Это он придумал для них удачную рекламную формулу: «ДО – доктора для народа». Доктор Вит ощупал его трапециевидные мышцы, мышцы подзатылочную и грудино-ключично-сосковую. Ник уже разбирался в них так же хорошо, как в арлингтонских пригородах, устроенных в общем и целом посложнее человеческого тела.
– Ну и ну, – сказал доктор, разбитной, добродушный уроженец Среднего Запада, – будь это наша первая встреча, я, пожалуй, решил бы, что у вас началось трупное окоренение. Что это вы над собой творите?
Он провел уже привычную серию тычков, но результатом остался недоволен, вышел из кабинета и вернулся, толкая перед собой страшноватую машину на колесиках. Судя по виду этого устройства – все сплошь ремни и электроды, – иракская тайная полиция вполне могла урезонивать с его помощью людей, пишущих на стенах: «Саддам сука!» Доктор Вит смазал грудь Ника каким-то студнем, прикрепил к ней электроды и сказал:
– Будет немного жечь.
Ощущение было такое, словно тебя лупят по спине крокетными молотками. При каждом разряде лежавшего на столе Ника сгибало дугой, точно гальванизируемую лягушку на уроке биологии.
– С-сколько в-вольт?
– Уже дошли до тридцати трех. Впечатляет, правда? Выше четырех сотен я подниматься, пожалуй, не стану. Запах горящего мяса может отпугнуть других пациентов.
Доктор Вит питал склонность к черному юмору. Он подробно объяснил Нику, что постоянный ток, проходящий сейчас через его тело, предпочтительнее переменного, способного остановить сердце и вообще сварить человека заживо. По прошествии пятнадцати минут доктор отключил аппарат, повертел туда-сюда голову Ника и объявил, что все еще недоволен достигнутым.
– Вы не подумывали о том, чтобы подыскать для себя работу не столь напряженную? – спросил он, открывая шкафчик и извлекая из него шприц и пузырек с какой-то жидкостью. – К примеру, податься в авиадиспетчеры?
– И бросить на произвол судьбы пятьдесят пять миллионов уповающих на меня американцев? – отозвался Ник, осматривая свою грудь в поисках ожогов. – А это что?
– Это, – сказал, наполняя шприц, доктор Вит, – предназначено для особо запущенных случаев.
Он всадил иглу в плечо Ника у самой шеи. Ощущение не из приятных, но… – ooooooox! – какое блаженство разлилось вдруг по всем его напряженным сухожилиям. Чувство было такое, точно он вдруг вырос до небес.
– Ууф! – сказал Ник, которому казалось, будто он сидит в кружащем на месте маленьком вертолете. – Так что это?
– Новокаин. На нем пока и прервемся.
– А рецепт вы мне на него не выпишете?
– Не стоит. Я дам вам таблетки, называются «сома». Принимайте по четыре в день, за руль не садитесь, а через два дня приходите ко мне.
Катя по пятидесятому шоссе в сторону Вашингтона и прикидывая, как бы ему оторваться от охраны, Ник чувствовал себя лучше некуда. Он придумал новую игру. Проскочив мост Рузвельта, он резко свернул направо, к Рок-крик, потом налево, к Уайтхерсту, и взлетел по Фоксхолл к Св. Эвтаназию, где его ожидал преподобный отец Григс. Телохранители, визжа покрышками, подлетели к школе, когда он уже направлялся к ее административному зданию, и, обливаясь потом, бегом устремились за ним.
– Привет, ребята.
Ребята выглядели как-то нерадостно.
– Ники, я тебя очень прошу, не делай этого, иначе одному из нас придется пересесть в твою машину.
– Расслабься, Майк. Всего-то кубик новокаина, а сколько удовольствия…
Преподобного пришлось ждать, он появился через несколько минут и явно испугался, обнаружив в своей тихой приемной скопище одинаково одетых крепышей.
– А-а, да, – придя в себя, сказал он. – Это, надо полагать, те джентльмены, о которых я сегодня читал в газете. Ужасная история.
Ник сказал «ребятам», что в кабинете преподобного покушения на него ожидать не приходится, и оставил их наедине с выпусками «Англиканского дайджеста» и «Современного учителя», а сам отправился выяснять, ради какого дела его сюда призвали.
– Большое вам спасибо за то, что пришли, – сказал Григс, подводя его к кожаному креслу. Кабинет, казалось, обставлялся еще в 1535 году: тюдоровский дуб от пола до потолка, узкие окна со средниками, вытертый персидский ковер и чуть приметный залах разливавшегося здесь в последние сто лет сухого хереса.
