По поводу дальнейших деталей воспитания ребенка вы можете прочитать в моей книге «НА ЧТО СПОСОБЕН РАЗУМ»".
На этом его заявление заканчивалось, вероятно, тут у него завязался спор с полицейскими. Никогда в жизни им не приходилось выслушивать ничего подобного, и они хотели уточнить множество деталей, задавали вопросы, на которые Ширли, вероятно, отказывался отвечать, считая их не относящимися к делу. Создавалось впечатление, что он был готов сделать максимально подробное заявление, но только на его условиях, а иначе он вообще отказывался говорить.
Точнее, он хотел рассказать о деталях своего эксперимента, в то время как полиция хотела получить признание того, что он сделал с безымянным мальчиком, который в течение четырех лет находился в полной власти человека, одержимого маниакальной идеей.
– Так вот почему ты ненавидишь всяческие тесты! – возбужденно воскликнул Бодейкер.
– Очень может быть, – сухо отозвался Флетчер.
– Но как же могло получиться, что ты ничего не помнишь? Четырехлетний ребенок может многое запомнить.
– Ну, Флетчер мертв. Я взял с собой только ограниченное число воспоминаний. То, что Флетчер помнил или мог бы помнить, теперь представляет не более чем академический интерес. И потом, разве память во многом не опирается на язык? Заявление Ширли начинается словами: 17 мая 1926 года я возвращался на своей машине в Эдинбург.
Без языка что могло бы содержаться в этом воспоминании?
– Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Через несколько минут Флетчер, а не Бодейкер снова обратился к рецензии на книгу «НА ЧТО СПОСОБЕН РАЗУМ». Рецензия была длинной и злой. Рецензент не мог знать, на что он пишет рецензию – ведь книга вышла еще до дела Ширли. И уж, конечно же, он не мог знать, что Ширли считал, что телепатия существовала на самом деле потому, что он точно знал: она существует; более того, все его описания возможных телепатических экспериментов не были теоретическими выкладками, а являлись простым переложением реально происшедших событий.
Однако в рецензии содержалось совсем мало информации о самой книге, и вскоре Флетчер отложил вырезку в сторону.
Следующая вырезка о деле Ширли была обескураживающей: в ней содержались подробные описания спора о законности обвинений, выдвинутых против Ширли. Эту вырезку они тоже на время отложили в сторону, потому что им бросились в глаза огромные заголовки на следующей вырезке: КОШМАР У МОНУМЕНТА СКОТТА. НА ВЕРХНЕЙ ГАЛЕРЕЕ МОНУМЕНТА ВЫСОТОЙ В ДВЕСТИ ФУТОВ АРЕСТОВАН НЕИЗВЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ДЕРЖАЛ МАЛЬЧИКА НА ВЫТЯНУТЫХ РУКАХ НАД ПАРАПЕТОМ. ОБВИНЕНИЯ БУДУТ ОБЪЯВЛЕНЫ…
Очевидно, это послужило началом дела Ширли.
Кроме того, Флетчер понял, что в тот день родилась его боязнь высоты, и возненавидел Ширли холодной болезненной ненавистью.
Флетчер заметил, что сообщение об аресте сэра Чарльза Ширли и статья, озаглавленная «Кошмар у монумента Скотта» были из одного и того же номера газеты.
Полиция или главный редактор газеты решили сначала не открывать читателям, что между этими двумя событиями есть связь.
Теперь становилась понятной суть спора по поводу обвинений, выдвинутых против Ширли. И хотя Ширли сам рассказывал о том, что он делал с безымянным ребенком между 17 мая 1926 года и 22 мая 1930 года, 23 мая 1930 года несколько свидетелей видели, как он держал мальчика над ужасающей пропастью между верхней галереей монумента Скотту в Эдинбурге и расположенной далеко внизу землей.
Они также сообщили, что его с трудом оттащили от парапета.
Здесь, по крайней мере, можно было усмотреть покушение на жизнь. Впрочем, тут можно было предъявить сразу несколько разных обвинений, но, даже если бы и не удалось ничего доказать, Ширли до полусмерти испугал четырехлетнего ребенка, что явилось причиной повышенного интереса общественного мнения к суду.
Ширли, однако, был абсолютно уверен в том, что не сделал ничего плохого. Про события у монумента он сказал так:
– Мальчик был способен руководить мной. Он это уже доказал. Вы просто ничего не понимаете. У меня не было ни малейшего намерения причинить ему вред. Когда он стал старше, мне было все труднее находить достаточно сильные стимулы, которые заставляли бы его полностью проявлять свои способности. Я задумал этот эксперимент для того, чтобы вынудить ребенка установить надо мной полный контроль ради его собственной безопасности…
В другой раз он сказал: «Я не понимаю. Ребенок уже доказал, что, когда он голоден, он может общаться на уровне сознания, а не при помощи голоса, Я только усилил эту способность, помогая ему делать это. Его, как правило, регулярно кормили. Только иногда ему не давали пищи до тех пор, пока он не начинал посылать мысленные сигналы… Я повторяю, одаренный ребенок подобного типа при таких условиях пострадать никак не может. Я не понимаю ваших обвинений в жестоком обращении и равнодушии. Мальчик постоянно был окружен вниманием…
– … Конечно, он был лишен детства обычного ребенка.
Но ведь он и не был обычным ребенком. Моя цель? Я думал, что это совершенно очевидно. Дети, обладающие выдающимися музыкальными способностями, часто оказываются лишенными нормального детства. Детям-актерам тоже некогда играть в игрушки. Этот ребенок – телепат, неужели мы можем допустить, чтобы такие удивительные способности пропали?
Неужели мы до сих пор живем в Средние Века и продолжаем бояться неизведанного?»
Только один раз Ширли позволил себе выразить некоторые сомнения.
– Да, я прибегал к гипнозу. Теперь я думаю, что это могло быть ошибкой. Мальчик не знал никаких слов, а когда я начал воспользовался гипнозом, мне пришлось обучить его некоторым словам. Это, само по себе, было ошибкой.
Однако я чувствовал, что это необходимо, чтобы внедрить в его сознание правильное отношение к похоти, гордости, а также к общим понятиям добра и зла. Я хотел, чтобы мальчик боялся не меня, а Бога. Необходимо, чтобы такой талант служил добру. Я не мог себе представить, что мальчик стал бы использовать свои колоссальные возможности ради зла, или растратил свой потенциал на женщин…
Приблизительно в это время атмосфера вокруг дела изменилась, и сэра Чарльза Ширли стали воспринимать, как бесчеловечного монстра. При этом он разговаривал и вел себя так спокойно и хладнокровно, что ни у кого не возникало ни малейших сомнений в его вменяемости. Можно было бы сказать, что ни один разумный человек не смог бы сделать того, что сделал Ширли, но с тем же успехом можно было сказать, что ни один разумный человек не совершает немотивированных убийств, а в 1930 году далеко не все убийцы, у которых не шла пена изо рта, были автоматически осуждены на казнь. Глядя с некоторым отстранением на эти вырезки сорокалетней давности, Флетчер и Бодейкер одновременно почувствовали, как изменился весь тон отчетов о процессе сэра Чарльза Ширли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54