Умнее всех людей, которых он знал, ему казался старик Тихон Вялов; наблюдая его спокойное отношение к людям, его милостивую работу, Яков завидовал дворнику. Тихон даже спал умно, прижав ухо к подушке, к земле, как будто подслушивая что-то.
Он спросил старика:
- Ты сны видишь?
- Зачем? Я не баба, - сказал Тихон, и под словами его Яков почувствовал что-то густое, устоявшееся, непоколебимо сильное.
"Бабьи сны", - думал Артамонов младший, слушая споры и речи в доме дяди Алексея, думал и внутренно усмехался.
Вообще же он думал трудно, а задумываясь, двигался тяжело, как бы неся большую тяжесть, и, склонив голову, смотрел под ноги. Так шёл он и в ту ночь от Полины; поэтому и не заметил, откуда явилась пред ним приземистая, серая фигура, высоко взмахнула рукою. Яков быстро опустился на колено, тотчас выхватил револьвер из кармана пальто, ткнул в ногу нападавшего человека, выстрелил; выстрел был глух и слаб, но человек отскочил, ударился плечом о забор, замычал и съехал по забору на землю.
Лишь после этого Яков почувствовал, что он смертельно испуган, испуган так, что хотел закричать и не мог; руки его дрожали и ноги не послушались, когда он хотел встать с колен. В двух шагах от него возился на земле, тоже пытаясь встать, этот человек, без шапки, с курчавой головою.
- Застрелю, сволочь, - хрипло сказал Яков, вытягивая руку с револьвером, - человек повернул к нему широкое лицо и пробормотал:
- Застрелили уж...
Тут Яков узнал его, тоже забормотал изумлённо:
- Носков? Ах, подлец! Ты?
Страх Якова быстро уступал чувству, близкому радости, это чувство было вызвано не только сознанием, что он счастливо отразил нападение, но и тем, что нападавший оказался не рабочим с фабрики, как думал Яков, а чужим человеком. Это - Носков, охотник и гармонист, игравший на свадьбах, одинокий человек; он жил на квартире у дьяконицы Параклитовой; о нём до этой ночи никто в городе не говорил ничего худого.
- Так вот чем ты занимаешься? - сказал Яков и встал на ноги, оглядываясь; было тихо, только ветер встряхивал сучки деревьев над забором.
- А - чем я занимаюсь? - вдруг громко спросил Носков. - Я пошутить хотел, попугать вас, больше ничего! А вы сразу - бац! За это - не похвалят, глядите! Я сам испугался...
- Ах, вот как? - насмешливо, тоном победителя, сказал Артамонов. - Ну, вставай, идём в полицию.
- Идти я не могу, вы меня изувечили.
Носков поднял шапку и, глядя внутрь её, прибавил:
- А полиции я не боюсь.
- Ну, там - увидим. Вставай!
- Не боюсь, - повторил Носков. - Чем вы докажете, что я на вас напал, а не вы на меня, с испуга? Это - раз!
- Так. А - два? - спросил Яков, усмехнувшись, но несколько удивляясь спокойствию Носкова.
- Есть и два. Я для вас человек полезный.
- Это - сказка. Это из сказки!
И, направив револьвер в лицо гармониста, Яков с внезапной злостью пригрозил:
- Вот я тебе башку размозжу!
Носков поднял глаза и, снова опустив их в шапку, сказал внушительно:
- Не затевайте скандала. Доказать вы ничего не можете, хотя и богатый. Я говорю: пошутить хотел. Я папашу вашего знаю, много раз на гармонии играл ему.
Он резким жестом взбросил шапку на голову, наклонился и стал приподнимать штанину, мыча сквозь зубы, потом, вынув из кармана платок, начал перевязывать ногу, раненную выше колена. Он всё время что-то бормотал невнятно, но Яков не слушал его слов, вновь обескураженный странным поведением неудачного грабителя.
С необыкновенной для него быстротой Яков Артамонов соображал: конечно, надо оставить Носкова тут у забора, идти в город, позвать ночного сторожа, чтоб он караулил раненого, затем идти в полицию, заявить о нападении. Начнётся следствие, Носков будет рассказывать о кутежах отца у дьяконицы. Может быть, у него есть друзья, такие же головорезы, они, возможно, попытаются отомстить. Но нельзя же оставить этого человека без возмездия...
Ночь становилась всё холодней; рука, державшая револьвер, ныла от холода; до полицейского управления - далеко, там, конечно, все спят. Яков сердито сопел, не зная, как решить, сожалея, что сразу не застрелил этого коренастого парня, с такими кривыми ногами, как будто он всю жизнь сидел верхом на бочке. И вдруг он услыхал слова, поразившие его своей неожиданностью:
- Я вам прямо скажу, хотя это - секрет, - говорил Носков, всё возясь с ногою своей. - Я тут для вашей пользы живу, для наблюдения за рабочими вашими. Я, может быть, нарочно сказал, что хотел напугать вас, а мне на самом-то деле надо было схватить одного человека и я опознался...
- Ч-чёрт, - сказал Яков. - Как?
- Да, вот так... Вы - не знаете, а у дьяконицы в бане собираются социалисты и опять говорят о бунте, книжки читают...
- Врёшь, - тихо сказал Яков, веря ему. - А - кто? Кто собирается?
- Этого я не могу сказать. Арестуют, узнаете.
Носков, держась за доски забора, встал и попросил:
- Дайте мне палку, без неё я не дойду...
Наклонясь, Яков поднял палку, подал ему и оглянулся, тихо спрашивая:
- Но тогда как же ты, зачем же вы набросились на меня?
- Я - не набрасывался. Я - опознался. Мне нужно было не вас, а другого. Вы всё это оставьте. Ошибка. Вы увидите скоро, что я говорю правду. Должны дать мне денег на лечение ноги. Вот что...
И, придерживаясь за забор, опираясь на палку, Носков начал медленно переставлять кривые ноги, удаляясь прочь от огородов, в сторону тёмных домиков окраины, шёл и как бы разгонял холодные тени облаков, а отойдя шагов десять, позвал негромко:
- Яков Петрович!
Яков подошёл к нему очень быстро, Носков сказал:
- Вы об этом случае - никому, ни словечка! А то... Сами понимаете.
Он взмахнул палкой и пошёл дальше, оставив Якова отупевшим. Приходилось думать сразу о многом, и нужно было сейчас же решить: так ли он поступил, как следовало? Конечно, если Носков занимается наблюдением за социалистами, это полезный, даже необходимый человек, а если он наврал, обманул, чтоб выиграть время и потом отомстить за свою неудачу и за выстрел? Он врёт, что опознался и что хотел напугать, врёт, это ясно. А вдруг он подкуплен рабочими, чтобы убить? Среди ткачей на фабрике была большая группа буянов, озорников, но социалистов среди них трудно вообразить. Наиболее солидные рабочие, как Седов, Крикунов, Маслов и другие, сами недавно требовали, чтоб контора рассчитала одного из наиболее неукротимых безобразников. Нет, Носков, наверное, обманул. Нужно ли рассказать об этом Мирону?
Яков не мог представить, что будет, если рассказать о Носкове Мирону; но, разумеется, брат начнёт подробно допрашивать его, как судья, в чём-то обвинит и, наверное, так или иначе, высмеет. Если Носков шпион - это, вероятно, известно Мирону. И, наконец, всё-таки не совсем ясно - кто ошибся: Носков или он, Яков? Носков сказал:
"Скоро увидите, что я говорю правду".
Он смотрел вслед охотнику до поры, пока тот не исчез в ночных тенях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72