Для начала они поболтали немного о недавнем весьма спорном назначении женщины на пост викарного епископа. Бывший когда-то давно католиком, Ник смутно предоставлял себе иерархическую структуру англиканской церкви. Собственно говоря, он понятия не имел, что означают слова «викарный епископ», ему всегда казалось, будто это такой епископ, который кого-то победил. Но понемногу до него начало доходить, что речь идет просто-напросто о помощнике епископа. Поскольку все будущее Джоя зависело от его преподобия Григса, Ник изображал острый интерес к теме разговора, даже когда его преподобие таковой утратил и, откашлявшись, перешел, наконец, к сути дела.
– Как вам известно, мы каждый год проводим аукционы, собирая деньги на содержание наших стипендиатов. Вот я и подумал, может быть, ваша Ассоциация пожелает принять участие в таком аукционе? Из-за нынешнего спада все оказались стеснены в средствах. Даже самые, – он улыбнулся, – денежные из наших родителей.
Господи ты боже мой! И из-за этого Ник целую неделю корчился точно на угольях! Между тем как преподобный отец всего-навсего собирался поклянчить у него немного денег. «Сома» с новокаином привели Ника в благодушное состояние. Теплая, уютная мысль посетила его: в сущности говоря, с 1604 года ничего практически не изменилось. В тот год Яков I, король Англии, опубликовал (анонимно, поскольку писать памфлеты монархам не к лицу) «Осуждение табака». В памфлете сообщалось, что в 1584 году на остров Септед привезли двух индейцев из Виргинской колонии, дабы они продемонстрировали новомодный обычай, именуемый курением. Если судить по стандартам, установленным «Танцами с волками» и «Последним из могикан», политической корректностью Яков решительно не отличался.
«Какие доводы чести либо политики,
– гневался Его королевское величество, –
способны подвигнуть нас на то, чтобы мы подражали варварской и скотской повадке диких, безбожных, пребывающих в рабстве индейцев, особливо по части обыкновения столь низкого и зловонного?»
Далее Его милость признавал, что поначалу курение использовалось в качестве средства для избавления его родственницы, Елизаветы I, от «оспин», погубивших ее внешность, но писал при этом, что ныне доктора считают его мерзостным, отвратительным обыкновением, – представив своего рода отчет Главного врача за 300 лет до опубликованного в 1964-м отчета Лютера Терри. Что до собственных его воззрений, сообщал Его милость, то курение кажется ему
«обычаем, отвратным для взора, ненавистным для нюха, губительным для мозга и опасным для легких, в особенности черным зловонным дымом своим, напоминающим всего более стигийский дым преисподней».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Ну и ну, – сказал доктор, разбитной, добродушный уроженец Среднего Запада, – будь это наша первая встреча, я, пожалуй, решил бы, что у вас началось трупное окоренение. Что это вы над собой творите?
Он провел уже привычную серию тычков, но результатом остался недоволен, вышел из кабинета и вернулся, толкая перед собой страшноватую машину на колесиках. Судя по виду этого устройства – все сплошь ремни и электроды, – иракская тайная полиция вполне могла урезонивать с его помощью людей, пишущих на стенах: «Саддам сука!» Доктор Вит смазал грудь Ника каким-то студнем, прикрепил к ней электроды и сказал:
– Будет немного жечь.
Ощущение было такое, словно тебя лупят по спине крокетными молотками. При каждом разряде лежавшего на столе Ника сгибало дугой, точно гальванизируемую лягушку на уроке биологии.
– С-сколько в-вольт?
– Уже дошли до тридцати трех. Впечатляет, правда? Выше четырех сотен я подниматься, пожалуй, не стану. Запах горящего мяса может отпугнуть других пациентов.
Доктор Вит питал склонность к черному юмору. Он подробно объяснил Нику, что постоянный ток, проходящий сейчас через его тело, предпочтительнее переменного, способного остановить сердце и вообще сварить человека заживо. По прошествии пятнадцати минут доктор отключил аппарат, повертел туда-сюда голову Ника и объявил, что все еще недоволен достигнутым.
– Вы не подумывали о том, чтобы подыскать для себя работу не столь напряженную? – спросил он, открывая шкафчик и извлекая из него шприц и пузырек с какой-то жидкостью. – К примеру, податься в авиадиспетчеры?
– И бросить на произвол судьбы пятьдесят пять миллионов уповающих на меня американцев? – отозвался Ник, осматривая свою грудь в поисках ожогов. – А это что?
– Это, – сказал, наполняя шприц, доктор Вит, – предназначено для особо запущенных случаев.
Он всадил иглу в плечо Ника у самой шеи. Ощущение не из приятных, но… – ooooooox! – какое блаженство разлилось вдруг по всем его напряженным сухожилиям. Чувство было такое, точно он вдруг вырос до небес.
