— Полкроны, сэр!
Это было больше, чем дневная плата рабочего.
— За это я хочу, чтоб ты мне кое-что пообещала, Сьюзи.
— Сэр… сэр?..
Сьюзи держала руки за спиной.
— Бери деньги и пообещай мне, что при первой возможности, как только миссис Мейсон тебя отпустит, ты купишь себе что-нибудь поесть. Наполнишь свой маленький несчастный желудочек. Оладьи, гороховый пудинг, свиные ножки — все, что тебе захочется. Обещай мне.
— Но, сэр…
Полкроны и возможность наесться от души — этого попросту не может быть.
— Бери, — строго сказал Хорнблауэр.
— Да, сэр.
Сьюзи зажала монету в худеньком кулачке.
— Не забудь, что ты обещала.
— Да, сэр, спасибо, сэр.
— Теперь спрячь ее и быстренько выметайся.
— Да, сэр.
Она выбежала из комнаты, и Хорнблауэр снова принялся раскладывать отбивные.
— Теперь я смогу позавтракать с удовольствием, — смущенно сказал он.
— Не сомневаюсь, — ответил Буш, намазывая маслом хлеб и накладывая на тарелку горчицу. Привычка есть говядину с горчицей сразу выдавала в нем моряка, но он делал это, не задумываясь. Когда перед тобой стоит отличная еда, думать незачем, и он ел в молчании. Только когда Хорнблауэр заговорил, Буш понял, что тот мог расценить его молчание как осуждение.
— Полкроны, — оправдывался Хорнблауэр, — для разных людей означает разное. Вчера…
— Вы совершенно правы. — Буш из вежливости заполнил наступившую паузу и только подняв глаза обнаружил, почему Хорнблауэр замолчал.
В дверях стояла Мария. Шляпка, перчатки и шаль показывали, что она собирается выходить, вероятно, за покупками, раз школа, где она преподает, временно закрыта.
— Я… я… заглянула посмотреть, не нужно ли вам чего, — сказала она. Голос ее дрожал, то ли оттого, что она услышала последние слова Хорнблауэра, то ли по какой-то другой причине.
— Спасибо. Все просто превосходно, — пробормотал Хорнблауэр.
— Пожалуйста, не вставайте, — поспешно и даже как-то враждебно произнесла Мария, когда Хорнблауэр с Бушем начали подниматься со стульев. Глаза ее были влажны. Напряжение разрядил стук в наружную дверь. Мария побежала открывать. Они услышали мужской голос. Вернулась Мария, за ней возвышался капрал морской пехоты.
— Лейтенант Хорнблауэр? — спросил он.
— Это я.
— От адмирала, сэр.
Капрал держал в руке письмо и сложенную газету. Пришлось ждать, пока Хорнблауэру найдут карандаш, чтобы расписаться в получении. Щелкнув каблуками, капрал удалился. Хорнблауэр стоял с письмом в одной руке и с газетой в другой.
— Откройте… пожалуйста, откройте, — сказала Мария.
Хорнблауэр сломал печать и развернул письмо. Он прочел его, потом перечел, кивая, словно письмо подтверждало некую прежде сформулированную им теорию.
— Как видите, иногда полезно играть в вист, — сказал он. Он вручил Бушу письмо; улыбка его была какая-то кривая.
«Сэр (прочел Буш),
С радостью пользуюсь случаем прежде официального уведомления сообщить вам, что вы утверждены в звании капитан-лейтенанта и вскоре будете назначены на военный шлюп».
— Клянусь Богом, сэр! — воскликнул Буш. — Поздравляю! Во второй раз, сэр. Вы это заслужили, я и прежде так говорил.
— Спасибо, — сказал Хорнблауэр. — Дочитывайте.
«Прибытие в это время почтовой кареты из Лондона (говорилось во втором абзаце) позволяет мне известить вас об изменившейся ситуации, избегая в этом письме излишнего многословия. Из прилагающегося номера „Сан“ вы узнаете, почему в течение нашего столь приятного вечера сохранялись условия военной секретности, вследствие чего нет надобности извиняться перед вами, что я вас тогда не просветил.
Остаюсь
Ваш покорный слуга ПАРРИ» .
К тому времени, как Буш дочитал письмо, Хорнблауэр развернул газету на нужном месте, которое и показал Бушу.
«Послание Его Величества
Палата общин, 8 марта 1803 года
Министр финансов зачитал следующее послание Его Величества.
Его Величество считает необходимым уведомить Палату Общин, что поелику в портах Франции и Голландии наблюдаются активные военные приготовления, он счел нужным принять дополнительные меры к обеспечению безопасности своих владений.
Георг R».
Этого Бушу было достаточно. Бони с его плоскодонными посудинами и армией, размещенной по всему побережью Ла-Манша, встретил своевременный и достойный отпор. Ночная вербовка, задуманная и проведенная в полной тайне, которую Буш целиком и полностью одобрил (он возглавлял в свое время немало вербовочных отрядов, и знал, как быстро моряки разбегаются при первом намеке на вербовку), обеспечит команду для судов, которые, в свою очередь обеспечат безопасность Англии. Кораблей в достатке, в каждом английском порту, а офицеров — Буш слишком хорошо знал, сколько свободных офицеров. Стоит флоту выйти в море, и Англия посмеется над любым предательским нападением, которое замыслил Бонапарт.
— Хоть раз они сделали то, что нужно, клянусь Богом, — воскликнул Буш, хлопая по газете.
— Но в чем дело? — спросила Мария. Она молча переводила взор с одного офицера на другого, пытаясь прочесть выражения их лиц. Буш вспомнил, что она заморгала, когда он разразился поздравлениями.
— Через неделю будет война, — сказал Хорнблауэр. — Бони не стерпит смелого ответа.
— Ох, — сказала Мария. — А вы… что же вы?
— Я назначен капитан-лейтенантом, — сказал Хорнблауэр, — и скоро мне дадут военный шлюп.
— Ох, — снова сказала Мария.
Секунду или две она мучительно пыталась совладать с собой, потом не выдержала. Голова ее клонилась все ниже и ниже, наконец, она закрыла лицо руками в перчатках и отвернулась от мужчин. Теперь они видели под шалью лишь ее вздрагивающие от рыданий плечи.
— Мария, — мягко позвал Хорнблауэр. — Мария, не надо, пожалуйста.
Мария повернула к ним зареванное лицо в скособоченной шляпке.
— Я н-н-никогда вас больше не увижу, — рыдала она. — Я была так счастлива с этой с-с-свинкой в школе, я думала, буду стелить вам постель и убирать вашу комнату. И тут это все.
— Но, Мария, — выговорил Хорнблауэр, беспомощно похлопывая рукой об руку. — Мой долг…
— Лучше б я умерла! Да, лучше б я умерла! — сказала Мария. Слезы текли по ее щекам и падали на шаль, глаза безнадежно смотрели в одну точку, большой рот скривился.
Этого Буш вынести не мог. Он любил симпатичных, пухленьких девушек. То, что он видел сейчас, раздражало его непомерно — может, оно оскорбляло его эстетическое чувство, как ни мало вероятно, чтоб Буш таким чувством обладал. Может его просто злила женская истерика, но если так, злила она его сверх всякой меры. Он чувствовал, что если ему придется еще минуту выносить этот рев, у него расколется голова.
— Пошли отсюда, — сказал он Хорнблауэру.
Ответом ему был изумленный взгляд. Хорнблауэру не приходило в голову, что он может сбежать в ситуации, за которую, в силу своего характера, был склонен винить самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65