему стёклышку полузанесённого шлема…
Больше двух часов, скорчившись в тесном пространстве под торпедой, откапывал он безжизненное тело Брускова. Много раз он бросал лопатку и в изнеможении опускался на песок, тяжело дыша, не чувствуя натруженных рук, с невыносимой болью во всём теле.
Когда Брусков был почти освобожден из-под тяжёлого рыхлого слоя породы, новый приступ отчаяния овладел Володей: шлем Брускова на правой щеке был разорван и залит кровью, уже запёкшейся. Сквозь стёкла очков было видно, что кровью залито и всё его безжизненно-бледное лицо.
Но отчаяние длилось недолго. С новым приливом яростной энергии Володя продолжал откапывать Брускова.
Невероятно тяжёлым показалось Володе тело Брускова, когда он потащил его к люку и начал втаскивать в торпеду. Как страшно было прикасаться к мертвенно-неподвижному телу и прижимать его к себе!
"Он жив… – настойчиво убеждал себя Володя, – он только ранен… как тогда, в пещере…"
Он чувствовал, что не мог бы заставить себя держать в руках тело мертвеца. Лишь мысль, что Брусков жив, поддерживала его энергию и помогала ему преодолевать безотчётный ужас перед смертью и страх перед местом катастрофы.
Когда тело Брускова – тяжёлое, мягкое, как будто бескостное – опустилось в полусидячем положении на пол цилиндрической камеры, Володя собрал остаток своих сил и опять вышел наружу, чтобы обрезать провода к засыпанным инструментам и внести лампу в торпеду. Лишь герметически закрыв за собой оба люка – внешний и внутренний, – он опустился на пол в тесной близости с телом Брускова и почти без сознания долго оставался в неподвижности.
Внезапно вспыхнула мысль:
"Нельзя медлить!.. Промыть, перевязать рану… Скорее!.. Он истекает кровью…"
С невероятными усилиями Володя поднялся на ноги, скинул с себя шлем и скафандр и стал снимать шлем Брускова. Голова Михаила бессильно свисала на грудь, почти касаясь согнутых колен. Отстегнутый шлем не поддавался усилиям Володи: края разреза, залитые толстым слоем крови, запёкшейся вместе с песком, плотно пристали к лицу. Тогда Володя обрезал ножом материю шлема вокруг раны, обмыл тёплой водой лицо Брускова, проделал несколько приёмов искусственного дыхания и наконец остановился, измученный, едва держась на ногах, совершенно подавленный. Брусков не проявлял признаков жизни.
"Неужели умер?.. Это смерть?!"
Холодный ужас охватил его от сознания непоправимого несчастья. Замерло дыхание.
"Нет!.. Нет!.. Не может быть!.."
С лихорадочной быстротой он принялся разрезать ножом скафандр и комбинезон Брускова, растирать его обнажённую грудь. Потом бросился к ящику с продуктами и отыскал бутылку с коньяком. Приподняв голову, Брускова и разжав ножом зубы, он влил ему в рот немного коньяку и чуть не заплакал от радости, когда заметил появление лёгкого румянца на бледном лице Брускова. Румянец усиливался. Послышался тихий, едва уловимый стон… Брусков дышал, но все дальнейшие усилия Володи не помогали: Брусков оставался без сознания. Он проглотил несколько ложек бульона, прерывисто дыша, но голова бессильно свисала на грудь, глаза были закрыты.
Тогда Володя заторопился.
"Скорее назад… к снаряду… к Марееву!.."
Но вместо того, чтобы встать с колен, Володя вдруг свалился на пол, втиснувшись между телом Брускова и круглой стенкой торпеды.
Он заснул мёртвым, каменным сном.
Сколько часов длился этот сон, Володя не мог потом сказать. Проснувшись, он почувствовал себя свежим, бодрым и голодным. Брусков громко, прерывисто дышал, яркий румянец заливал его лицо, временами какое-то бормотанье срывалось с запёкшихся губ. Эти разгоревшиеся искры жизни доставили Володе ощущение невероятного счастья. Жизнь вновь была рядом, он не был больше одинок среди этой безмерной, мёртвой пустыни.
Володя влил несколько ложек бульона в рот Брускова, и тот без усилий проглотил их. Затем он постарался придать телу Брускова более удобное положение, подложил под него всё, что было мягкого в торпеде, укрыл его и лишь после этого сам охотно, с аппетитом, поел. Он ел и обдумывал сложность и серьёзность своего положения. Как вернуться к снаряду, не имея радиостанции, без помощи пеленгации? Управление торпедой надо было взять на полную свою ответственность. Он решил сделать самый крутой поворот вниз и затем, не теряя из виду фидера, спускаться до встречи со снарядом.
Скоро торпеда наполнилась волнующим гудением моторов. Сердце Володи радостно билось. Он был уверен в себе, в своём знании торпеды, её механизмов и приборов, в умении обращаться с ними. Гордость и уверенность росли в нем вместе с чувством благодарности к Брускову, передавшему ему эти знания, весь свой опыт вождения торпеды.
Он, Володя, – капитан подземной торпеды! Тринадцатилетний капитан! Он спасёт себя и Брускова! Вперёд! Какое будет счастье, когда он вернётся к снаряду, приведёт в целости и сохранности торпеду, доставит спасённого им Брускова! Вперёд!
Он осторожно привёл в движение колонны давления. Через некоторое время, когда они достаточно уплотнили под собой породу, Володя включил буровой аппарат, дав торпеде крутой поворот вниз.
Не отходя от киноаппарата, Володя следил за трассой снаряда. Торпеда, слегка изгибаясь и всё выше поднимаясь по кривизне, удалялась от трассы. Стараясь не терять её из виду, Володя непрерывно регулировал дистанцию. Торпеда прокладывала себе путь в толще габбро, со скоростью десяти метров в час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79