– Ууф! – сказал Ник, которому казалось, будто он сидит в кружащем на месте маленьком вертолете. – Так что это?
– Новокаин. На нем пока и прервемся.
– А рецепт вы мне на него не выпишете?
– Не стоит. Я дам вам таблетки, называются «сома». Принимайте по четыре в день, за руль не садитесь, а через два дня приходите ко мне.
Катя по пятидесятому шоссе в сторону Вашингтона и прикидывая, как бы ему оторваться от охраны, Ник чувствовал себя лучше некуда. Он придумал новую игру. Проскочив мост Рузвельта, он резко свернул направо, к Рок-крик, потом налево, к Уайтхерсту, и взлетел по Фоксхолл к Св. Эвтаназию, где его ожидал преподобный отец Григс. Телохранители, визжа покрышками, подлетели к школе, когда он уже направлялся к ее административному зданию, и, обливаясь потом, бегом устремились за ним.
– Привет, ребята.
Ребята выглядели как-то нерадостно.
– Ники, я тебя очень прошу, не делай этого, иначе одному из нас придется пересесть в твою машину.
– Расслабься, Майк. Всего-то кубик новокаина, а сколько удовольствия…
Преподобного пришлось ждать, он появился через несколько минут и явно испугался, обнаружив в своей тихой приемной скопище одинаково одетых крепышей.
– А-а, да, – придя в себя, сказал он. – Это, надо полагать, те джентльмены, о которых я сегодня читал в газете. Ужасная история.
Ник сказал «ребятам», что в кабинете преподобного покушения на него ожидать не приходится, и оставил их наедине с выпусками «Англиканского дайджеста» и «Современного учителя», а сам отправился выяснять, ради какого дела его сюда призвали.
– Большое вам спасибо за то, что пришли, – сказал Григс, подводя его к кожаному креслу. Кабинет, казалось, обставлялся еще в 1535 году: тюдоровский дуб от пола до потолка, узкие окна со средниками, вытертый персидский ковер и чуть приметный залах разливавшегося здесь в последние сто лет сухого хереса.
Для начала они поболтали немного о недавнем весьма спорном назначении женщины на пост викарного епископа. Бывший когда-то давно католиком, Ник смутно предоставлял себе иерархическую структуру англиканской церкви. Собственно говоря, он понятия не имел, что означают слова «викарный епископ», ему всегда казалось, будто это такой епископ, который кого-то победил. Но понемногу до него начало доходить, что речь идет просто-напросто о помощнике епископа. Поскольку все будущее Джоя зависело от его преподобия Григса, Ник изображал острый интерес к теме разговора, даже когда его преподобие таковой утратил и, откашлявшись, перешел, наконец, к сути дела.
– Как вам известно, мы каждый год проводим аукционы, собирая деньги на содержание наших стипендиатов. Вот я и подумал, может быть, ваша Ассоциация пожелает принять участие в таком аукционе? Из-за нынешнего спада все оказались стеснены в средствах. Даже самые, – он улыбнулся, – денежные из наших родителей.
Господи ты боже мой! И из-за этого Ник целую неделю корчился точно на угольях! Между тем как преподобный отец всего-навсего собирался поклянчить у него немного денег. «Сома» с новокаином привели Ника в благодушное состояние. Теплая, уютная мысль посетила его: в сущности говоря, с 1604 года ничего практически не изменилось. В тот год Яков I, король Англии, опубликовал (анонимно, поскольку писать памфлеты монархам не к лицу) «Осуждение табака». В памфлете сообщалось, что в 1584 году на остров Септед привезли двух индейцев из Виргинской колонии, дабы они продемонстрировали новомодный обычай, именуемый курением. Если судить по стандартам, установленным «Танцами с волками» и «Последним из могикан», политической корректностью Яков решительно не отличался.
«Какие доводы чести либо политики,
– гневался Его королевское величество, –
способны подвигнуть нас на то, чтобы мы подражали варварской и скотской повадке диких, безбожных, пребывающих в рабстве индейцев, особливо по части обыкновения столь низкого и зловонного?»
Далее Его милость признавал, что поначалу курение использовалось в качестве средства для избавления его родственницы, Елизаветы I, от «оспин», погубивших ее внешность, но писал при этом, что ныне доктора считают его мерзостным, отвратительным обыкновением, – представив своего рода отчет Главного врача за 300 лет до опубликованного в 1964-м отчета Лютера Терри. Что до собственных его воззрений, сообщал Его милость, то курение кажется ему
«обычаем, отвратным для взора, ненавистным для нюха, губительным для мозга и опасным для легких, в особенности черным зловонным дымом своим, напоминающим всего более стигийский дым преисподней».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82