– Мы не туда идём… Я потерял… потерял трассу… Мы заблудились…
С неожиданной силой он вдруг вскочил на ноги и вновь прильнул к окошечку киноаппарата. В центре снимка, на сером фоне габбро, вертикально стояла тёмная полоса с зазубренными, неровными очертаниями. Внизу полоса неожиданно расщеплялась на пучок тонких, извилистых, спутанных в клубок нитей.
Сомнений нет! Это трещина – странная, необычная, – но всё же трещина, а не трасса снаряда.
Володя резко, как перед внезапно открывшейся пропастью, повернулся к распределительному щиту и выключил все моторы. В наступившей тишине, дрожа всем телом, всё с тем же ужасом в глазах, он опустился рядом с Брусковым на пол камеры и застыл…
Одно видение заполняло теперь его мозг, овладело всеми чувствами: огромная мрачная толща земной коры вверху, над ним, пылающая бездонная глубина внизу и необозримые пространства безмолвной, непроницаемой каменной массы кругом. И среди этого каменного мрака, в микроскопическом, ярко освещённом стальном пузырьке, – он, Володя, рядом с полуживым Брусковым, далеко, страшно далеко от яркого солнца, голубого неба, от весёлого смеха, от всех радостей жизни.
Он долго просидел в оцепенении, прежде чем первая робкая мысль проступила в его сознании:
"Ведь трасса всё-таки где-то здесь… близко… Торпеда не могла далеко уйти от неё… Сбила с дороги трещина… Но он знает, насколько отклонилась торпеда от прежнего пути… На десять делений вправо и на двенадцать – вниз. Вниз всё равно надо идти, а отклонение по горизонтали можно исправить… прежний путь был всё-таки более или менее правильным… Нельзя бездействовать… нельзя тратить зря энергию аккумуляторов… Надо идти вперёд… искать…"
…Бодрое, деловитое пение моторов вливает в душу мужественную силу, решимость и веру. Володя ожил. Он не может и минуты оставаться без дела. Он ухаживает за Брусковым, кормит его, меняет ему компрессы, поправляет положение рук и ног, чтобы не затекли… Брусков то невнятно бредит, то затихает. Он тяжело дышит… Володя часто смотрит в носовой и боковой киноаппараты, переводит боковой по круговому рельсу, чтобы видеть путь торпеды со всех сторон.
Ни трассы, ни снаряда не видно…
Володя очень устал. Он с трудом держится на ногах. Сколько времени он уже не спал? Тяжёлые веки падают на глаза, но Володя борется со сном и не поддаётся ему. Он уже давно направил торпеду на прежний путь. Часы идут, а трассы всё нет и нет. Опять ошибка?.. Он подсчитывает пройденные часы и метры, пытается определить возможные отклонения… Он пробует их исправить, меняет направление на несколько делений вправо, а потом немного вкось и вниз. Но трасса не появляется…
Был момент, когда он, кажется, заснул. Присев на корточки, переменил положение руки Брускова, и тут что-то накрыло его, и больше он ничего не помнит. Очнулся он, сидя на полу; голова лежала на плече затихшего Брускова. Не может быть, чтобы это длилось долго!.. Холодок охватывает Володю, и кровь отливает от сердца… А что, если он всё-таки спал часа два… три? Страшно подумать! Ведь он мог пропустить трассу, пройти мимо неё! Может быть, сейчас торпеда стремится куда-то в каменном пространстве, оставив далеко позади и снаряд и его трассу?
Отчаяние вновь охватывает Володю и сжимает до боли сердце.
Несколько минут он стоит неподвижно, оглушённый страшным предположением. Потом он хватается за рубильник и выключает моторы. Он боится теперь каждого лишнего метра, может быть, отдаляющего его от снаряда.
Где же он теперь? Сколько успела пройти торпеда с тех пор, как покинула место аварии? До снаряда было тогда сто сорок четыре метра.
Он посмотрел на часы-календарь и подсчитал. Выходило, что прошло почти трое с половиной суток с тех пор, как торпеда покинула снаряд. А в аккумуляторах запас энергии всего на сто двадцать часов. Значит, в них остаётся энергии только на тридцать шесть часов.
Эта мысль ошеломила Володю. Торпеде уже нельзя дальше идти… Нет! нет!.. Надо беречь энергию для освещения… Оказаться в тишине и в темноте – ужасно!.. Мареев, наверное, сам пойдёт на поиски торпеды, если снаряд получил ток с поверхности… Теперь надо ждать…
Как только моторы остановились, тяжёлая тишина наполнила торпеду.
Володя до того устал, что уже не в состоянии ни думать, ни надеяться. Свернувшись в комочек возле Брускова, он закрыл глаза и заснул. Скоро он опять был в шаровой каюте снаряда вместе с Мареевым, Малевской и вполне здоровым Брусковым. Продолжалась счастливая жизнь в огромном, просторном снаряде, где в удобном гамаке можно было так сладко вытянуться…
Сон не освежил Володю. Всё тело ныло, ноги затекли, спина и шея одеревенели. Безнадёжная тоска томила сердце. Володя встал и посмотрел на часы. Он проспал почти шесть часов. Голова была как будто налита свинцом. Володя попробовал сообразить, когда Мареев начнёт поиски… Но думать не хотелось. Полное безразличие ко всему сковало мозг и волю…
Он стоял среди камеры, и его равнодушный взгляд машинально переходил с распределительной доски на киноаппарат, с киноаппарата на полочки. На верхней полочке были обычные, теперь бесполезные вещи: ручной электрический фонарик, стакан, открытый термос, запасная батарейка. На нижней – два компаса: маленький переносной гирокомпас и магнитный. Всё уже давно известное и привычное.
Усталые глаза задержались на магнитном компасе. Его стрелка дрожит, трепещет, усиленно кланяется, почти касаясь лимба. И всё в одной точке – наклонится синеватым, матово поблескивающим острым язычком, отскочит, порыскает налево-направо и опять притянется к тому же румбу, клюнет и, трепеща, отскочит…
Глаза остановились на взволнованной игре стрелки, ни на одно мгновение не прекращавшейся. Стрелка, как очарованная, тянулась к одной точке, в одном направлении. Это направление совсем не указывало на север, как обычно. Спокойный и солидный гирокомпас без колебаний указывал север в другой стороне. Что же это значит? Ах, да!.. Железо… Где-то вблизи, очевидно, большие массы железа… Это уже было однажды… Никита Евсеевич обрадовался тогда… Подземное соединение Курской и Криворожской залежей… Гирокомпас не испытывает влияния железа, а магнитный волнуется… Только откуда здесь, в габбро, железорудные залежи?
Глаза Володи оживились. Равнодушие сменилось пытливым интересом.
Что же это значит? Если здесь нет железных залежей, то отчего волнуется магнитная стрелка?
И вдруг сверкнула мысль, от которой захватило дух! Снаряд!
Огромный, тяжёлый стальной снаряд!
Он где-то здесь, недалеко, и всей своей тридцатипятитонной металлической массой влечёт к себе крохотную стрелку. Это он! Несомненно, он! Снаряд!
Стрелка указывает направо вниз… А торпеда шла до сих пор хотя и вниз, но левее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79